Сочленитель прислонился к стене и на несколько секунд закрыл глаза. Дышал он неровно, хрипло, – казалось, кто-то неумелый пытается пилить доску.
– Точно выдержишь? – спросил Скорпион, не сводя глаз с культи.
Клавэйн ничего не ответил.
– Я не часто общался с сочленителями и не знаю, какой силы болевой шок они способны перенести, – тихо произнес Жакоте, – но уверен, что сейчас Клавэйну нужен покой. Во-первых, он стар, а потом, эти машинки в его крови давно никто не настраивал. Возможно, он мучится сильнее, чем мы думаем.
– Нам нужно идти дальше, – подала голос Хоури.
– Вот именно. – Клавэйн снова зашевелился. – Эй, кто-нибудь, помогите подняться. Когда я потерял руку в прошлый раз, это меня не остановило. Не остановит и теперь.
– Подождите минутку, – попросил Жакоте, заканчивая перевязку.
– Вам лучше остаться здесь, Невил, – сказал Скорпион.
– Если я здесь останусь, то умру. – Клавэйн застонал, пытаясь самостоятельно подняться на ноги. – Помогите мне! Черт вас возьми, да помогите же!
Скорпион помог сочленителю подняться. Клавэйн стоял шатаясь, по-прежнему прижимая перевязанный обрубок к животу.
– Я все же думаю, что тебе лучше подождать здесь, – снова предложил свинья.
– Скорпион, угроза переохлаждения среди льда совсем не шутка. Даже я мерзну, что уж говорить о тебе. Единственное, что отделяет нас от холодной смерти, – это адреналин и движение. Поэтому предлагаю идти вперед. – Клавэйн нагнулся за ножом, оставленным на полу Скорпионом, и положил его в карман. – Хорошо, что я догадался его захватить.
Скорпион взглянул вниз:
– А что делать с рукой?
– Ничего. Мне отрастят новую.
Они пошли на холод, которым тянуло из разбитого корабля Скади.
– Мне кажется, – спросила Хоури, – или музыка в самом деле изменилась?
– Музыка изменилась, – ответил Клавэйн. – Но это по-прежнему Бах.
Глава двадцатая
Хела, год 2727-й
Рашмика смотрела, как ледокат спускают на тросах к вздымающейся волнами ленте дороги. Вот лыжи коснулись тверди, из-под них брызнуло ледяное крошево. На крыше ледоката два человека в скафандрах отцепили крюки и намотали тросы на лебедки. Крохотная машинка Крозета запрыгала и завихляла рядом с караваном, потом, через несколько сот метров, дала грохочущей процессии обойти себя. Рашмика следила за ледокатом, пока тот не скрылся за скрежещущими колесами одной из машин.
Она отошла от наклонного смотрового окна. Вот и сожжены мосты. Но ее намерение идти дальше осталось неизменным. Она должна добраться до цели во что бы то ни стало.
– Вижу, вы решили окончательно.
Рашмика повернулась на испугавший ее голос. Она считала, что находится на смотровой площадке одна.
Зеленый зверек квестора чистил мордочку здоровой лапкой, зеленый хвост был намотан на руку хозяина, словно медицинский жгут.
– Мне не нужно было ничего решать, – ответила девушка.
– Я надеялся, что письмо от брата образумит вас. Но ничего не вышло, вы остались в караване. Ну, коли так, у меня есть для вас новость.
– О чем вы? – спросила Рашмика.
– Небольшое изменение маршрута, – пояснил квестор. – Мы встретимся с собором чуть позже, чем рассчитывали.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– У нас уже бывали задержки, которых не возместить обычным продвижением по маршруту. Мы намеревались пересечь Рифт Гиннунгагапа возле Косогора Гудбранда, двинуться на юг по Тропе Гирроккин и таким образом добраться до Пути, чтобы там встретиться с соборами. Но теперь это невозможно – перевал через Гирроккин перегорожен большим ледовым оползнем. У нас нет средств, чтобы расчистить завалы, а ближайший караван со спецтехникой застрял на Хмуром Перекрестке, дорогу ему преградил сдвинувшийся ледник. Нам придется ехать коротким путем, поскольку опоздать нельзя.
– Что значит «коротким путем», квестор?
– Мы приближаемся к Рифту Гиннунгагапа. – Помолчав, Квестор сказал: – Наверняка вы о нем слышали. Так или иначе, нам придется пересечь Рифт.
Рашмика представила себе рваную рану на лике планеты, глубочайший каньон с крутыми ледяными склонами, наискось пересекающий экватор. На Хеле это была самая крупная форма рельефа, первое, чему Куэйхи дал название при подлете.
– Мне казалось, есть только одно место, где можно безопасно пересечь Рифт, – заметила она.
– Для соборов – да, это так, – согласился квестор. – Путь немного отклоняется на север, и там террасированные стены ущелья позволяют даже соборам спуститься на дно. Конечно, это очень сложное дело, занимающее много дней, а потом еще надо подняться на противоположный склон. Соборы вынуждены заранее набирать скорость и обгонять Халдору, иначе есть опасность отстать от нее. Этот спуск прозвали Лестницей Дьявола, потому что все соборы втайне его боятся. Он очень узок, и часто случаются обвалы. Но мы не пойдем по Лестнице. Потому что, как тебе известно, есть и другой путь через Рифт. Собору там не пройти, а вот легкому каравану можно.
– Вы говорите о мосте? – Рашмика содрогнулась от своей догадки.
– А вы его уже видели?
– Только на снимках.
– Ну и что думаете о нем?
– Думаю, что мост прекрасен, – ответила она. – Изящный, хрупкий, словно выдутый из стекла. Слишком деликатное сооружение для ваших машин.
– Мы уже проходили по нему.
– Но никто не знает, сколько таких проходов может выдержать мост.
– В этом вопросе мы можем довериться вертунам, верно? Эксперты говорят, что мосту больше миллиона лет.
– Эксперты много чего говорят, – ответила Рашмика, – но мы не знаем, кем построен этот мост и сколько ему в точности лет. Непохоже, что его создали вертуны. И никто не может утверждать наверняка, что он предназначался для транспортировки через ущелье.
– Нам предстоит элементарный в техническом отношении маневр, который позволит выиграть драгоценное время. Много дней. Позвольте спросить, откуда это излишнее беспокойство.
– Просто я знаю, как называется это природное образование, – ответила она. – Куэйхи дал ему имя Рифт Гиннунгагапа, но ведь есть и другое название. Оно популярно у тех, кто решился пересечь Рифт по мосту. Пропасть Искупления. Эти люди советуют очиститься от всех грехов, прежде чем ступить на мост.
– Разве вы верите в существование греха?
– Я верю в существование глупости и безрассудства, – ответила Рашмика.
– Тревоги беспочвенны. Вас ждет только любование видами в компании остальных паломников.
– Но я не паломница, – напомнила она.
Квестор улыбнулся и бросил корм в пасть питомцу.
– Мы все либо паломники, либо мученики. Судя по моему опыту, лучше быть паломником.
Арарат, год 2675-й
Антуанетта надела очки. В них комната приобрела расплывчатые очертания, будто заполнилась дымом; по правому краю поля зрения побежали красные каназианские цифры. В первый миг ничего не изменилось. Неуклюжая машина, металлический скелет – явление третьего рода – по-прежнему стоял перед ней посреди хлама, из которого он был создан; рука, отдавшая очки, так и застыла протянутая.
– Капитан…
Но не успела Антуанетта договорить это слово, как явление и его мусорное окружение слились в единый фон, потеряв резкость и контрастность среди уходящих вдаль завалов. Очки работали плохо: на небольшом квадратном участке поля визуального восприятия фрагмент машины худо-бедно проглядывал, но все остальное будто скрылось в морском тумане.
Антуанетте это совсем не понравилось. Конструкция не угрожала, но не знать, где она находится, было страшновато. Женщина решила снять очки и уже дотронулась до них, как вдруг услышала гудящий голос:
– Оставь. Без них ты меня не увидишь.
– Это вы, капитан?
– Обещаю не причинить тебе вреда. Смотри.
Она посмотрела. Что-то медленно формировалось в поле обзора. Человеческая фигура, на этот раз совершенно нормальная, материализовалась в воздухе. Антуанетта непроизвольно шагнула назад, задела что-то фонарем и уронила его на пол.
– Не бойся меня, – повторил человек. – Ты ведь знаешь, зачем пришла?
– Теперь уже не уверена, – пробормотала она.
Человек словно вышел из истории космонавтики. На нем был древний скафандр, большущий, надутый, из гофрированного ржаво-оранжевого материала. Ладони перчаток и подошвы ботинок имели одинаковое темно-желтое покрытие, местами рваное – виднелись внутренние изолированные слои. На тускло-серебристом поясе во множестве крепились инструменты непонятного назначения. На груди висел обшарпанный квадратный ящик с многочисленными запечатанными в пластик пультами, достаточно большими, чтобы управляться даже в неуклюжих перчатках. Второй ящик, еще крупнее, находился на спине скафандра, поднимаясь выше шеи. Толстый ребристый шланг из яркого красного пластика выходил из ящика за спиной и тянулся над левым плечом; его конец свободно лежал на верхней панели грудного ящика. Серебристое соединительное кольцо на шее почти целиком пряталось за сложными запорными механизмами и черными эластичными прокладками. Над этим кольцом пестрели незнакомые Антуанетте логотипы и эмблемы.
