— Мне бы ещё обнаружить это логово. — Кивнув головой сказал Валерий и добавил уже совсем весёлым голосом — Ладно, Бракен, проваливай, ты мне уже до изжоги надоел своими нравоучениями. Слышал наверное такую поговорку, — дурака учить, только портить. Это, наверное, про меня сказано. — Открывая звёздные врата в нью-йоркскую резиденцию Бракена Яголо, он добавил вполголоса — Да, вот ещё что, Браки, при случае передавай привет Игорю Матвеевичу и ещё можешь сказать ему, что он, пожалуй, прав, — жизнь трёх миллиардов человек, а то и всего человечества, это слишком большая цена, которую следует уплатить за свободу Земли, но с его стороны было всё же большим свинством отдавать меня в лапы палачей. Знаешь, Бракен, ведь из четырнадцати тех контрразведчиков, которые меня пытали тогда, только трое выступили с оружием в руках против Товало, один, их начальник, полковник Веселовский, бесследно исчез, залёг, гад, где-то на дно, а остальные одиннадцать пошли на службу даже не к америкосам, а к Товало и трое выбились в большие начальники, командуют каторгами. Двоих из них я вывел в расход ещё тогда, когда был Весёлым Роджером, а до остальных обязательно доберусь, но вовсе не потому, что они мордовали меня трое суток, ведь сумел же я простить тех троих, которые ушли в партизаны. Одному из них я даже как-то раз спас жизнь, вытащив его на себе раненного из болота. Правда, он потом всё равно попал в плен к Товало и скорее всего сейчас долбит кайлом гранит на одной из каторжных планет.
Бракен Яголо пожал Валерию руку и прошел в свой кабинет. Капитан Свобода, выключив генератор, несколько минут смотрел в ту сторону, а потом разразился целым потоком самой отборной матерщины, в которой досталось всем, и этому траканцу, и генералу Семёнову, с его заботой о благе всего человечества, и, как это ни странно, заодно и всему человечеству, ради которого он сражался сейчас практически в одиночку. Хорошенько выговорившись, он снова открыл звёздные врата на базу Кохалон и выставил экструзионную бомбу прямо в центр огромного зала главного командного поста, дав Товало всего двенадцать часов на эвакуацию, но на этот раз сменил пластинку и громадная фигура Капитана Свобода заявила им на прекрасном траканском языке о том, что в следующий раз он будет убивать всех Товало подряд без какого-либо предупреждения, после чего подключился к компьютеру службы безопасности и принялся фиксировать всё, что на ней происходило.
Этот его демарш произвёл куда большее впечатление на Товало, чем всё, что он делал до этого момента. Паника на базе «Кохалон» царила не более пяти минут, после чего её командующий лично включил сигнал тревоги и отдал приказ о срочной эвакуации. Траканцы удирали с базы, а это была база военного космофлота, бросив всё. Они спешно грузились на корабли, набиваясь в них, как селёдки в бочку, и отлетали от астероида подальше. В конечном итоге на командном посту остался только командующий базой и десятка полтора сапёров, но, покрутившись вокруг экструзионной бомбы пару часов, они доложили ему о том, что не могут ничего сделать и командующий, покрыв матом всех землян и того дурака, который нашел эту планету в космосе, покинул базу вместе с сапёрами последним на небольшом кораблике за полчаса до взрыва.
За кончиной базы «Кохалон» Капитан Свобода наблюдал с борта флагманского корабля и она его очень впечатлила. Поскольку на складах в недрах астероида, похожего на клубень свеклы, хранилось несколько сотен тяжелых экструзионных бомб, рвануло так, что разнесло в пыль добрую половину этого небесного тела, имеющего в большом поперечнике почти семьсот километров. Как всегда он оставил на память о себе стоптанный армейский сапог со своей визитной карточкой, бросив его прямо в руки звёздного воителя первой руки Волхова Товало и закрыл звёздные врата, после чего отправил диск с записью на письменный стол Бракена Яголо и отправился спать.
Снова с чувством выполненного долга, но на этот раз ещё и с самым прекрасным настроением, которое, впрочем, ему исполнился очередной ночной кошмар, приснившийся ему в эту ночь.
Через три с половиной недели после нападения на Малышанск
Самым мучительным для Валерия Бабича с того времени, как им занялись лайналы, — были сны. Даже более того, именно они и их психотропные средства были виновниками того, что во время сна его подсознание с такой настойчивостью прокручивало в его сознании воспоминания о тех пытках, которые ему пришлось перенести, а также воспоминания о том, что происходило до и после этого. Эти сны, которые он проклинал за поразительную реальность и исключительную подробность, снова и снова проводили его по кругам ада, которые он уже прошел однажды.
Лайналы похитили его из каторжного госпиталя сразу после того, как медики извлекли тело Холаро, то есть Несгибаемого, из медицинского аппарата полностью исцелённым от всех последствий очередных пыток, которым его подвергли за то, что этот проклятый русский организовал очередной мятеж. Лучшие умы Товало очень долго бились над тем, как заставить Холаро если не смириться, то хотя бы превратить его в овощ, но раз за разом терпели очередной крах. Какое-то время они ещё могли подавлять его сознание наркотиками, но как только отправляли его в рудники, он восстанавливался уже буквально через несколько недель, а если умудрялся раздобыть спиртного, то и вовсе через шесть, семь суток и снова брался за своё и с какой-то совершенно невероятной изощрённостью устраивал очередной мятеж или в крайнем случае крупную диверсию.
Высшие должностные чины соответствующих ведомств в администрации империи Эгерта Товало уже не раз поговаривали о том, что Холаро нужно просто устранить физически, но у них всегда находились оппоненты. На упрямом русском их учёные уже наработали такие методики подавления личности, которые со стопроцентной надёжностью оказывали своё воздействие на кого угодно, кроме капитана Бабича. Им возражали, говоря о том, что из-за проклятого Холаро уже сошло с ума несколько сотен хо и что он одним только своим взглядом, полным ненависти и злобы, способен деморализовать целую дивизию прекрасно вымуштрованных охранников, а с его появлением на любой каторге, где твёрдо встали на путь исправления тысячи преступников, тотчас начинались бунты и восстания. Холаро к их ужасу умудрялся склонить к мятежу даже таруба, в преданности которых до этого никто не сомневался, что было самым неприятным.
Ещё одной неприятностью было то, что было очень трудно найти бригаду следователей, согласных применять меры физического воздействия против легендарного Холаро. Хотя он и имел всего лишь несколько пониженный болевой барьер и уже довольно скоро превращался в вопящий кусок мяса, но вскоре переставал реагировать даже на самые жесткие, буквально калечащие тело методы истязаний и не издавал уже ни звука, но при этом так смотрел на следователей, что у тех всё валилось из рук. Кто-то даже всерьёз говорил о том, что специально для Холаро нужно создать машину пыток. Однако, это было отвергнуто всеми специалистами, поскольку никакая, даже самая совершенная машина пыток не была способно уловить тончайшие оттенки крика и понять, когда следователь достиг желаемого результата. Самым же непостижимым для всех специалистов было то, что Холаро был способен к агрессии даже будучи полностью искалеченным и как только у него появлялась такая возможность, моментально бросался на своих мучителей. По сравнению с этим меркло даже то, что после оказания ему медицинской помощи, проспав беспробудным сном трое, четверо суток, он в считанные часы, а порой даже минуты, восстанавливал полный контроль над своим телом и снова был готов к бою.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
