Глава 34
Тимур
Мне не спалось. За остаток ночи так и не удалось сомкнуть глаз. Ворочался с боку на бок до рассвета, сжираемый мучительным отупляющим чувством, в котором я никогда не признаюсь вслух. Ни себе, ни кому-либо другому. Ни одной живой душе. И неживой тоже.
Когда солнце, пробравшись через занавески, начинает царапать воспаленные веки, я встаю с кровати и плетусь в душ. Долго стою под колючей ледяной водой, изредка клацая зубами. Все жду, когда дурное наваждение ослабит свою звериную хватку, но этого так и не происходит. На душе по-прежнему хреново. Только теперь вдобавок к этому я еще и замерз как собака.
Высушив полотенцем волосы и наспех одевшись, спускаюсь вниз, чтобы выпить чашечку черного молотого. Без кофеина я вряд ли выдержу сегодняшний день.
Миную лестницу и разочарованно выдыхаю: в гостиной – традиционное семейное сборище. Елизавета приготовила очередной претенциозный завтрак и теперь счастливо светится, глядя на то, как дочь и муж и уплетают его за обе щеки.
Отвратительное зрелище.
– Тимур, доброе утро! – заметив меня, женщина улыбается. – Есть будешь?
Каждое утро она задает мне один и тот же вопрос и получает неизменный ответ:
– Нет. Не голоден.
Бросаю негромкое «доброе утро» отцу и, стараясь не глядеть на белобрысую макушку Леры, подхожу к кофемашине. Ее присутствие вымораживает похлеще холодного душа, поэтому я бросаю все силы на то, чтобы оставаться бесстрастным. Ну или хоть бы делать вид, что мне пофиг. Что меня не размазывает по стенке несбывшихся ожиданий, как таракана по кафелю.
– Тимур, я давно хотел у тебя спросить, – говорит отец, когда я сажусь за стол с чашечкой двойного эспрессо, – ты все еще общаешься с младшей дочерью Ланского? Как уж там ее? – напрягает память. – Вероника, кажется.
Вскидываю глаза на батю и при этом случайно цепляю лицо Грановской. Она попадает в поле моего зрения ненамеренно, но, пересекшись с ней взглядами, я уже не могу отвернуться. Будто под гипноз попал. Сердечная мышца пашет на износ, фигачит на предельных скоростях.
Лера первая разрывает наш зрительный контакт. Опускает длинные ресницы и концентрируется на стоящей перед ней тарелке. А меня снова злость накрывает. Снова слышу ее томное «Никита», брошенное в ночи…
Сука! Никогда еще в постели меня чужим именем не называли. Никогда. И это, мать вашу, с ума сводит. Адски злит.
– Общаюсь, – роняю коротко, делая небольшой глоток кофе.
Батя всегда одобрял мои отношения с Ланской. Говорил, что она хорошая партия. Ну еще бы, дочь замминстра по строительству – это не хухры-мухры. Полезные связи лишними не бывают.
– Так, может, как-нибудь пригласишь ее к нам на ужин? – предлагает он. – Очень милая девушка.
От меня не укрывается, как на последней фразе отца рот сводной сестры выразительно кривится. Не надо быть гением, чтобы понять, что она на дух не переносит Веронику. Это в общем-то закономерно, учитывая, что именно руками Ланской был реализован наш с Раном план по похищению Лериной одежды.
– Да, милая, – подтверждаю, наблюдая за реакцией Грановской.
И то, что я вижу, мне чертовски нравится. Лера бесится. Тонкие пальцы чуть сильнее сжимают вилку, а плотно сомкнутые губы белеют. Неужели ей не плевать? После прошлой ночи я уж было решил, что Грановской вообще нет дела ни до кого, кроме ненаглядного Матвеева. Ну, раз даже целуясь с другим, она его не забывает. Но сейчас понимаю, что все не так просто. Леру триггерит тема моих якобы отношений с Веро, и мое уязвленное самолюбие мрачно ликует.
– Так позови ее в гости, – не унимается отец. – Скажем, во вторник? – поворачивается к жене. – Лиз, как ты на это смотришь? Вероника и Тимур со школы дружат.
Мотивы родителя лежат на поверхности. Очевидно, в скором времени ему потребуется протекция Ланского, вот он и решил подготовить почву для сотрудничества, прикрываясь интересом к личной жизни сына. Фарс, шитый белыми нитками. Но, если честно, я нисколько не удивлен. Слишком хорошо знаю отца.
– Да я только за, – наигранно радуется Елизавета. – Здорово будет познакомиться с девушкой Тимура.
Разумеется, Ланская мне не девушка. Вот уже полгода как. Но сказать об этом сейчас значит лишить себя возможности полюбоваться разгневанной Лерой. А в гневе она так красива…
– Хорошо, я приглашу Веронику, – отзываюсь, приторно улыбаясь. – Во вторник будет отлично.
– Чудесно! Тогда я приготовлю что-нибудь особенное! – Елизавета брызжет энтузиазмом. – Может, утку по-пекински? – оборачивается к дочери. – Лер, поможешь?
– Эм… – Грановская прокашливается. – Боюсь, у меня не получится присутствовать на семейном торжестве. На вторник были планы.
– Какие же? С Никитой куда-то идете?
Ну надо же. Она и матери про Матвеева рассказала. Выходит, у них все серьезно. Но раз так, какого черта нужно было целоваться со мной? Зачем приходить ко мне в комнату и кормить меня ложными надеждами, если у самой внутри не екает?
Все-таки женщины – такие суки. Иррациональные и беспощадные. А я, как дебил, на ее уловки повелся… Думал, реально что-то чувствует. С щенячьим восторгом ей в глаза смотрел. Чуть было душу перед ней не вывернул… А она что? О Никитосе в этот момент думала. Дрянь.
– Да… Да, с Никитой, – после небольшой паузы отвечает Грановская. – Вы уж извините, отменить не могу, – переводит взгляд на меня. – Тимур, надеюсь, ты не обидишься, если я пропущу ужин с твоей девушкой.
От ее интонаций за километр разит презрением. Лера умеет кусаться. И причинять боль тоже умеет. Как никто на свете.
– Ну что ты, Лер, какие обиды? – залпом добиваю кофе и с пронзительным звоном опускаю чашку на блюдце. – Все, я пошел.
Срываюсь с места и взбегаю вверх по лестнице, обратно в свою комнату. Башка трещит от противоречий, а в груди жжет, будто туда кислоту залили. Штормит. По-детски хочется к маме. Чтоб посочувствовала, обняла, по голове погладила.