Она зашагала через поле, и Финн прислонилась спиной к фургону, нетерпеливо притопывая ногой.
— Привет, Финн, — раздался негромкий и довольно грустный голос. — Ты меня не помнишь?
Вздрогнув, она подняла глаза. Совсем рядом в фургоне сидел маленький худенький мальчик с бледно-золотыми волосами и огромными голубыми глазами. Его кожа была такой тонкой, что казалась прозрачной, а на висках бились голубые жилки. Под глазами у него залегли глубокие фиолетовые тени, а у основания шеи торчали ключицы. На руках, бессильно повисших вдоль бортика фургона, были надеты черные перчатки.
— Томас! — закричала Финн. — Ох, Томас!
К своему удивлению, она почувствовала, что плачет. Она наклонилась и горячо обняла мальчика, осушив свои слезы о мягкую шерсть его плаща. — Ну конечно же, я тебя помню! Я просто тебя не заметила.
— Я слышал, что ты здесь, — сказал Томас. — Говорят, тебя сбросила с ночного неба стая никс.
— Ну да.
— Эх, хотел бы я это видеть, — с легким вздохом ответил он.
— Было очень поздно. Ты, должно быть, уже спал.
Он слегка поерзал, подняв руку и снова уронив ее.
— Я не очень хорошо сплю, — ответил он вяло. — Вокруг всегда столько больных людей. Я чувствую их боль, хотя мне не разрешают прикоснуться ко всем. Говорят, что я должен беречь силы для тех, кто больше всех в них нуждается.
— Это хороший совет, — оживленно сказала Финн. — Ты же знаешь, что не можешь излечить всех.
— Я чувствую их боль, — печально отозвался он.
И снова Финн ощутила на глазах горячие слезы. Она удивилась, что же это с ней происходит, если ее так легко разжалобить. Прошло уже много месяцев с тех пор, как ей хотелось плакать, и вот, пожалуйста, она все время хнычет, как какая-то глупая сентиментальная размазня. Она засопела и сказала еще более оживленно:
— Ты заболеешь сам, если попытаешься вылечить всех простофиль, умудрившихся подхватить насморк или простуду.
— Вот и Джо так говорит.
— Ну так и послушай ее. Джо права.
— Ох, ну разумеется, я права, — сказала Джоанна, подойдя к ней сзади. — Хотя не имею ни малейшего понятия, о чем это вы говорите. Пойдем, Финн, я нашла тебе коня. Смотри, хорошенько заботься о нем и не вздумай поранить ему рот удилами или бока шпорами, а не то наживешь себе смертельного врага в лице его хозяина. Давай, Его Высочество сердится и требует немедленно отправляться в путь. Уже давно рассвело!
Финн радостно побежала к своему скакуну, огромному гнедому мерину с гордо изогнутой шеей, по кличке Харкен. Он был куда выше Уголек и, как обнаружила Финн, едва только оседлав его, куда сильнее. Он гарцевал и упирался под непривычно легким телом, и ей стоило немалого труда поставить его в ряд с остальными лошадьми. Но она скрыла свой страх и, ударив коня пятками по бокам, оказалась рядом с Лахланом и Изолт, которые критически оглядели ее.
— Ты уверена, что справишься с ним, Финн? — спросила Изолт.
— А то как же!
— Ну ладно, — сказал Ри. — Едем!
К вечеру первого дня Финн была готова разрыдаться от усталости. Она никогда не ездила так быстро и так долго. Лошадей подгоняли при любой возможности, пуская их галопом по лугам и долинам, заросшим деревьями. Лишь когда лес стал слишком густым, всадники перешли на тряскую рысцу, от которой Финн клацала зубами и до крови стерла бедра.
Харкену потребовалось всего десять минут, чтобы выбросить Финн из седла, и она тяжело плюхнулась на землю, свалившись с большой высоты на полной скорости. Гоблин, цеплявшаяся за ее плечо, соскочила, грациозно приземлилась на лапки и уселась вылизывать усы, пока обескураженная и разъяренная Финн ловила своего мерина.
Харкен был слишком хорошо обучен, чтобы убежать, но ей пришлось садиться в седло без приступки и посторонней помощи, одновременно держа недовольную эльфийскую кошку, которая постоянно пыталась в отместку оцарапать хозяйку своими острыми коготками. Всей кожей чувствуя, что целители смотрят на нее из своей повозки, Финн с горящими щеками кое-как взобралась в седло, развернула гнедого, ударила его пятками по бокам и бросилась догонять остальных всадников, которые, не останавливаясь, поскакали дальше.
Вскоре после этого мерин неожиданно свернул с дороги и пронесся под низкой веткой, и Финн удержалась в седле лишь благодаря тому, что съехала набок, обеими руками уцепившись за стремя. Еще через полчаса он снова сбросил ее, внезапно скакнув в сторону на полном ходу, а после этого — в полдень, резко остановившись, чтобы попить воды из ленивого коричневого ручейка. Финн перелетела через голову и угодила прямо в воду, немало позабавив всадников. Дункан Железный Кулак сам соскочил со своего коня, чтобы вытащить ее из ручья, сказав через плечо:
— Что ж, Харкен решил, что это место ничем не хуже других, чтобы остановиться на обед. Давайте сделаем привал и дадим лошадям немного отдохнуть.
Мокрая и глубоко униженная, девушка выбралась на берег, тайком потирая ушибленные места и не глядя никому в глаза. Гоблин выскочила следом за ней, с прилипшим к телу мокрым мехом и хвостом, с которого стекала вода. Она уселась спиной к Финн и принялась вылизываться, зашипев на хозяйку, когда та попыталась взять ее на руки.
Никто не обращал на смущенную наездницу и ее кошку никакого внимания, ослабляя подпруги и распаковывая седельные сумки. Финн могла лишь радоваться, что угрюмый первый помощник с «Вероники» не был свидетелем ее позорного падения. Эрвин Праведный не раз твердил, что «погибели предшествует гордость, а падению надменность», и она никак не могла отделаться от мысли, что доказательство его правоты доставило бы ему огромное удовольствие.
Финн готова была бы свернуться калачиком под деревьями и проспать весь день, но к ее ужасу они остановились ровно на столько, чтобы перекусить хлебом, сыром и элем, и снова продолжили путь. Гоблин вполне ясно выразила свое настроение, запрыгнув в повозку и свернувшись там на куче одеял, не удостоив хозяйку и взглядом, когда та попыталась заманить ее обратно к себе на плечо. Финн с радостью присоединилась бы к эльфийской кошке, но гордость не позволила ей признать поражение, поэтому она, морщась и проклиная все на свете, упрямо взобралась на гнедого мерина и, стиснув зубы, вцепилась в поводья, когда он снова рысью понесся вперед.
В конце концов, солнце начало опускаться за высокие пологие холмы, но они продолжали скакать и тогда, когда сумерки превратились в ночь, при свете горящих факелов. Наконец разбили лагерь, но у Финн так затекло и болело все тело, что она еле стояла на ногах. Джоанна без единого слова дала ей горшочек с бальзамом, который нещадно жег кожу, когда она мазала им свои синяки и ноющие мышцы, но зато успокоил боль настолько, что Финн в конце концов смогла отдохнуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
