детстве? Если лишить человека людского общества, то он не станет человеком. Дедушка позволил им проверить, что будет, если такого особенного человека не учить. Думаю, ему самому будет интересно, — Ан сдержала рвущийся из желудка поток. Помолчала. — Он потом раскаялся в том, что сделала, как говорил. Сказал, что был вынужден им отдать отца, хотя изначально хотели провести эксперимент над тремя. Но твоего отца и дядю он не отдал, пожертвовав только одним из братьев. А потом папа научился говорить, читать и считать. Даже умножать в уме. Этому уже я его научила… Ему было трудно, но он пытался. И дедушке было стыдно за то, что он сделал, поэтому, когда папа попросил, он сделал меня для папы. Точь-в-точь как папа, идеально ему подходит в дочки. Например, терпеливая и крепкая, чтобы сразу не померла от папиной заботы. Стойкая к ядам, например.
Ан всё же не сдержала отрыжку. Комок прокатился из желудка по пищеводу, обжигая слизистую, но вернулся на место. Она похлопала себя по груди и с трудом вздохнула.
— Что ты насыпала мне в вино, а, сестрёнка?
30
Этот уголок мира выглядел нетронутым катаклизмами и упадком. Зелёный спуск с нагорья к морю был усыпан, как рассыпавшимися косточками, домами для летнего отдыха. Круглые, с наклонными стенами и фигурными окнами, широкими террасами, изогнутыми и плоскими крышами, бассейнами и лестницами к морю. Они были ярко раскрашены, но при этом стояли достаточно далеко друг от друга, чтобы не мешать отдыхающим.
Но стоило подойти ближе, дома теряли своё очарование. Они были давно брошены, стены осыпались, бассейны и террасы заросли травой и мелкими кустами. Жилым выглядел только один дом. Около заполненного дождевой водой бассейна был разбит огород и небольшой цветник. Перед расчищенной террасой лежали аккуратно сложенные дрова из морского мусора. Кел уже добрался до огорода и лёг около ягодных кустов. Хозяин дома его не видел. Он складывал в поленницу обглоданные морем сучки. Рядом стояла самодельная тачка и колода с топором.
Ан не спешила давать о себе знать, а высокий худощавый мужчина не обращал на неё внимание. Он был одет в широкие полотняные штаны и лёгкую куртку, а волосы спрятаны под вязаной шапочкой. В городе Ан сказали, что он подрабатывает мелким ремонтом, целительством, а ещё они иногда звали его судить свои ссоры. Почему? Потому что он пришел сюда пятьдесят лет назад, а то и больше, жил тихо, мирно и помогал людям. Наверняка он святой человек.
Но грабить его Ан настоятельно не советовали. Сказали, кто пытался, ни разу ещё не вернулся назад. Да и кто проживёт пятьдесят лет и не состарится ни на день?..
Ан грабить отшельника не собиралась. Вряд ли у него есть хоть что-то ценное для неё. Зато информация — вполне, особенно если он тот, кого она в нём узнала.
Наконец-то хозяин домика разогнулся и огляделся. Сначала он посмотрел на небо, потом в сторону моря, о чём-то задумался. Потом он оглянулся на нагорье и заметил Ан. Мужчина, помедлив, приложил ладонь к бровям, чтобы защититься от летнего солнца и лучше разглядеть незнакомца. Ан так же неторопливо спускалась к нему по скользкой каменной дорожке.
Не доходя до первой грядки нескольких шагов, Ан остановилась. Хозяин сделал шаг навстречу. Ан заметила, как напряглись его мышцы, а левая рука с топором вздрогнула..
— Ты кто? Что тебе здесь надо?
Ан медленно подняла руку и сняла сначала личину, потом опустила респиратор.
— Привет.
Брат уставился на неё, как на привидение.
— Не узнал?
— Узнал, — брат уже не скрываясь, поднял топор. Он держал оружие гораздо уверенней, чем во время их последней встречи.
— Не хочешь пригласить меня в дом? — спросила Ан.
— Ты жива?
— Да.
— Я думал, ты умерла. Мне так сказали.
— Кто бы тебе это не сказал, он ошибся.
— Я просто так не сдамся.
— Я не собираюсь тебя убивать, — Ан сняла шлем. Ветер подхватил смятые волосы и тотчас же бросил их на лицо, испортив весь эффект.
— Ты хочешь мести!
— А мне есть за что тебе мстить?
Брат отступил на шаг.
— Уходи, Бесприютная. Просто уходи и забудь меня. Чтобы ты не хотела от меня, уходи!
— Меня зовут Ан, если ты забыл. И я хочу поговорить.
— А я не хочу! Уходи! Пожалуйста, куда-нибудь!
— Брат, успокойся. Я хочу поговорить. Правда. Я хочу просто поговорить.
Они молча стояли и смотрели друг на друга. Руки у брата тряслись. Ан стояла неподвижно, зная, что сейчас её кузена захлестывает страх. Он не был храбрецом, впрочем, как и она. Их создавали для другого мира и других целей, их не готовили к такой жизин. Обоих, но Ан всё равно оказалась чуть-чуть прочнее.
Ювелир вздохнул и опустил топор. Его лицо стало жалким, старым, и Ан увидела в его глазах безнадёжное смирение перед судьбой.
— Ты ведь просто так не уйдёшь, верно?
— Верно, не уйду. У меня есть вопросы, я хочу их задать и получить ответы.
— Ну… Тогда заходи, что ли.
Он обречённо махнул рукой и поднялся в дом. Ан свистнула Келу, велела ему охранять дом, и прошла следом за братом.
Изнутри дом Ювелира выглядел ещё более опрятным, чем снаружи. Брат по своему обыкновению стащил сюда множество вычурной мебели, занавесок, портьер, милых безделушек, настенных пано и ковриков. Но, в отличие от обиталища тётушки, дом брата выглядел опрятно. Как будто войны и не было. Каждая безделушка была любовно протёрта, начищенна до блеска или спрятана за стеклом. Ан было даже как-то неудобно топтаться здесь грязными сабатонами. По меркам нынешнего мира жилище было более, чем роскошным.
— Проходи уже, — брат оглянулся на неё, пытающуюся стряхнуть перед порогом гряз с ног, и указал дверь на кухню. — Ты это… железо снимать же не будешь?
— Нет. Да и у тебя нет ни места, ни одежды для меня. Табуретка найдётся? Могу сесть на пол, — Ан прошла в указанном направлении. На кухне стояла старая железная плита, кем-то переделанная в дровяную. Труба уходила в окно с асбестовой вставкой, аккуратно обитой реечками. Вдоль стены, на целом кафельном фартуке, висели поварёшки, маленькие кастрюльки и другие инструменты, которые Ан не знала. Она и в лучшие времена терпеть не могла готовить сама, разве что для самых близких. Но от вида вывешенных рядком поварёшек ей стало… не по себе. Она давно не ощущала себя так. Мило. Уютно. Очень по-старому. Взгляд скользнул по стеклянному буфету, забитому чашками, блюдцами и чайниками из разных сервизов. Большинство из них
