– Могу я вам чем-нибудь помочь, доктор?
Алекс, оторвавшись на мгновение от учебника, поднял глаза на Марша.
– Я не думаю.
– И все же, – не отставал Марш, видя, что Алекс медлит с ответом, он привычным движением поднял крысу и провел пальцем за розовыми лепестками ушей. Зверек пискнул от удовольствия. – Один только вопрос, профессор: вы, насколько я могу понять, собираетесь производить послойные срезы мозга. Разрешите узнать, каким образом?
Глаза Алекса встретились с глазами отца.
– Как ты догадался?
– Я, конечно, не гений, – заметил Марш, – но вчера ночью ты сам рассказал мне о своем выводе – при тех повреждениях, что твой мозг получил в катастрофе, ты должен был давным-давно умереть. Второй день ты изучаешь анатомию мозга, а про то, что белых крыс используют для подобных опытов, слышал даже я. Так что...
– О'кей, – кивнул Алекс. – Я действительно хочу удостовериться в том, что произойдет с крысой, если я попробую проникнуть в ее мозг так же глубоко, как доктор Торрес смог проникнуть в мой.
– То есть – выживет она или нет, – подытожил Марш. Алекс кивнул в знак согласия. – В таком случае у меня есть одно предложение. Мы воспользуемся лабораторией Медицинского центра, а я тебе проассистирую. Идет?
– Ты серьезно? – спросил Алекс.
– В ином случае твои крысы переживут только первый разрез.
Когда через несколько минут отец с сыном спустились вниз, Эллен, взглянув на них, слегка улыбнулась и удовлетворенно кивнула.
– Слава Богу, вы сами сообразили, что этим тварям не место в комнате Алекса. – Показав на клетку в руках сына, она спросила: – Если не секрет – куда это вы направились?
– Отвезем их в нашу лабораторию, – ответил Марш. – Возможно, мы там задержимся, если удастся кое-что обнаружить.
– Обнаружить? – нахмурила брови Эллен. – Что вы собираетесь там обнаружить, хотела бы я знать? Там же никого сейчас нет, и...
– Вот нам никто и не помешает, – оборвал ее Марш.
Пока Эллен терялась в догадках – что, собственно, эти двое задумали, – Алекс и Марш исчезли за входной дверью. Хлопнули ворота гаража. Взревел мотор. Несколько секунд Эллен вглядывалась во тьму за окном, затем задернула занавеску.
* * *
Лампа бестеневого освещения заливала лабораторный стол ровным слепящим светом, и Алекс с непривычки прикрыл ладонью глаза. Марш пристегивал крысу ремешками к доске – и вдруг на короткий миг мелькнула мысль: не догадывается ли она, что сейчас будет с ней? Агатовые глаза зверька, казалось, были полны тревоги, Марш чувствовал, как мохнатое тельце конвульсивно подергивается в его руке. Он взглянул на Алекса, стоявшего по другую сторону стола.
– Имей в виду – она вряд ли выживет.
– Неважно, – Алекс пожал плечами все с тем же равнодушным выражением, к которому – Марш уже понял – он никогда не сможет привыкнуть. – Приступай.
Марш ввел иглу под кожу зверька и нажал на поршень. Крыса несколько раз дернулась и затихла. Сверившись с иллюстрацией в книге, лежавшей на тумбочке недалеко от стола, Марш одним движением скальпеля обвел череп крысы круговым разрезом – от левого глаза до правого – и легко, как перчатку, снял кожу. Затем при помощи пилки он принялся отделять крышку черепа. Работал он медленно, но через несколько минут мозг крысы предстал перед ними, словно на муляже, однако зверек дышал ровно, сердце его билось по-прежнему.
– Может, наша затея и не удастся, – заметил Марш. – В принципе, для этого нужны инструменты меньших размеров, и кроме того, для поддержания биологических функций организма у крысы задействована гораздо большая, чем у человека, часть мозговой коры.
– Тогда будем срезать ее небольшими частями и посмотрим, как глубоко мы сможем продвинуться.
Поколебавшись, Марш кивнул. Самым маленьким из имевшихся под рукой скальпелей он принялся осторожно срезать кору крысиного мозга.
Спустя час все три крысы были мертвы. Ни у одной из них Маршу не удалось достичь глубинных отделов мозга прежде, чем прекратилось сердцебиение.
– Хотя, в принципе, они могли и выжить, – заметил Марш. – Я мог действовать зондом и проникнуть лишь в ту часть мозга, которая отвечает за двигательные функции, не нанося повреждений другим участкам коры.
Алекс покачал головой.
– Это уже неважно. Ясно одно: когда ты начал удалять кору мозга, все три крысы умерли. Точно так же Торрес поступил с моим мозгом. Почему я не умер, по-твоему?
– Понятия не имею, – признался Марш. – Знаю только одно – ты остался в живых, и все.
Алекс долго молчал, глядя на три белых трупика в мусорной корзине.
– Может, и нет, – наконец сказал он. – Может быть, я действительно умер.
* * *
Валери Бенсон отложила вязание и взглянула на Кэйт. Та сидела в углу дивана, уставившись на экран телевизора, но Валери знала почти наверняка, что на самом деле ее мало интересует передача.
– Ну что, поговорим? – тихо спросила она.
– О чем? – Кэйт не отрывала взгляда от экрана.
– О том, что тебя беспокоит.
– Ничего не беспокоит. Со мной все о'кей.
– Да нет, – вздохнула Валери, – я же вижу. – Отложив вязание, она встала, подошла к дивану и присела рядом с Кэйт. – Ты все-таки надумала идти завтра в школу?
– Я... как-то... не знаю еще...
Нужно было и мне в свое время родить ребенка – эта мысль неотвязно преследовала Валери уже несколько месяцев. Если бы у меня были свои дети, я бы знала, как мне сейчас поступить. Да – и как же? Что бы ты сказала шестнадцатилетней девочке, отец которой неделю назад убил ее мать? Попыталась бы ее утешить? Да, но не оставлять же ее сидеть весь вечер одну у телевизора – ведь сразу же видно, о чем она думает, бедная девочка...
– По-моему, лучше тебе все же пойти, – осторожно заметила Валери. Ободренная молчанием девушки, она продолжала: – Я уверена, что в школе никто и словом не обмолвится про то, что случилось, и...
Кэйт резко обернулась к Валери.
– Значит, вы думаете, что я боюсь этого? – Она вспыхнула. – Что кто-то что-то там скажет в школе – этого я боюсь?
– Разве нет?
Краска исчезла со щек Кэйт так же быстро, как и появилась.
– Про отца и так все все знали, – произнесла она тихо. – Я сама все время жаловалась на то, какой он пьяница, чтобы они не шушукались об этом за спиной.
Валери легонько обняла Кэйт за плечи.
– Должно быть, непросто тебе это было, девочка.
– Это все равно лучше, чем сплетни, – их глаза встретились. – Но маму он не мог убить. Мне все равно, какие там есть улики и что он совсем не помнит, что делал, после того как я ушла... Они ругались все время, когда он доходил до кондиции, но он ни разу пальцем ее не тронул. Орал, ругался, даже угрожал иногда, что стукнет... но ни разу на самом деле до нее не дотронулся. А кончалось все всегда тем, что она отвозила его в больницу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
