— Такая быль молодцу не в упрек. Я ж просил у усатого подорожную, чтоб все расходы на счет казны относили. На нет и суда нет, приходится крутиться, чтоб и не опозориться, и не разориться. Гляди-ка, вон кувшин нарисован!
Бинго натянул узду, придерживая коня, и мощно прокашлялся, привлекая внимание отливающего на стену человека в поношенном камзоле.
— Эй, внизу, да не иссякнет твоя струя, что внутри, свободно ли?
— Ик… не сказать, чтоб свободно, — ответствовал трудящийся рассудительно. — Нашего брата собралось — вот не знал, что столько нас в Аракане водится.
— Небось думал, один такой умный — картинки малевать, покуда остальные землю пашут да на войне сражаются?
— Ик… так и думал. — Художник завершил излияние, картинно встряхнулся всем телом, подтянул штаны и оборотился, явив худое юное лицо с тщательно ухоженной бородкой-клинышком. — Ого, каков конь! Не желаете ли заказать конный портрет или даже статую?
— Статую? — насторожился дварф. — С каким материалом работаешь? Гранит, мрамор или, может, отливка в бронзе?
— Ну, по сути, еще ни с каким не работал. — Художник печально вздохнул. — Отсутствие спонсорской помощи, дороговизна материалов, недостаток опыта… Но я учусь, лепил из глины солдатиков, вся моя деревня ими восторгается, и даже соседский барон заказал себе армию для стратегических нужд — ролеигрового моделлинга, только я не знаю, что это значит, судари мои. О, простите мое невежество, это пиво во мне вызывает хвастовство… меня зовут Филион, я, как несложно догадаться, художник.
— То-то вижу, как фигурно стену уделал, — пробурчал Бинго. — Хочешь заказ, Филион?
— Хочу, сударь! Изволите натюрморт, портрет или, может, пейзаж?
— Мне надобно на щит нанести герб и девиз. Причем к утру, ибо завтра нам спозаранку в путь, а в пути без герба тяжко приходится, всяк прицепиться норовит и обидеть сироту.
— О, геральдическая роспись! Вы делаете мне честь, сударь, и мне даже неловко, что наше знакомство началось столь… непринужденно.
— Так возьмешься или мне кого другого поискать?
— Берусь конечно же! Металл на финифть, финифть на металл, горностай и белка. — Филион закатил глаза, перебирая в уме шапочно ему известные правила гербостроения. — Да, сударь, к утру исполню, только надо будет посушить еще какое-то время. Что в поле?
— Пшеница, еще рожь иногда, а однажды слыхал, что береза стояла. — Бинго озадаченно оглянулся на Торгрима за поддержкой, но дварф, коварно ухмыляясь, развернул пони и поехал прочь. — Ты чего мне втираешь, рисователь? При чем тут поле?
— Я хотел спросить, сударь, что должно быть изображено на гербе.
— Э-э-э… Торгрим?..
— Сам, сам. — Торгрим махнул ладонью. — Я покуда прокачусь дальше по улице, посмотрю, где бы нам самим остановиться. Никуда не девайся с этого самого места! Или, по крайней мере, следы оставляй.
— Ну, как скажешь. — Бинго недобро ухмыльнулся и подмигнул Филиону. — Это ж ему со мной ехать. Рисунок, говоришь…
— И девиз, сударь. У меня каллиграфический почерк, что очень удачно, поскольку девиз на щите рыцаря — это, почитай, его приветственная речь, обращенная к каждому встречному! Лучше, если она выглядит внушительно и легко читается.
Бинго призадумался на краткий миг и почти сразу же расплылся в широкой ухмылке. Снял с седла щит из оружейной Амберсандера и кинул его в руки художнику, а следом и сам спрыгнул наземь.
— Зайдем-ка, чтоб не всухую обсуждать искусство, — предложил он, пошарил за поясом и выудил еще одну утаенную от Торгрима серебрушку. — Только лосей привяжем, а то бегал я тут за одним, такого навидался…
Дварф вернулся через полчаса, заглянул в таверну и обнаружил там картину как минимум неожиданную — Бингхам и Филион в окружении доброй дюжины завистливых художников и, главное, почти полного пивного жбана сидели над щитом и черкали по нему мелками. Гоблин, по своему обыкновению, упрел и то и дело смахивал со лба обильный пот, а юный живописец то краснел, то бледнел, доказывал что-то, тыкал перстами в самые разные стороны и вообще, похоже, пытался как-то спорить. Торгрим помимо воли хмыкнул — по себе уже знал, каково пытаться Бингхама переубедить.
— Пошли уже, сэр рыцарь, — потребовал дварф ворчливо. — Не мешай художнику творить. Я обследовал здешние постоялые дворы и даже внес предоплату в столь вожделенном тобой «Ресторацио», ибо в остальные войти так и не смог — столько там всякого отребья.
— Ну и пойдем. — Бинго отбросил мелок и поднялся с лавки. — Понял меня, Филион? Чтоб все было, как заказано, иначе ни гроша не получишь, еще и сам щит о тебя изломаю.
— Обидеть художника может каждый, — с печальной гордостью посетовал живописец.
— Это меня каждый, а тебя даже я.
— Сударь, я в последний раз заклинаю…
— Чур меня! Своих солдатиков заклинай, чтоб ночью барона изводили топотом. А я точно знаю, чего хочу.
— Амазонку на щит? — догадался Торгрим, когда дверь покидаемого «Бездонного кувшина» хлопнула за их спинами, отрезая возбужденный гвалт дорвавшихся до кувшина художников.
— Пальцем в небо, дружище. На шиша мне амазонка на щите, от меня отвернутом? Я ж ее видеть не буду!
— Но я-то буду.
— О! Ну, тогда надо тебе тоже щит завести и вот на него как раз амазонку. Мы сошлись на двух монетах за работу, имей в виду.
— Ого ж. За два серебряка можно купить цельный щит, да не деревянный, а железный, с уже готовым гербом!
— Абы какой герб мне ни к чему. — Бинго гордо шмыгнул носом. — Уж заводить, так герб правильный, отражающий, так сказать, мою внутреннюю сущность… умеют красиво говорить эти изобразители! Филион и за одну брался, но только свою какую-то ерунду — единорогов там, львов, леопардов, кресты и башни. А который мне надо — поначалу отказывался, упирал на то, что под такою работой и подписаться не решится, а стало быть, ее не включить в портфолио… что такое портфолио?.. видел портфелио — с ним один гном-бухгалтер ходил, такой мешочек плоский кожаный… В общем, огляделся, увидел, сколько вокруг этих, как он их назвал… стяжателей-конъюнктурщиков, и согласился на любой каприз за двойную цену.
— Это что ж ты ему такое заказал?
— Латную перчатку. Такую видал у одного железнобокого, внес кое-какие поправки, чтоб точнее отражала внутреннее все.
— А что в ней такого ужасного?
— Занги его знает, чего он такой нервный. Может, били его такими перчатками. Мне чего? Как говорил тот, в чьей шляпе ты щеголяешь, легко пришло, легко уходит, а герб — он надолго останется, вот как татуировка.
Бинго задрал оплечье и продемонстрировал своего дракона — в сумерках, правда, видно было неважно, а освещены прузенские улицы были очень фрагментарно, но дварф разглядел и даже присвистнул с уважением, оценив мастерскую работу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
