– Тогда тебе лучше и друзьям своим рассказать, что ты об этом думаешь.
Кэйт снова покачала головой, и неожиданно на глазах ее выступили слезы.
– Я... я боюсь.
– Боишься? Чего же?
– Боюсь, что уйду из вашего дома, а потом вернусь и тоже найду вас... как маму... – закрыв лицо руками, Кэйт начала всхлипывать. Валери крепче обняла ее.
– Ну что ты, моя дорогая. Обо мне тебе нечего беспокоиться. Что со мной может случиться?
– Но ведь с мамой случилось, – Кэйт продолжала плакать. – Она тоже осталась одна, а кто-то пришел и...
Этот "кто-то" был твой отец, подумала Валери, но знала – никогда и ни за что она не скажет этого вслух. Если Кэйт не желает верить в вещи, в общем-то, очевидные, то она не станет ее к этому принуждать. Хотя вроде был суд и Льюису вынесли приговор... Резким движением головы она как бы отогнала эти мысли.
– Успокойся – ничего со мной не случится, – она поцеловала Кэйт в щеку. – Я живу в этом доме одна уже пятый год – и ни разу со мной не было никаких неприятностей. И тебя я тоже не собираюсь держать взаперти. – Встав, Валери сняла трубку телефона, стоявшего рядом на кофейном столике. – Так что позвони Бобу и сходите с ним куда-нибудь – в кино или в вашу пиццерию.
Кэйт замялась.
– Я не могу...
– Разумеется, можешь, – возразила Валери, мягко вкладывая трубку в руку девушки. – Он и так приходит сюда каждый день, чтобы занести тебе домашнее задание. Думаешь, ему не хочется пойти куда-нибудь с тобой? Давай-ка, набирай номер.
Протестующе фыркнув, Кэйт тем не менее не глядя набрала знакомые цифры. Сорок минут спустя у распахнутой входной двери Валери давала Бобу последние инструкции:
– И что бы она там ни говорила – раньше одиннадцати можешь ее не привозить. Она и так уж сидела здесь Бог знает сколько – так что ей не помешает развлечься как следует.
Когда машина Боба исчезла за поворотом улицы, Валери захлопнула дверь, села на диван и снова принялась за вязанье.
* * *
Эллен уже собиралась звонить в Медицинский центр, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Слава Богу, они оба вернулись. Бросив трубку на рычаг, она поднялась с кресла. Раздражения, накопившегося за последний час, она решила не скрывать.
– Вы могли бы хотя бы сказать мне, как долго вы там собираетесь оставаться. Интересно, что вы все это время делали?
– Убивали крыс, – ответил Алекс.
Слегка побледнев, Эллен перевела полный недоумения взгляд на мужа.
– Марш, в чем дело? О чем это он?
– Позже объясню, – отмахнулся было Марш, но по выражению лица Эллен понял, что сделать это ему придется немедленно. Вздохнув, он повесил пиджак на крючок у двери и обернулся к жене. – Да, мы проводили над крысами опыты, чтобы выяснить, какой объем повреждений может вынести мозг...
– То есть вы их убили? – Эллен почувствовала, как к горлу подступает тошнота. – Вы убили этих трех безобидных зверушек?
Нахмурившись, Марш кивнул.
– Дорогая моя, каждый день тысячи крыс умирают в лабораториях всего мира. А мы с Алексом хотели выяснить кое-что важное. – Отстранив Эллен, Марш прошел в гостиную и взглянул на Алекса, расположившегося на диване. – По-моему, тебе самое время пойти поспать. – Он устало улыбнулся. – Во всяком случае, это было бы лучше всего. Потому как мы с мамой, похоже, снова собираемся ссориться.
Кивнув, Алекс направился к лестнице, но Марш остановил его:
– Отдохнешь – можешь повидаться с друзьями, – достав из кармана ключи от машины, он бросил их Алексу.
Эллен, наблюдавшая за этим, почувствовала, как все внутри у нее похолодело. Между ее мужем и сыном, без сомнения, что-то произошло, какой-то сговор. Когда секунду спустя Алекс обратился к Маршу, она поняла, что ее догадка верна.
– То есть – о чем мы с тобой говорили?
Марш утвердительно кивнул в ответ.
И тут... Эллен не поверила своим глазам. Этого она не видела с того самого дня, когда сын собирался на выпускную церемонию.
Алекс улыбнулся.
Улыбка была почти незаметной, но Эллен могла поклясться – она была.
Повернувшись, Алекс зашагал вверх по лестнице. Эллен проводила его взглядом, затем повернулась к мужу.
– Ты видел, Марш? Ведь он улыбнулся. Он улыбнулся, говорю тебе!
Марш спокойно сказал:
– Да, я тоже заметил. Но, собственно, это ничего не значит... пока. – С минуту он колебался, но затем, медленно и подробно, все же пересказал Эллен, о чем они с Алексом говорили в машине по дороге домой. – Так что эта улыбка, к сожалению, пока ничего не значит. Он по-прежнему ничего не чувствует, Эллен, и знает об этом не хуже нас. И больше того – его мучают сомнения, остался ли он после операции вообще человеком. Но, как утверждает сам Алекс, он может – по крайней мере, внешне – имитировать эмоции – вернее, эмоциональные реакции на то, что происходит вокруг. Именно это он сейчас и проделал. Умом он понимает, что должен испытывать радость от того, что я позволил ему пользоваться нашей машиной. А когда людям радостно, они улыбаются. Вот он и улыбнулся. Эта улыбка не была... м-м... спонтанной. Она была им рассчитана. Это – своего рода роль.
– Но... зачем? – еле слышно прошептала она. – Для чего ему делать все это?
– Он говорит – окружающие начинают считать его сумасшедшим, – Марш пожал плечами, нахмурившись. – А ему этого не хочется. Как говорит сам Алекс, ему не хочется сидеть под замком до тех пор, пока выяснят, что с ним не в порядке.
– Под замком? – голос Эллен дрожал. – Кто это собирается сажать его под замок, скажи мне, пожалуйста?
– Но он же знает, что так поступают с сумасшедшими. Пойми, Эллен, нам стоит взглянуть на все это его глазами – хотя бы раз. Он знает, что мы любим его, что мы за него переживаем. Но он понятия не имеет, что это значит на самом деле, ты поняла? Он прочитал все, что возможно, об эмоциях, о чувствах, о человеческих реакциях... – голос Марша дрогнул. – Алекс запоминает все это с одного раза и помнит каждое слово из прочитанного. Но реального значения всех этих вещей он – еще раз тебе говорю – не знает.
* * *
Мария Торрес переложила тяжелую сумку с продуктами из левой в правую руку, затем, поняв, что ей все же придется передохнуть, поставила сумку на тротуар и огляделась.
Рамон обещал сегодня приехать и повезти ее по магазинам, но пару часов назад позвонил и сказал, что у него дела. Что-то случилось с каким-то его больным, и ему придется остаться на работе. С каким-то больными, подумала Мария с горечью. Она-то знала, кто этот больной – юный дон Алехандро, и уж с ним-то – она могла поклясться – ничего такого случиться не могло. Но Рамону все равно этого не понять – даром что он столько лет учился. Он все забыл. Если не все, то многое. Ничего, когда-нибудь он тоже поймет. Поймет, что вся та ненависть, которую она успела вложить в него, никуда не делась. Она прорвется. А до тех пор – пусть притворяется гринго. Пусть притворяется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
