Мимо, помахав Еве рукой, проехала на велосипеде фрау Викер. Фрау Краузе с корзиной продуктов в руках спешила в свою таверну. Из радиоприемника через приоткрытое окно доносились звуки военных маршей. Ева остановилась чтобы вытереть вспотевший лоб.
— Здравствуй, Ева, — раздался знакомый голос.
— О, господин Бибер! Рада вас видеть!
Благодаря связям Герды Фольк Ганса освободили из Бухенвальда после шести месяцев исправительных работ с красной нашивкой политзаключенного.
Сняв фуражку, Бибер провел худой рукой по своей лысой голове. О жизни в лагере его в деревне никто не расспрашивал, да он и не стал бы рассказывать, поскольку молчание было условием его освобождения. Единственное, что Ганс сказал Еве, — это то, что его нагружали работами меньше, чем заключенных с желтыми, фиолетовыми или черными нашивками. Тем не менее, лагерь изменил его. Как Ганс ни старался бодриться, огонь в его глазах угас.
— Я проходил мимо почты, и Финк передал тебе вот это.
Вручив Еве небольшой конверт со штемпелем «Полевая почта», он процитировал известное двустишие:
Всегда, когда ты думаешь, что выход не найти,Откуда-то приходит свет, чтоб путь твой осветить.
Ева с улыбкой вытерла руки о фартук.
— Да, маленький огонек надежды всегда остается.
Взяв конверт, она пригласила Ганса в дом. Быстро поставив на стол в кухне пиво и домашнюю колбасу, Ева уединилась с письмом в гостиной.
2 августа 1942 года
Полевая почта, 9-я армия
Можайск, Россия
Дорогая Ева,
извини, что пишу тебе, но я больше не мог сдерживаться. Вчера выдалось спокойное, тихое утро. Я сидел в одиночестве, глядя в бескрайнее русское поле, и мне так хотелось, чтобы ты оказалась рядом, гоняясь за бабочками или собирая цветы, как это было в детстве. Когда настала ночь, я расстелил на земле свое одеяло и, глядя в бесконечное небо, мечтал, чтобы ты оказалась рядом, чтобы помочь мне посчитать звезды.
Мне бы хотелось заплакать обо всех, кого я люблю, но в моем сердце уже не осталось никаких эмоций. Каждый раз, закрывая глаза, я молюсь о Вайнхаузене. Я очень переживаю за Линди и ее девочек. Гюнтер — не солдат, и мне тяжело даже представить, как он сражается в пустыне. Я встретил в Варшаве Гери Шнайдера. Он сейчас — в СС. Сказал, что Отто убили в Норвегии, а Удо сейчас на Балканах. Ему не позавидуешь.
Что же касается меня, то порой мне кажется, что мой разум живет отдельно от моего тела. Иногда создается такое впечатление, что во мне — два разных человека. Наверное, я схожу с ума, но все же я благодарен Богу за каждый прожитый день.
Я повидал много такого, за что мне стыдно. Я не имею в виду сражения или даже казни партизан, потому что без этого на войне не обойтись, но я видел, как полиция вырывает бороды старикам-евреям и расстреливает евреев только за то, что они — евреи. Я даже слышал, что так же ведут себя некоторые подразделения СС и Вермахта. Один солдат хвастался, что лично расстрелял из пулемета 500 евреев. Он сказал, что его действия оправданы, потому что когда-то какой-то еврей-брокер обманул его семью, из-за чего они потеряли все, что имели.
Совершенно очевидно, что мы теряем надлежащий порядок. Ни один порядочный немец не должен мыслить, как этот солдат. Кто-то должен как можно скорее рассказать об этом позоре Гитлеру. Впрочем, иногда мне кажется, что он обо всем знает. Некоторые говорят, что Фюрер изменился. Недавно я разговаривал с одним капелланом, который много лет служил в CA. Он был сильно встревожен тем, что национал-социализм превратился в национал-надменность. Но он сказал, что мы должны защищать Рейх. Меня это смущает. Как мне понять, за что именно я сражаюсь? Хотя, наверное, сейчас это уже не имеет значения. У нас не остается другого выбора, кроме как сражаться. Британцы бросают бомбы на головы мирных жителей, и мне страшно даже подумать о том, что ты можешь оказаться в руках русских. Поэтому, если я и погибну под знаменем со свастикой, защищая тебя, то в этом будет большой смысл.
Я рад, что Бибера освободили. Передавай ему привет от меня. Также передавай огромный привет своему отцу. Скажи ему, что я пытаюсь читать Новый Завет, который он мне дал, но верить во что-либо в такой обстановке очень сложно.
Ева, пожалуйста, молись обо мне и о моих бедных солдатах. Они — всего лишь мальчишки в шлемах.
Андреас * * *
В конце того лета и на протяжении всей осени Андреас не раз отличался доблестью во время жестокого противостояния под городом Ржев недалеко от Москвы. Затем, в первые ноябрьские дни 1942-го он героически спас жизнь своему другу Циммеру и трем другим солдатам, совершив ночную вылазку в расположение противника, где четверых его товарищей удерживали в плену.
Вскоре после этой блестяще проведенной операции лейтенант фон Шауэр порекомендовал Андреаса в школу офицеров. Это была возможность, о которой в былые годы бедный деревенский парень не мог даже и мечтать, однако Андреас начал яростно протестовать против отправки в тыл, не желая оставлять свою роту. Тем не менее, к его протестам никто не прислушался, менее чем через две недели пришел приказ о его переводе, и вскоре он уже сидел в поезде, направляющемся в Дрезден через Варшаву.
Тем временем Вольф, пройдя за последние пятнадцать месяцев вместе с продвигающейся вперед группой армий «Юг» через зимний оккупированный Киев, весеннюю наступательную операцию под Харьковом и кровавое летнее сражение под Ворошиловградом, наконец, оказался в заснеженном, разрушенном Сталинграде, где вместе со своими товарищами пытался удержать позиции во время яростного советского контрнаступления, начавшегося 19 ноября 1942 года.
К этому моменту в войне уже было убито, ранено или пленено около 1.750.000 немецких солдат, и руководство Вермахта осознавало, что ресурсы Германии находятся на пределе. Кроме того, как военные, так и политические лидеры боялись скорого объявления войны американцами. Чтобы избежать катастрофы в виде двух фронтов, Гитлер понимал, что Советский Союз необходимо победить, и сделать это как можно скорее. Он был твердо убежден, что захват Сталинграда сломит хребет «красному зверю» и вынудит Сталина капитулировать. Таким образом, Гитлер провел черту под названием «Сталинградская битва», признав, что тот, кто ее переступит, станет победителем всей войны.
Понимая, что ставки в этом сражении высоки, Вольф служил бесстрашно, то и дело прорываясь на своем мотоцикле через огонь вражеской артиллерии, партизанские засады и бомбежки с воздуха. Он доставлял крайне важные донесения на передовую и проникал глубоко в зоны сражения ради спасения раненых товарищей. Однажды Вольф преодолел на своем «БМВ» с коляской настоящую гору обломков, чтобы доставить на стратегически важную позицию бронебойщика, который в последствии спас от советских танков целую роту. В другой раз он соскочил со своего мотоцикла с пистолетом и ножом в руках, бросившись на помощь небольшой группе немецких солдат, вступивших в неравную рукопашную схватку.
Тем не менее, героизм Вольфа затмевала его жестокость, которая уже не однажды стоила ему повышения в звании. Он с наслаждением убивал раненых советских солдат, переезжая их изувеченные тела мотоциклом, и был немилосердным по отношению к гражданским, оказавшимся посреди ужасных уличных боев. Тот факт, что им запретило эвакуироваться их же собственное правительство, для Вольфа ничего не значил. Он убивал всех, даже если это были крестьяне, забившиеся в дальний угол разрушенного дома.
Вольф чувствовал себя непобедимым. Он считал себя настоящим воплощением арийского воина, но вскоре одно событие подвергло его храбрость встряске посильнее, чем советские снайперы. Готовясь к очередному заданию штаба батальона, он получил интересное письмо от дяди Евы, Руди, в котором тот известил Вольфа о смерти всех трех его покровителей. Генерал фон Фауштенбург был застрелен под Ленинградом, еще один «фон» погиб во время бомбежки на Руре, а полковник «Мертвой головы» пал жертвой партизан под Минском. Далее Руди написал, что руководство Вольфа займется тщательным и беспристрастным рассмотрением его дела, и в ближайшую увольнительную он будет допрошен гестаповцами. Послание завершалось словами: «Если ты переживешь Россию, то знай, что в Вайнхаузене тебя ожидает расплата за твои преступления».
Сидя на железнодорожной станции в ожидании поезда на Варшаву, Вольф дважды перечитал письмо, а затем скомкал его и швырнул в печь. «Я разберусь и с этим напыщенным глупцом, и с Андреасом», — подумал он, зловеще прищурив глаза. Вольф не раз представлял, как он отомстит своему брату и дяде Евы, а письмо Руди не могло воспрепятствовать его планам. «Они мне заплатят. Оба».
