– У меня нет ответа ни на один ваш вопрос, – сказал Серго. – Лучше не задавайте вопросов, хотя бы сейчас.
– Хорошо, но вот еще один. Если мы задержим один грузовик, то сорвем поставку одной партии плутония, но Юрий говорил, что их несколько. Можем ли мы помешать мафии отправить другие партии или вообще предотвратить кражу плутония, если не в состоянии ликвидировать всю шайку?
– Я не знаю ответов и на эти вопросы. Мартин тяжело вздохнул:
– А может, лучше просто схватить этих двух парней, благо, есть такая возможность, а потом, если сумеем, то и остальных? Не настало ли время рискнуть вашим здоровьем, Серго?
– Вам-то легко говорить.
– Ладно, подумайте, что поставлено на карту. Вспомните, откуда везут этот материал – из советской мусульманской республики. А куда везут? В Ирак. Для чего? Смысл имеет лишь один ответ – для создания собственной атомной бомбы. Может быть, плутоний прямиком переправят в Ирак для ее изготовления на месте, а может, ее будут делать в Румынии – я не знаю. Чаушеску совсем помешался на сотрудничестве в этом деле с иракцами, воображая, что они помогут ему создать собственное ядерное оружие. А кому нравится идея создания мусульманской бомбы? Да вашим казахам, вашим узбекам, вашим таджикам и другим мусульманам-суннитам – таким же, как и иракцы… А есть еще и ваши азербайджанцы – они мусульмане-шииты, их территория некогда была частью Ирана, и они не прочь воссоединиться с ним вновь… Сколько нужно ядерного оружия, чтобы оторвать весь советский юг от Советского Союза? Сколько людей погибнет в этом случае? Секретности есть предел, Серго, и мне кажется, мы уже подошли к нему.
Чантурия с поникшим видом опустил голову.
– Меня никогда не просили стать героем, – только и промолвил он.
– Ну что ж, пока вы им не стали.
– Надеюсь, что никогда не стану. А если стану, то уж наверняка посмертно. Ну да ладно. Что, по-вашему, нам следует делать?
«Что мне теперь делать? Должна ли я что-то делать?» – эти слова бедной старой Марьи Павловны вдруг зазвучали у Мартина в голове, да так явственно, что он даже оглянулся в недоумении. Что же они в самом деле делают? Это какое-то безумие. Не его ли больное воображение стало причиной всего этого? А перед каким же выбором он теперь стоит?
– Думаю, что вы выпишете ордер на арест и обыск грузовика, возьмете свою команду и внезапно схватите этих сукиных сынов, которые ведут грузовик, а потом натравите ваше начальство на владельцев грузовика, на охранников фабрики по обогащению плутония, да заодно и на всех, кто замешан в этом вонючем дерьмовом деле.
– Очень интересная фраза. Это что, американская идиома?
– Да. Давайте держаться вместе, и вы выучите множество идиом.
– Как «вонючее дерьмо»? Что ж, неплохая идея. Надеюсь применять их в жизни.
– Если не будете, мы всегда станем напоминать вам, Серго, что вы должны это делать, – сказал Мартин, а потом, подумав немного, добавил:
– Шаткость нашего положения, Серго, в том, что мы сейчас работаем тайно. Я знаю, к чему вас готовили, у меня же такой школы нет, да и не люблю я эту работу. А ведь, может, именно потому, что я не специалист, я лучше вижу слабость нашего положения. А оно, повторяю, весьма шаткое. Мы боимся пошевелиться, потому что если пошевелимся, кто-то засечет нас, и нам не жить. Но единственной причиной того, почему они захотят убить нас, как раз и является то обстоятельство, что никто больше не знает, что происходит. Мы дошли до предела секретности, Серго, и этот предел и есть наша слабость. Если бы мы предстали сейчас перед Господом Богом и нам сказали бы: «Ну посмотрите же вы, глухие тетери, вот ведь что происходит», что мы лопотали бы в ответ? Посмотрите, что случилось с братом Алины, Юрием. Посмотрите, что случилось с Хатчем. Их убили тайно. На глазах других и все же тайно. Если бы сейчас кто-нибудь встал и объявил, что творится, мы оказались бы в безопасности. Никто не смел бы тронуть нас. Убивает тайна, поймите это, Серго!
– Доводилось ли вам когда-либо читать работы Георгия Микадзе?
– Нет. Слышать слышал, а читать не читал.
– Опубликованного у него немного – надо сказать спасибо моей «конторе». Одна из наших главных забот – литературная критика. Он печатался главным образом в грузинских изданиях, а потом как-то раз издал во Франции «Книгу мертвого человека» и получил за нее десять лет тюремного заключения. И в этой книге, за которую его посадили, он сказал, Бен, те же самые слова: убивает тайна. Когда мы позволяем засекречивать свои действия, сказал он, мы тем самым играем на руку палачам. Вероятно, вы и правы, Бен. Может, мы уже слишком засекретились. Ну что ж, хорошо, давайте разработаем план. Куда мы направим свои усилия, начиная с этого момента?
– А туда, где труднее. Я ничего не понимаю в следственном деле.
– Даже если бы понимали, все равно мало чем помогли бы. Ну да ладно, может, вы и правы – нам нужно немало потрудиться, чтобы рассекретить все происходящее. Давайте всполошим всю стаю одним махом.
– 50 —
Пятница, 9 июня 1989 года,
10 часов утра,
Фрунзенская набережная
Чантурия, одетый в гражданское, стоял около телефонной будки у стены касс «Аэрофлота» на берегу Москвы-реки напротив парка имени Горького. К кассам тянулась длинная очередь; нужно провести в ней немало часов, чтобы улететь: сначала постоять, чтобы заказать билет, затем купить его, потом стоять в аэропорту в ожидании посадки, наконец, ждать в самолете взлета. Нередко вылет задерживается на день-два. Социализму присуще терпеливое ожидание. Его за один день не построить.
Серго тоже терпеливо стоял в очереди, чтобы позвонить по телефону. Телефон был нужен многим, поэтому к нему всегда тянулся длинный хвост – каждый хотел позвонить домой и предупредить, что задерживается и опоздает к обеду, ужину… Чантурия, опустив в щель двухкопеечную монету, слушал длинные гудки в ожидании, когда на том конце провода снимут трубку. Стоящая за ним усталая толстая как бочка тетка с покачивающимися полными авоськами в каждой руке безучастно смотрела на него ничего не выражающим пустым взглядом.
Длинные гудки – другой, третий… Он хорошо запомнил номер телефона – номер был московский, сам проверял, ошибиться не мог. Тетка сердито поджала губы – верный признак, что он слишком долго занимает автомат.
Но вот наконец кто-то ответил: «Да»– и все. Чантурия демонстративно отвернулся от женщины, выражающей недовольство.
– Я звоню старому Тамазу, – сказал Серго по-грузински.
– А кто это такой? – спросили тоже по-грузински.
– Мой друг из Тбилиси.
– Его здесь нет.
– Он желает поговорить со мной. Меня зовут Серго. Пару месяцев назад я ужинал у него дома. Я думал о нашем интересном разговоре. Передайте ему, что я звонил и должен переговорить с ним лично. Здесь, в автомате, я ждать не могу, но через час он сможет перезвонить мне по телефону 243-57-40.
Это был номер его домашнего телефона. Возможно, подслушивать его не будут, а если и будут, то теперь это уже не имеет значения. Надо всполошить всю стаю разом.
Дома в ожидании звонка он просматривал старую рукопись одной из работ Георгия, не читал ее, а лишь разглядывал. Это был оригинал, написанный на грузинском языке и напечатанный на тонкой папиросной бумаге, легкой как дым, которую используют машинистки самиздата, делая по восемь копий за одну закладку.
Рукопись оказалась седьмой копией – шрифт читался с трудом. Ее конфисковали в Тбилиси. Один из приятелей Чантурия, который в ту пору служил в Тбилисском управлении КГБ, зная, что Серго знаком с Георгием, сохранил и передал ему эту копию на память.
Он сидел и смотрел на смелые слова, которые сами по себе, будучи изложенными на бумаге, уже являлись поступком. Вчитываясь в эти слова, он захотел стать достойным их, ибо они помогают постичь закон чести и жить по этому закону, как живет сам Микадзе.
Наконец зазвонил телефон – говорил Тамаз Броладзе. Он не назвался, но Чантурия сразу узнал его голос.
– Хорошо, что вы позвонили мне, – сказал Броладзе тоном человека, привыкшего повелевать.
– Я много думал о нашем последнем разговоре и кое-что слышал такое, что, по-моему, заинтересует и вас.
– Надеюсь, что заинтересует.
– Мне сказали о возможной доставке груза из Казахстана в одну из братских социалистических стран. Мне подумалось, что такая перевозка может представить интерес и для вас. Насколько я знаю, груз уже в пути. Но, по всей видимости, и вас уже известили об этом по вашим старым каналам?
Броладзе откашлялся и попросил:
– Расскажите подробнее.
– А что, ваши старые каналы пересыхают? Мне сказали, что груз проследует через Москву через день-два. Хотя тут могут возникнуть всякие сложности.
– Что за сложности?
– Проверка на безопасность, вот какие. Они могут надолго задержать переправку груза. Население Москвы начинает сильно беспокоиться о своей безопасности.
