Вот оно совершило прыжок — словно отвратительнейший из кузнечиков пролетело метров двадцать; и пало многотонной своей тушей среди толпы, передавило, при этом, очень многих. В прыжке чудище задело и свод залы; и так уже потревоженный, и так уже еле сдерживаемый — ведь многие подпорные столбы были смяты толпами; потолок затрещал раскололся широкими трещинами; несколько крупных валунов упали на панцирь чудища, однако — оно даже и не заметило этого. Теперь, толпы восставших окружали его со всех сторон, и оно медленно поворачивалось, неустанно заглатывая их в свою пасть. Те из восставших, которые были ближе к воротам, завопили:
— Там еще такие!!! Идут!!! Идут!!! А!!!
Что тут началось! И те кто отбежали к дальней стене; и пытавшиеся остановиться, пришли в такой ужас, что и забыли про Ячука. Все эти массы рванулись вперед; и, конечно же, немало было передавлено. Медведь-оборотень, видя, что кричать теперь бесполезно, бросился к Ячуку, подхватил его в свою могучую ручищу, а потом сомкнулась вокруг ревущая, давящаяся толпа, и даже такому великану пришлось нелегко — он напрягал все силы чтобы не упасть; и держал по-прежнему золотящегося Ячука пред собою в вытянутой руке. Маленький человечек видел, как перемешивались десятки и сотни искаженных лиц, как они искажались еще больше от страшного воя; как одни валы плоти поглощались иными валами — а в то мгновенье, когда они врывались в коридор с разбитыми клетями — большая часть толпы, несомая тысячами бегущих позади, не могла втиснуться в этот проход, который шириной был не более пятнадцати метров, и вот запомнилось Ячуку женщина которая вынуждена была бежать на гребне этой волны — она была уже избитая, окровавленная, а в руках она держала ребенка лет пяти — она сохранила его в сохранности, и вот теперь пыталась передать назад — конечно, его никто не мог принять; и в последнее мгновенья она прижала его груди, вскрикнула какое-то ласковое слово, а потом то — все от удара сотряслись стены, и ничего там уже не осталась живого, только кровь хлынула под ногами…
В это время те восставшие которые оказались между чудищем и воротами, видя, что еще несколько таких же чудищ подоспевают в залу, пытались закрыть ворота. Их было там около двух сотен, и все они — и мужчины, и женщины, и дети — все, и из всех сил налегали на створки. А ворота были очень тяжелыми, к тому же — потолок над ними прогнулся, и они задевали за него.
— Братцы, да что ж это?!! О-ох! — в ужасе вопил кто-то из них, и от вопля этого, остальные с еще большим отчаяньем надавливали на створки — те скрипели, вырывали из проседающего потолка камни, и медленно — слишком медленно закрывались.
Сразу несколько болезненных воплей вырвалось с той дороги; и чудище, узнавшее голоса своих собратьев, бросилось к воротам — его обуревала жадность, и оно хотела поглотить тех, кто был возле ворот само — лишь бы только не досталось оно тем, кто приближался. Оно не рассчитало силы своего прыжка, а потому, со всего размаху, многотонной свой массой врезалась в одну из створок — эта створка, вырвав веера искр, а так же, несколько крупных глыб захлопнулась, и даже, несколько выгнулась. Вторую же створку еще продолжали закрывать — чудище хватало тех несчастных, стремительно заглатывало, новых хватало — те вопили от ужаса, но продолжали закрывать створку; и та была уже почти закрыта, когда подоспели иные чудища, они, учуяв запах крови, пришли в остервененье, и с размаху ударили — первое чудище, уперлась лапами в камни, и, сдерживая створки, стремительно продолжало заглатывать, все еще пытающихся закрыть ворота — те уже и не понимали зачем это делают — впрочем, им больше ничего не оставалось. От удара еще больше прогнулся потолок; ряды широких трещин безжалостно разрывали его; и одна за другой, все больше сотрясая залу, вырвались многотонные глыбы. И вот чудища, ударили в ворота разом — ничто не смогло сдержать этого удара; чудище у ворот перевернулось; а створки, с оглушительным треском проламывая просевший потолок, разломились; да еще ударили в стену с такой силой, что она передернулась.
Чудища с жадные воем прыгнули в залу, и в тоже мгновенье обрушился потолок; те верста камня, которые нависали над ними, словно исполинские челюсти сжались; и произошло это столь быстро, что никто сначала и не понял в чем дело: только была зала, а вот осталась только малая ее часть, где восставшие вбегали в коридор — остальную же часть заменила каменная стена, вокруг которой сильно клубилась пыль, под этой стеной были погребены и последние из отступавших, но большая часть успела уже или втиснуться в коридор, или же раздавиться саму об себя.
Вперед всех вырвался медведь-оборотень, который, на поднятой руке пред собою, словно живой факел, нес Ячука. Вот навстречу ему метнулись волколаки; а он одного из них отпихнул ногою, второму раздробил череп страшным ударом своего кулачища — иные волколаки, поджавши хвосты бежали.
Все бегущие следом, видевшие свет в руках великана, уже уверились, что он обладает каким-то волшебством, и выведет их таки к Свободе. Так бежали они довольно долгое время; и, наконец, Ячук крикнул своему спасителю:
— Куда же бежим мы?! Вы знаете?!
Оборотень, продолжая бежать, кричал:
— Что же — неужели останавливаться? Опять давка начнется!.. А куда бежим?! Да откуда ж я знаю, куда нам бежать, и что делать?! Где ж выход то, кто ж поможет нам!
— Так тоже нельзя! — выкрикивал Ячук. — Нам бы в какую-нибудь залу, где можно было бы остановиться; я придумаю что-нибудь. Но нельзя же так, без цели, по этим коридорам бегать — это же страшно как!
И, как раз в одном из боковых коридоров показалась довольно большая, пустующая зала, туда они и завернули. Неведомо, зачем эта зала была выдолблена — она имела квадратную форму; а выточенные в камне углы ее, расплывались в полумраке, ибо в зале было лишь несколько факелов. В зале не было никаких предметов, и, возможно, ее еще просто не успели заполнить.
У стены, между двух отдаленных факелов и остановился медведь-оборотень. Ячук перебрался к нему на плечо, и казалось теперь, что вместо головы у великана теперь мягкое золотистое облако; вбегавшие в залу, разгоряченные, лихорадочно дышащие восставшие, теснились к этому свету; и каждый то из них ожидал, что именно его этот свет спасет.
— Скажите им спокойным голосом, чтобы усмирились они. — прошептал на ухо медведю Ячук.
Тот заговорил глубоким, медовым голосом; и восставшие, которыми заполнился весь зал, и еще продолжали напирать они из коридора — разом успокоились. Им, ведь, нужен был предводитель; они, ждали какого-то указания, и вот, услышавши его — с готовностью исполнили, тем более, что исходило это повеление от того, кого они уже почитали своим избавителем.
И они все остановились; не говорили ни слова — и все ожидали, что же он скажет — это ожидание передалось и тем, кто еще был в коридоре, и они перестали напирать — тоже замерли; тоже ожидали, что же такое мудрое скажет сейчас их избавитель.
А Ячук и не ведал, что ему теперь говорить. Он вызвался остановить их, только затем, чтобы дать передохнуть, чтобы не бегали они с такой безысходной отчаянностью, по этим каменным лабиринтам. И вот теперь он чувствовал на себя сотни, а то и тысячи взглядов — из полумрака, освещенные его светом, выступали лишь первые из них; но по тому гулкому эху, которым поднималось от тяжелого их дыханья, человечек мог предположить, сколько их было на самом деле. И вот он обратился к оборотню:
— Я громко говорить не могу, так что вы передавайте то, что я буду говорить…
— Уж я постараюсь. — заверил его великан.
По рядам, в предчувствии речи, прокатился рокот; и они все непроизвольно вздрогнули, приблизились к ним на шаг. И вот Ячук начал говорить, а оборотень рокотал каждое его слова — при первых словах человечек еще не знал, к чему выйдет его речь, но в конце говорил уже уверенно:
— Я здесь оказался не случайно. Я знаю, что можно подняться у подъемников; но там можно подниматься лишь небольшими группами, а их наверху могут поджидать. К тому же нет какого-то плана, а, ведь он был составлен… Да — знаете ли вы, что восстание это было продумано, что есть настоящие предводители, которые все знают?
— Где ж они?! — нетерпеливо выкрикнул кто-то из задних рядов.
Медведь, тем временем, продолжал выкрикивать слова Ячука:
— К несчастью, перед самым началом, они были кем-то выданы. Но их не убили — нет. Их повели к НЕМУ. И вот я их и искал; они то вам и нужны. Только вот не ведаю я, кто такой этот ОН, и где его искать не ведаю.
Тут поднял тощую руку, какой-то старец похожий на скелета; и дрожащим, срывающимся от долгого бега голосом, выкрикнул:
— ОН может быть и верхний — то глава орочьей армии; а может быть и нижний ОН. Только про того нижнего мне одно ведомо — он такое чудище, что даже если бы все люди, какие есть на белом свете, собрались бы супротив его, так все равно бы не совладали.
