– Например, заразился вирусной пневмонией, работая с бедными детьми в глубоком плебсвилле, – предложила Катрина. – Первое, что приходит в голову. Это весьма популярный вариант. Но у нас есть высококвалифицированный пиар-персонал, который вам поможет.
– Благодарю вас, мадам, – сказал третий топ-менеджер, глядя на нее прищуренными и слегка покрасневшими глазами. – Вы были очень любезны.
– Я всегда рада помочь, – Катрина грациозно улыбнулась и наклонилась вперед, позволяя сначала пожать себе руку, а потом поцеловать кончики пальцев, и при этом демонстрируя значительную, но не чрезмерно большую, часть бюста. – Всегда. Мы делаем все возможное для наших клиентов.
– Какая женщина! – говорит Зеб. – Она могла бы заправлять любой из корпораций одним пальчиком, без проблем.
Тоби чувствует, как знакомые узловатые щупальца ревности сжимают ей сердце.
– И как, получилось у тебя? – спрашивает она.
– Что получилось?
– Забраться к ней в чешуйчатые трусики.
– Это одна из вещей, о которых я буду жалеть по гроб жизни, но нет. Я даже не пытался. Руки в карманах, плотно сжаты в кулаки. Зубы тоже сжаты. Мне приходилось предпринимать титанические усилия, чтобы совладать с собой, но вот тебе голая правда: я даже пальцем ее не коснулся. Даже не подмигнул ей ни разу.
– Потому что…?
– Первое. Она была моей начальницей, пока я работал в «Чешуйках». Развлекаться с женщиной-начальником не стоит. От этого у нее в голове возникает путаница.
– Я тебя умоляю, – говорит Тоби. – Ты прямо какой-то пережиток двадцатого века.
– Да, да, я мужская шовинистическая свинья и прочее. Но правды ради скажу, что такое бывает. Выброс гормонов мешает эффективной работе. Я видел, как это происходит: женщина-начальник должна отдавать приказы какому-нибудь жеребцу с маленькой головой и большими плечами, который только что лишил ее способности рационально рассуждать, свел с ума и заставил рычать, как скунот в течке, и визжать, как умирающий кролик. Это меняет расстановку сил в служебной иерархии. «Возьми меня, я вся твоя, напиши мне речь, подай кофе, ты уволен». Вот так вот.
Он делает паузу.
– Кроме того.
– Что кроме того? – Тоби надеется услышать, что у Катрины Ух была хоть одна отвратительная черта; правда, она никогда в жизни не видела Катрину, и та с вероятностью 99,999 % мертва; но для ревности не существует границ. Может, она была кривоногая, или у нее воняло изо рта, или она любила безнадежно плохую музыку. Даже прыщ был бы хоть каким-то утешением.
– Кроме того, ее любил Адам. Я в этом не сомневался. Я никогда не стал бы браконьерствовать на его территории. Он был… он мой брат. Член моей семьи. Всему есть пределы.
– Ты смеешься надо мной! Адам Первый? Влюблен? В Катрину Ух?
– Она была Евой Первой, – говорит Зеб.
Поезд в «Криогений»
– Верится с трудом, – говорит Тоби. – Откуда ты знаешь?
Зеб молчит. Наверное, ему больно рассказывать? Да, скорее всего, так: в большинстве историй из прошлого есть отголосок боли – теперь, когда прошлое было прервано так насильственно, так внезапно.
Но, конечно, это не первый случай в истории человечества. Сколько народу было на ее месте? Брошенные, все потерявшие – все унесено потоком. Мертвые тела испаряются, словно медленно исходя дымом. Дома, что эти люди возводили с любовью, рушатся, как покинутые муравейники. Кости снова становятся обычным кальцием; плоть преобразилась в мышей и кузнечиков, и на нее сейчас охотятся ночные хищники.
Вышла луна. Почти полная. Хорошо для сов; плохо для кроликов, которые любят устроить любовные игрища в лунном свете, хоть это и рискованно – мозги, пропитанные феромонами, забывают об осторожности. Вон парочка резвится на лужайке, слабо светясь зеленоватым светом. Раньше некоторые люди думали, что на луне живет гигантский кролик: они утверждали, что явственно видят его уши. Другие видели на луне улыбающееся лицо, третьи – старуху с корзиной. Что будут думать на этот счет Дети Коростеля, когда доберутся до астрологии? Через сто лет, или десять, или через год. Если доберутся.
А луна сейчас растет или убывает? Чувство фаз луны у Тоби явно притупилось с тех лет, когда она жила у вертоградарей. Сколько раз она проводила всенощные бдения при полной луне. Иногда задаваясь вопросом: почему есть Адам Первый, но нет Евы Первой. И почему никто даже не упоминает о таковой. Сейчас она узнает ответ.
– Представь себе картину, – говорит Зеб. – Мы с Адамом провели трое суток в герметичном скоростном поезде. С тех пор, как мы выпотрошили банковский счет преподобного и разошлись, мы успели пообщаться только два раза: в «Благочашке» и в служебных помещениях «Чешуек». У нас не было времени предаваться воспоминаниям. Поэтому, конечно, пока мы ехали, я его расспрашивал обо всем.
Зебу пришлось расстаться со щетинистыми вафлеобразными украшениями на лице, к которым он, по правде сказать, привязался, хоть они и требовали трудоемкого ухода. Он сбрил все начисто, оставив лишь узкую козлиную бородку. На волосистой части головы у него тоже наблюдалось новшество – неубедительная накладка из волос париковец на клею, образец ранней продукции соответствующей компании, сочного каштанового цвета.
К счастью, у него было чем прикрыть фальшивую прическу – дурацкой шляпой, частью униформы сотрудников «Криогения» в должности, которая раньше называлась «помощник гробовщика», но в «Криогении» именовалась «менеджер временной инертности». Сей головной убор был создан на основе тюрбана, который, видимо, должен был напоминать о волшебниках. Он был какого-то красноватого цвета, спереди – логотип из стилизованных языков пламени.
– Вечный огонь жизни, надо думать, – говорит Зеб. – Когда мне показали эту чудовищную штуку, достойную третьесортного иллюзиониста, я сказал: «Вы с ума сошли? Я не надену на голову вареный помидор!» Но потом до меня дошла вся красота ситуации. В этой шапке и одежде – фиолетовом балахоне со штанами, не то пижама, не то кимоно для карате, спереди во всю длину логотип «Криогения» – все сразу увидят, кто я есть на самом деле: дебил-переросток, которого не берут ни на какую другую работу. Возить поездом заморозины с покойниками – это крайняя степень морального падения. Как говорил Слей-Талант: «Если ты там, где тебя никто не ожидает увидеть, ты невидим».
Адам был одет точно так же и выглядел в этой форме еще глупее, чем Зеб. Это отчасти утешало. Да и вообще, кто их увидит? Их заперли в специальный вагон «Криогения», где заморозину подключили к отдельному собственному генератору, чтобы гарантированно поддерживать низкую температуру. «Криогений» хвалился особо надежной системой безопасности: кража ДНК, не говоря уже о других, более крупных органах, всерьез заботила людей, влюбленных в органические структуры собственного тела. В этих кругах еще не забыли о том, как был украден мозг Эйнштейна.
Поэтому сотрудников, перевозящих заморозину, всегда сопровождал охранник. Охранник при настоящих сотрудниках «Криогения» был бы сотрудником ККБ, уже консолидированной и постоянно растущей, и имел бы при себе пистолет-распылитель. Но поскольку данная экспедиция была с начала и до конца фальшивой, роль охранника играл менеджер из «Чешуек» по имени Мордис. Он очень естественно выглядел в этой роли: жесткий взгляд блестящих глазок, похожих на черных жучков, и улыбка – бесстрастная, словно падающий камень.
Хотя пистолет у него был ненастоящий: криптическая команда умела имитировать одежду, но не технологические изделия с движущимися частями, изготовленные по особо тщательно охраняемым технологиям. Поэтому пистолет-распылитель Мордиса был ловко изготовленной копией из пластика и крашеного пенопласта. Впрочем, это становилось заметно только с расстояния, подходящего для удара кулаком.
Но кто стал бы подходить к ним так близко? Для всех окружающих они занимались обычной перевозкой праха. Точнее, они «переправляли субъекта временной приостановки жизнедеятельности с берега жизни по кольцевому маршруту обратно на берег жизни». С ходу не выговоришь, но в «Криогении» была принята именно такая расплывчатая манера выражаться. Вполне объяснимо, учитывая, чем занималась компания: ее лучшими помощниками при продаже услуг были людская доверчивость и склонность к беспочвенным надеждам.
– Это была самая странная поездка в моей жизни, – говорит Зеб. – В костюме Аладдина, в пломбированном вагоне, рядом с братом, у которого на голове половина сплющенной тыквы. А между нами стоит заморозина с нашим отцом в виде студня. Впрочем, кости и зубы мы тоже туда сложили. Они не растворились. В «Чешуйках» дискутировался вопрос о скелетном материале – за него дали бы хорошую цену в плебсвиллях поглубже, где в моду вошли украшения ручной работы из человеческих костей. Это называлось «костяные побрякушки». Но более трезвые головы – Адам, Катрина и, добавлю без ложной гордости, ваш покорный слуга – охладили пыл энтузиастов, поскольку никто не мог сказать, останутся ли на костях возбудители болезни, даже если их проварить хорошенько. Ведь мы о ней пока ничего не знали.
