22 сентября 1591 г. Хуан сел на небольшого мула, которого предоставил ему один друг, и отправился в свое последнее путешествие. Это был настоящий тернистый путь. Уже в течение нескольких дней Хуан не мог ничего есть и от слабости едва держался в седле. А нога у него болела так, будто ее отрезали. Там и находился источник зла: сначала она нарывала, а затем на ней открылись пять гнойных ран. Они давали святому повод для молитвы: «Благодарю Тебя, Господь мой Иисус Христос, что Ты наделил меня на одной только ноге сразу пятью ранами, которые наш Спаситель имел на ногах, руках и в боку: чем я заслужил такую благодать?». Он никогда не жаловался даже при немыслимых болях, но переносил все с великим терпением. И теперь в этом состоянии ему необходимо было проехать верхом семь миль по горной дороге. Он продвигался очень медленно и говорил с братом, который его сопровождал, о Боге. Когда они проехали три мили, спутник предложил сделать остановку на берегу Гвадалимара: «Ваше преподобие, вы можете слегка отдохнуть в тени этого моста. Радость при виде воды может вызвать у вас небольшой аппетит». – «Я с удовольствием отдохну, ибо это необходимо мне. Но я не могу есть, ибо из всего, сотворенного Богом, у меня нет ни к чему аппетита, кроме спаржи, а ее здесь нет». Брат помог ему сойти с мула и сесть. И тогда на одном из камней они вдруг заметили пучок спаржи, оплетенный прутиком ивы, как на продажу. Брат увидел в этом чудо. Но Хуан ничего не хотел об этом слышать. Он послал его искать хозяина, и поскольку тот никого не обнаружил, положил на камень один кварто в качестве платы. Еще несколько часов – и они у цели. Настоятель принял смертельно больного и предоставил ему самую бедную и самую маленькую келью. Врач, лиценуиат Амбро-зио де Виллареаль, обследовал раны. Он установил рожистое воспаление и сильное скопление гноя. Было необходимо болезненное вмешательство. Хирург хотел найти очаг заболевания и обнажил кости и нервы от пятки до середины икры. Терпя страшную боль, больной спросил: «Что вы сделали, мой господин?» Затем он посмотрел на рану и воскликнул: «Иисусе, вот что вы сделали!». Позднее врач рассказывал о. Хуану Евангелисту: «Ужаснейшие боли, какие только возможны, он переносил с неподражаемым терпением». И другим врач тоже часто говорил о своем изумлении тем, как больной в таком покое и веселье переносил страдания. Он заявлял, что Хуан де ла Крус, должно быть, великий святой, ибо врачу казалось, что такие страшные постоянные боли невозможно переносить без жалоб, не будучи святым, не имея огромной любви к Богу и поддержки Неба. Такое же впечатление было и у всего окружения Хуана. Монахи считали благодатью иметь перед собой такой пример. И только настоятель долгое время оставался ожесточен. Если он навещал больного, то только затем, чтобы упрекнуть его в том, что Хуан, в бытность свою провинциальным викарием Андалусии, сделал ему выговор. Настоятель не мог спокойно видеть, как монахи и все прочие наперебой старались облегчить мучения страдальца. (В этом смысле предусмотрительная забота о выборе неизвестного места была напрасна: святость нигде не бывает так сокрыта, чтобы совсем не найти почитателей.) Дон Фернандо Диас из Убеды когда-то давно, во время основания монастыря в Ла Манче, слышал, как св. Хуан поет Евангелие. Этого было достаточно, чтобы завоевать его доверие. Как только дон Фернандо узнал о прибытии больного, то сразу же навестил его и с тех пор ежедневно, а иногда даже три или четыре раза в день приходил ухаживать за ним. Однажды его встретил настоятель, как раз в тот момент, когда дон Фернандо собирался отнести стирать вещи и повязки святого. Некоторые благочестивые женщины почитали за счастье оказать ему эту услугу. Они были награждены за это великолепным ароматом, который источали пропитанные гноем простыни. Настоятель запретил дону Фернандо заниматься этим, он сам хотел об этом позаботиться. Часто слышали, как он жалуется на расходы, которых требуют уход за больным и покупка продуктов. Отец Диего Зачатия, настоятель в Ла Пенуэле, в ответ на это послал в Убеду шесть шеффелей пшеницы для общины и шесть кур для больного. Отец Бернард Девы, санитар, ежедневно получал доказательства того, как настоятелю неприятен больной. Отец Франсиско постановил, что никто без его особого разрешения не может навещать больного, и в конце концов запретил о. Бернарду помогать ему, потому что считал, что тот делает слишком много. Санитар тут же написал отчет провинциалу в Андалусию, старому о. Антонию Иисуса, давнему спутнику по Дуруэло. Тот срочно поспешил на помощь и оставался в Убеде от четырех до шести дней. Он сделал строгий выговор приору, а всем остальным велел посещать больного и помогать ему, как только могут. Отец Бернард был возвращен на свою должность, и ему было поручено исполнять ее с огромной любовью. Если настоятель будет отказывать ему в самом необходимом, он должен тут же обратиться к провинциалу, а до тех пор взять денег взаймы. При всем этом от Хуана никто никогда не слышал ни одной жалобы на враждебность настоятеля: он все переносил «с святым терпением».
Отец Антоний присутствовал также на первой операции. Когда он хотел поговорить с пациентом, Хуан извинился, что не может ему отвечать, так как он был совершенно изнурен болью. И все же телесные страдания еще не достигли своей вершины. У больного появлялись всё новые нарывы на бедрах и плечах. Перед вторым вмешательством врач попросил у него прощения. «Ничего страшного, если это нужно», – ответил новый Иов. Он торопил скорее взяться за работу. Все страдания и боли были для него «благотворными дарами Бога». В письмах, которые он писал, уже не вставая с постели, – они не сохранились, и нам известно о них только из свидетельств очевидцев, – он говорил о радости страдать для Господа. Телесные страдания не мешали погружению в молитву. Однажды Хуан попросил молодого санитара Лукуса Святого Духа оставить его одного – «не для того, чтобы поспать, – добавляет свидетель, – но чтобы еще более страстно отдаться созерцанию небесных вещей». После того как санитар понял это, он не только сам старался вовремя уходить, но и отсылал иногда посетителей. Даже врач относился к этому с пониманием. «Оставим святого молиться, – говорил он. – Будем ухаживать за ним, когда он… снова придет в себя».
У постели своего пациента этот врач «превратился в другого человека». Святой подарил ему собственноручно написанный экземпляр «Огня живой любви». Врач часто затем читал его, ища утешения.
Все более прозрачной становилась завеса, скрывающая для души небесное величие. Через нее проникало все больше сияния. Врач сообщил больному о скорой кончине. В ответ прозвучал возглас радости: «Laetatus sum in his quae dicta sunt mihi: in domum Domini ibimus» («Возрадовался я, когда сказали мне: “Пойдем в дом Господень”») (Пс 122, 1). Собратья просили Хуана принять последнее причастие, но он ответил, что пока не время. После вигилии к Непорочному Зачатию он знал день и час своей кончины. Он сообщил об этом в следующих словах: «Благословенна Та, Кто хочет, чтобы я в эту субботу ушел из жизни». И затем последовало точное сообщение: «Я знаю, что Господь Бог наш желает показать мне Свое милосердие и благодать и отправить меня читать всенощную на небеса».
За два дня до своей смерти святой сжег свечой все свои письма – огромное количество, – потому что считал, что «быть его другом – грех». Вечером в четверг он попросил и получил последнее причастие. Всех, кто обращался к нему с просьбой помнить о них, он отсылал к настоятелю: сам он беден и ничем не владеет. Он просил также позвать настоятеля Франсиско Хрисостомо, просил его простить ему все заблуждения и добавил просьбу: «Отец мой, орденское облачение Богоматери, которое я носил – ведь я бедный нищий, и у меня нет ничего для погребения, – прошу вас во имя Божьей любви оставить мне из любви к ближнему». Настоятель благословил святого и покинул келью. Внутреннее сопротивление настоятеля в этот момент пока еще не было сломлено. Но в конце концов, полный раскаяния, он в слезах припал к ногам умирающего и просил прощения за то, что «бедный монастырь» не мог принести ему облегчения в болезни. Хуан ответил: «Отец настоятель, я очень доволен, у меня есть больше, чем я заслуживаю. Доверяйте нашему Господу. Наступит время, когда у этого дома будет все необходимое».
13 декабря утром святой спросил, что это за день, и когда услышал, что пятница, то неоднократно в течение дня осведомлялся о времени: он ждал, когда сможет служить всенощную на небесах.
В этот последний день его жизни Хуан был еще более молчалив и сосредоточен, чем обычно. Почти все время его глаза были закрыты. Когда он открывал их, то направлял, полные любви, на медный крест.
Около 3 часов Хуан попросил, чтобы перед смертью к нему еще раз привели о. Себастиана (св. Илария). Это был молодой священник, которого он принял в орден в Баэсе. Теперь же он лежал в горячке через несколько келий от святого. Его привели, и он оставался у Хуана около получаса. Святой хотел сообщить ему нечто важное: «Отец Себастиан, вы должны быть избраны настоятелем ордена. Слушайте внимательно то, что я хочу вам сообщить, и попытайтесь донести это до настоятелей; объясните им, что я сказал вам это непосредственно перед своей кончиной». Речь шла о том, что было важно для развития провинции. В 5 часов святой издал радостный возглас: «Я счастлив, ибо я, не заслужив этого, сегодня ночью буду на небесах». Вскоре после этого он обратился к настоятелю и Фернандо Диасу: «Отец, пожалуйста, сообщите домашним сеньора Фернандо, чтобы его не ждали, сегодня ночью он останется здесь». Затем Хуан попросил святого елеосвящения и принял его с большим благоговением. При этом он отвечал на молитвы священника. По его просьбе ему еще раз были принесены Святые Дары для поклонения. Он нежно разговаривал с сокровенным Богом. На прощание он сказал: «Господи, я более не буду видеть Тебя телесными очами».
