Следствием этого стал нескончаемый обмен радиодепешами. Дни проходили за днями. «Лондон» сожалел о допущенной ошибке. Она будет исправлена, как только будут подобраны подходящие боеприпасы для оружия частично французского, частично немецкого производства. "Лондон" дал задание «Маки Крозан» создавать запасы продовольствия. Было известно, что население в труднодоступных местностях голодает. А голодающие способны на опасные эксцессы…
Вновь поднялись в воздух трофейные самолеты с немецкими пилотами. На этот раз они сбросили парашюты с захваченными британскими консервами, медикаментами, виски, сигаретами и кофе. Капитан Бреннер окончательно перестал понимать происходящее:
— Мы сами лакаем поддельный перно, а эти господа партизаны — настоящий виски! Я курю «Галуаз», а партизаны — лучшие британские сигареты! Мы снабжаем этих парней, для того чтобы они жирели! Это безумие, господа, чистое безумие!
— Это не безумие, — втолковывал ему полковник Верте. — Ливен прав. Это единственная возможность помешать людям стать для нас опасными. А то они подорвут железнодорожные пути или электростанции и разбегутся кто куда, ищи потом ветра в поле.
В июне 1943 года недовольство среди членов «Соловей 17» достигло такого накала, что Томас изменил свою тактику: британские трофейные самолеты с немецкими экипажами в этот раз сбросили в партизанский район боеприпасы, подходившие к оружию. Однако «Маки Крозан» вскоре получил новое указание: «маки в марселе готовят крупные акты саботажа и нападения — настоятельно необходимо временно передать товарищам ваше оружие и боеприпасы».
В ответ — страстная перепалка в эфире. Но «Лондон» оставался тверд. «Маки Крозан» были переданы точные координаты и время передачи оружия. В одну из ненастных ночей в лесу неподалеку от проезжей дороги из Белака в Мортмар оружие поменяло владельцев. Новые хозяева, старавшиеся держаться как истинные французы, увезли его на грузовиках. Оставшись в своей компании, они загалдели как обычно — на жаргоне немецких пехотинцев.
В начале июля от предателя-радиста «Маки Лимож» полковник Верте узнал, что «Маки Крозан» по уши сыта «Лондоном». Известная Ивонна Дешан подстрекала своих товарищей. Действительно ли радиосвязь поддерживается с Лондоном? А этот капитан Эверетт, пророчила она, показался ей личностью сомнительной! А уж пилот, прилетавший за ним, тем более. Он отдавал честь, как какой-нибудь бош.
— Проклятье, — сказал Томас, узнав об этом, — знал ведь, что когда-нибудь этим все кончится. Господин полковник, остается только одно.
— Что именно?
— Мы должны предложить «Соловью 17» возможность совершить настоящий и серьезный акт саботажа. Мы должны пожертвовать одним мостом или одной электростанцией, для того чтобы по возможности спасти от разрушения многие мосты, электростанции и железнодорожные пути.
Присутствовавший при разговоре капитан Бреннер закатил глаза и простонал:
— Свихнулся! Зондерфюрер Ливен окончательно свихнулся!
Полковник Верте был тоже озадачен:
— Всему есть пределы, Ливен. Нет, в самом деле. Чего вы от меня добиваетесь?
— Я требую от вас мост, господин полковник! — внезапно закричал Томас. — Черт побери, неужели во Франции не найдется одного-единственного моста, которым мы могли бы пожертвовать?
КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава первая
1
Гудящий лифт остановился на самом верхнем этаже парижского отеля «Лютеция», реквизированного немцами. Вышел мужчина тридцати четырех лет. Среднего роста, стройный, с моржовыми усами.
Худощавый Георг Раддац опустил в карман свежее издание французского журнала «Регаль» с фотографиями обнаженных женщин, вскочил и щелкнул каблуками:
— Хайль Гитлер, господин зондерфюрер!
— Ефрейторы Раддац и Шлумбергер несут радиослужбу, господин зондерфюрер! — рявкнул венец, преувеличенно браво вытягиваясь по стойке «смирно».
Без сомнения странный зондерфюрер, порождение третьего рейха, с усмешкой ответил:
— Хайль Гитлер, олухи! Лондон слушали?
— Так точно, господин зондерфюрер! — отрапортовал венец. — Только что.
В течение недель эта троица встречалась ежевечерне в великолепно оборудованном немецком радиоцентре — и каждый раз, пока не пришли другие, использовала, хотя это было запрещено, принимающую станцию, чтобы послушать Лондон. Заговорил толстяк Шлумбергер:
— Черчилль толкал речугу. Мол, если итальянцы сейчас, когда Муссолини в дерьме, будут продолжать хороводиться с нами, то схлопочут по мозгам.
За пять дней до этого, 25 июля, король Италии Виктор-Эммануил приказал арестовать Муссолини. В тот же день были подвергнуты бомбардировкам Кассель, Ремшайд, Киль и Бремен.
— Ну и ну, теперь понеслось, — вздохнул Раддац. — Нам и так уж в России наподдали на Ладоге, и с Курской дуги мы драпанули. И в Сицилии итальянцам вломили по первое число.
Томас присел:
— А господа в Берлине готовы сломать себе шею. Все лезут и лезут.
Шлумбергер и Раддац, старые опытные военные эксперты, мрачно кивнули. О Томасе Ливене они кое-что разузнали. Им было известно, что в гестапо его пытали, прежде чем полковник Верте вызволил его из подвалов СД на авеню Фош и спас от верной гибели.
От ареста и ужасных допросов он к тому времени почти отошел. Только на различных частях тела оставались страшные шрамы, но они были скрыты под первоклассной одеждой, которой Томас вновь обзавелся.
Он объявил:
— Сейчас придут полковник Верте и капитан Бреннер. Могу ли я попросить вас зашифровать пока эту радиограмму, — и он выложил листок на стол перед Раддацем.
Берлинец прочитал и изумился:
— Ну и ну, каша заваривается все круче. Глянь-ка, Карл.
Венец прочитал и поскреб затылок. Его комментарий был краток:
— Нет, я отказываюсь.
— Не стоит, — сказал Томас. — Лучше зашифруйте радиограмму.
Ее текст звучал:
«соловью 17 — 1 августа между 23.00 и 23.15 над запланированным квадратом 167 мт бомбардировщик королевских ввс сбросит специальный контейнер с пластиковой взрывчаткой — взорвите 4 августа ровно в ноль часов понтонный мост между гаржилессом и эжузо — время соблюсти в точности — успехов — бакмастер».
— Приступайте, господа, — сказал Томас Ливен. — Что еще за недоуменные взгляды?
— Господин зондерфюрер снова издевается, Георг, — сказал венец. — На самом деле будут какие-нибудь задрипанные мостки, понял?
— Этот мост, господа, — с усталой улыбкой пояснил Томас, — через реку Крез ведет к национальному шоссе 20 и является одним из самых важных в центральной Франции. Он расположен на подъезде к Эжузо. Там находится плотина электростанции, снабжающей энергией значительную часть центральной Франции.
— И именно этот мост должен взлететь к чертям?
— На все воля Божья, — сказал Томас. — Долго же мне пришлось выбивать этот мост.
2
Поисками подходящего моста Томас Ливен начал заниматься 4 июля 1943 года. В светлом летнем костюме, насвистывая, пребывая в превосходном настроении, он шагал по солнечному Парижу. Ах, эти бульвары с цветущими деревьями! Ах, эти уличные кафе с красивыми молодыми женщинами в коротких пестрых платьях. Экстравагантные шляпки! Обувь на толстой пробковой подошве! Аромат приключений, флирта, косметики и жасмина…
Париж 1943 года жил совсем как в мирное время. Когда в квартирах на сквере Булонского леса неожиданно гасло электричество, то это было ненадолго, а если раздавался шум закрывающихся жалюзи, то опускались они мягко, а не с железным грохотом.
Парижане, со свойственным им шармом, смирились с немецкой оккупацией. Процветал черный рынок. Мораль немецких вояк, соприкоснувшихся с этой жизнью, давала трещины. Однажды генерал фон Вицлебен со вздохом признал: «Французские женщины, французская кухня и французский менталитет добили нас. В принципе следовало бы каждые четыре недели менять расквартированные здесь части».
Самая мелкая сошка жила в Париже по-княжески! Вмиг усвоила различия между тончайшими сортами шампанского, в своей гостинице требовала цыпленка гарни, устриц поглощала дюжинами и познавала в нежных объятиях своих французских подружек, что умереть за фатерланд — не самое сладкое, что есть в жизни.
Главный штаб генерала фон Рундштедта, главнокомандующего группой войск «Запад», был первой целью Томаса Ливена. Здесь он поговорил с тремя майорами, которых, прежде чем обратиться к ним с маленькой просьбой, обстоятельно и торжественно сделал носителями государственной тайны.
Первый майор направил его ко второму, второй — к третьему. Третий майор выставил его за дверь и послал депешу своему генералу. Генерал переправил рапорт в отель «Лютеция» с пометкой: любое вмешательство абвера в военные вопросы (а взрыв моста относится именно к такой категории) он решительно отвергает. Тем временем проворный Томас появился уже в Главном штабе технического обслуживания вермахта, чтобы лично изложить свою просьбу некоему майору Ледебуру. Это было в 11.18. В 11.19 на столе педантичного и тщеславного капитана Бреннера в отеле «Лютеция» зазвонил телефон. Маленький офицер с идеальным пробором и в очках в позолоченной оправе снял трубку и представился. Затем узнав, что говорит с известным майором Ледебуром, попытался принять стойку «смирно» в положении сидя. Слова старшего по званию заставили лицо капитана побагроветь. Он пролаял:
