западной Европы, к которым наотрез отказались присоединяться американцы, а существенную часть себя Европа сомневалась, стоит ли признавать собой. В эту часть негласно попали и любители сиесты с маньяной. Маньяна17 была не просто словом, а диагнозом, который иногда портил настроение, а порой и дела более обязательным центральноевропейцам. Но в контексте общей проблемы за геополитическое будущее все же Европа осознала свое единство от маньяны вплоть до первого этажа, заручившись его поддержкой.
Другой группой стали американцы. Особняком стояла многонациональная группа африканских и близких им по духу народов. И последней в борьбу вступила разношерстная и внутренне тоже противоречивая мусульманская община, последней же и сформировавшаяся объединением ближневосточных, кавказских, азиатских и африканских мусульман.
Отделение диаспор происходило, конечно же, не само собой. Начали действовать знакомые большинству только понаслышке политические технологии. Те, кто успел сориентироваться и получить первые баллы, торопились их не растерять, ведя подпольные переговоры. Но на вторые сумерки после заявления китайцев о трех этажах одна из сторон предприняла несколько агрессивных действий, чем развязала руки остальным. В результате не избежали жертв. Пострадали не тысячи человек, конечно, но это были первые жертвы в этом странном мире.
Все-таки численность взяла верх. Второй и третий этажи стали азиатскими. На третий этаж подряд им или сил не хватило, или одумались и решили избежать бо́льших жертв.
Вскоре большинство этажей контролировались какой-либо общиной. Стало ли в результате спокойнее? Однозначно на этот вопрос вряд ли кто-то бы ответил. На своем этаже – да. А нахождение в интернациональной зоне арок-лестниц у большинства вызывало тревогу. И стало очевиднее, что недавние диаспоры, которые были просто клубами по интересам, теперь стали друг другу более чужими.
Вновь рожденные, то есть те, кто впервые просыпался в своих комнатах и выходил наружу, сразу депортировались к более похожим на себя. Формально их, конечно, спрашивали, хотят ли они этого. Спрашивали, в том числе, и на родном языке, привлекая представителей соответствующих кланов. Но кто из «новорожденных» мог сразу четко понимать, что для него лучше, остаться здесь или уйти туда, куда предлагают, и где понимают. Все соглашались.
Зато, благодаря этому, появилась новая дипломатия.
***
Было ветрено. И это было достаточно необычно, так как было впервые. Рилей смотрел на деревья, стремившиеся вверх мимо окон. Далеко внизу небольшая компания возвращалась из леса домой. К нему подошел Кофи.
– Тебя тоже озадачивает этот ветер?
– Да. Озадачивает, – ответил Рилей.
Они уже научились немного понимать друг друга. Рилей говорил по-английски, но не чувствовал себя своим с англоговорящими. В компании Кофи ему было спокойнее. Но чтобы быть здесь он начал понемногу изучать суахили. Давнее знакомство с Кофи помогало ему и в изучении языка, и во вхождении в группу народов Африки.
Рилей снова обратил внимание на людей, которые внизу шли из леса.
– Я здесь уже давно, но еще ни разу не был в этом лесу.
– А я как раз побывал там достаточно. До сих пор отлично помню, как я проснулся, как не мог решиться есть эти дикорастущие плоды.
– Там страшно?
– После вторых сумерек нет.
– А звери там есть?
– Я слышал птиц. Зверей не видел.
– А что там еще есть?
– Не очень хочу вспоминать, – ответил Кофи.
Но невольно в голове начали перебираться разные образы. И тут он вспомнил:
– Первое, что я решился там попробовать – это были мелкие семена, зернышки. – У Кофи загорелись глаза. Его осенила мысль. – И это то, чего нам не хватает здесь, в этом скучнейшем белокаменном санатории.
– О чем ты говоришь? – заинтересовался Рилей.
– Идем. Ты хотел посмотреть лес?
– Хотел, – с некоторым сомнением подтвердил Рилей.
– Я тебе его покажу. Но только имей в виду, что мы пойдем нереально далеко! Я даже сам не знаю, куда. И это на долго!
Чтобы их не кинулись искать, они предупредили в своей общине, что уходят на несколько, вероятно, сумерек в лес. К ним пожелали присоединиться еще трое. Кофи рассказал, что они без труда, только лишь со страхом, отыскивали пропитание в лесу. Поэтому с собой брать ничего не стали, кроме дополнительной одежды.
Как Кофи не убеждал своих товарищей в мирности окрестных лесов, первые сумерки и первая дрема в сумерках все-таки стали испытанием. Испытанием даже бо́льшим, чем то, через которое тогда прошли Кофи, Майкл, Пейжи и Бинэси, так как им тогда некуда было возвращаться. А теперь они знали, что есть место более комфортное и безопасное. Кофи представил себе, каково было Пейжи. Особенно после выходки Майкла.
Вторая дрема прошла спокойнее. Но в сознании ведомых все более четко обрисовывалась мысль об удивительном постоянстве красоты пейзажей.
– Кофи, ты в этих колоннах ориентируешься? – осторожно поинтересовался Нкемдилим.
– Честно сказать? Нет, – ответил Кофи.
– Тогда куда мы идем?
– Мы ищем зерна. Но я не знаю точного места. Пока ничего похожего на то, что мы ищем, я не видел.
– Не, вы слышали? – удивился сказанному То. – Этот парень молодец! Он, оказывается, не знает, куда идти.
– А я и не говорил, что знаю. Но я предупреждал, что не знаю, на сколько долго.
– А ты знаешь теперь дорогу обратно? – продолжил мысль Нкемдилим.
– Несколько более уверенно, чем прямую!
Сказав это, Кофи засмеялся.
– Это действительно смешно! – с сарказмом, но неохотно, поддержал его веселье То.
– Какая вам разница. Сидеть в тех белых стенах было интереснее? – задал встречный вопрос Кофи. – Сколько времени мы уже там? И все это время абсолютно мы ничего не делаем. Только едим!
– И в последнее время стали чаще конфликтовать, – заметил Эмека.
– Да. За это время мы успели только разделиться и понести при этом десятки человек убитыми, – продолжил Кофи. – И больше никаких достижений!
– А что это такое? – вдруг обратил внимание компании на причудливое соцветие Рилей.
Леса таили в себе много. И постепенно они раскрывали свои казавшиеся необычными дары. Кофи остановился, разглядел.
– Да. Раньше мне такого не попадалось.
Перед ними были длинные лианы, свисавшие не видно откуда сверху. Такие лианы здесь встречались на многих деревьях. Кое-где на лианах были цветы, с причудливыми соцветиями в виде длинной ленты, скрученной в спираль, наподобие винтовой лестницы. Края полоски были обрамлены частыми мелкими белыми цветками, которые на сочном зеленом фоне смотрелись очень грациозно.
Эмека сорвал одну такую спирать, раскрутил ее и прикрыл лентой один глаз на пиратский манер.
– Ну, как? – поинтересовался он.
Потом он снял ленту с лица и, держа ее за один конец, отпустил другой. Лента тут же скрутилась обратно в спираль.
– Чего только не увидишь! – констатировал То.
– В этом ты, То,