— Да, пожалуйста! — говоритъ Нагель. — Да, посмотрите сами, тамъ только бумаги. Я совершенно не понимаю…
Но хозяинъ открываетъ самое внутреннее отдѣленіе и вдругъ выпускаетъ бумажникъ изъ рукъ; все лицо его превращается въ широкую, удивленную улыбку.
— Да вѣдь вотъ деньги! — говоритъ онъ. — Тутъ цѣлыя тысячи. Такъ вы только шутили, вы хотѣли только убѣдиться понимаю ли я шутки?
Нагель почувствовалъ себя довольнымъ какъ дитя и пошелъ на такое объясненіе. Онъ съ облегченіемъ вздохнулъ и сказалъ:
— Да, не правда ли, я только шутилъ; мнѣ вздумалось сыграть съ вами маленькую шутку. Да, у меня, слава Богу, еще много денегъ; вы только взгляните, взгляните!
Тамъ было много крупныхъ банковыхъ билетовъ, пропасть денегъ, все тысячныя ассигнаціи. Хозяинъ долженъ былъ пойти и написать расписку, прежде чѣмъ получитъ то, что ему слѣдовало. Но еще долго послѣ того какъ онъ ушелъ, капли пота покрывали лобъ Нагеля, и онъ дрожалъ отъ волненія. Какое разстройство охватило его и какъ пусто было у него въ головѣ!
Вскорѣ послѣ этого онъ впалъ въ безпокойный, тяжелый сонъ; онъ заснулъ, лежа на диванѣ; вертѣлся во снѣ, громко разговаривалъ, пѣлъ, велѣлъ подать еще коньяку и выпилъ цѣлыхъ полбутылки въ совершенно лихорадочномъ состояніи. Сара не выходила изъ его комнаты, и, хотя онъ все время обращался къ ней, она мало понимала изъ того, что онъ говорилъ. Онъ лежалъ съ закрытыми глазами.
Нѣтъ, онъ не желаетъ раздѣваться; о чемъ она думаетъ? Развѣ сейчасъ еще не бѣлый день? Онъ еще явственно слышитъ щебетаніе птицъ. И доктора ей вовсе не слѣдуетъ звать; нѣтъ, докторъ дастъ ему только бѣлую мазь и желтую мазь, и въ особенности нужно будетъ тогда подмѣнить эти мази и употреблять ихъ обратно, чтобы этимъ убить его на мѣстѣ. Карльсенъ оттого-то и умеръ; она, вѣрно, помните Карльсена? Да, онъ оттого и умеръ. Только еще было такъ, что Карльсенъ подавился рыбьей костью, а когда докторъ явился со своимъ лекарствомъ, оказалось, что онъ задыхается отъ глотка чистѣйшей воды. Хе-хе-хе, ну, не смѣшно ли это? Сара, вы не думаете, что я пьянъ, а? Ассоціація идей, слышите? Энциклопедисты и тому подобное; сосчитайте по пуговицамъ, Сара, пьянъ ли я!… Слушайте, вотъ начали работать мельницы, городскія мельницы! Боже, въ какомъ вороньемъ гнѣздѣ вы живете, Сара; я бы могъ освободить васъ отъ владычества злыхъ силъ, какъ говорится. Убирайтесь къ чорту! Убирайтесь къ чорту! Впрочемъ, кто вы? Вы всѣ безъ исключенія фальшивы, и каждаго изъ васъ я отдалъ бы подъ судъ. Вы не думаете этого? О, каждый изъ васъ у меня на примѣтѣ! Я убѣжденъ, что лейтенантъ Гансенъ обѣщалъ Минуттѣ двѣ шерстяныхъ сорочки; только смотрите, получилъ ли онъ ихъ? И вы думаете, Минутта посмѣетъ признаться въ этомъ? Въ такомъ случаѣ я выведу васъ изъ заблужденія: Минутта не осмѣлится признаться; онъ уклонится отъ этого! Если не ошибаюсь, господинъ Грогардъ, вы здѣсь сидите и исподтишка посмѣиваетесь, спрятавшись за вашей газетой? Нѣтъ? Вы еще здѣсь, Сара? Хорошо! Если вы еще просидите минутъ пять, я вамъ разскажу что-нибудь; идетъ? Только прежде всего представьте себѣ человѣка, у котораго постепенно выпадаютъ брови, можете вы это себѣ представить? У котораго брови выпадаютъ, при этомъ позвольте мнѣ васъ спросить, лежали ли вы на постели, которая скрипѣла? Сосчитайте по пуговкамъ, случалось ли это съ вами? Вы у меня въ сильномъ подозрѣніи. Впрочемъ, всѣ здѣшніе жители у меня на примѣтѣ и въ подозрѣніи. А я славно выполнилъ свою работу: я періодически подвергъ васъ двадцатикратному искуснѣйшему допросу и произвелъ безпорядокъ въ вашей жизни; въ ваше приличное, слѣпое и тусклое существованіе я вносилъ одну безпокойную сцену за другой. Хо-хо, какъ надымили мельницы, какъ надымили мельницы! Оттого я вамъ и совѣтую высокочтимая дѣвица Сара, норвежская кофейница, Іосифова дочь, — кушать свѣтлый бульонъ, пока онъ горячъ, потому что, если онъ постоитъ, то остынетъ, и чортъ меня побери, коли вмѣсто него останется что-нибудь, кромѣ воды… Дайте коньяку, Сара, у меня головная боль въ обоихъ вискахъ, это прямо удивительно больно…
— Не хотите ли чего-нибудь теплаго? — спросила Сара.
— Чего-нибудь теплаго? Что она подразумѣваетъ подъ этимъ? Тотчасъ же весь городъ обѣжитъ вѣсть, что онъ выпилъ чего-то теплаго. Надо на это обратить вниманіе! У него не было намѣренія возбудить гнѣвъ, онъ просто хотѣлъ явиться добрымъ податнымъ инспекторомъ въ городъ; какъ по нотамъ пойдетъ онъ по дорогѣ къ приходу и никогда больше не будетъ смотрѣть на вещи такъ отчаянно противоположно всѣмъ другимъ людямъ; вотъ онъ подымаетъ въ знакъ этого три пальца вверхъ… Пусть она не боится. Ему дѣйствительно больно и тутъ и тамъ, но онъ не раздѣвается, и потому это скоро пройдетъ; клинъ нужно клиномъ вышибать…
Ему становилось все хуже, и Сара сидѣла какъ на иголкахъ; она бы съ удовольствіемъ убѣжала отсюда, но онъ тотчасъ же замѣчалъ, когда она вставала, и спрашивалъ, неужели она оставляетъ его? Она ждала, чтобы онъ впалъ въ крѣпкій сонъ, когда наболтается до усталости. Да, какъ онъ болталъ, все съ закрытыми глазами, съ краснымъ отъ жары и лихорадки лицомъ. Онъ придумалъ новый способъ избавить кусты смородины госпожи Стенерсенъ отъ травяныхъ вшей; этотъ способъ состоялъ въ слѣдующемъ: въ одинъ прекрасный день онъ купитъ полное ведро парафина въ лавкѣ; затѣмъ отправится на рынокъ, сниметъ башмаки, наполнитъ ихъ до верху парафиномъ. Затѣмъ башмаки эти будутъ зажжены одинъ за другимъ, а онъ съ пѣснями протанцуетъ вокругъ нихъ въ однихъ носкахъ. Все это должно произойти какъ-нибудь въ предобѣденное время, когда онъ поправится. Онъ сдѣлаетъ изъ этого настоящій циркъ, цѣлое представленіе съ лошадьми и будетъ при этомъ щелкать бичомъ.
Потомъ онъ занялся тѣмъ, что сталъ придумывать особенныя или смѣшныя имена и прозвища своимъ знакомымъ; напримѣръ, судью Рейнерта онъ прозвалъ Bilge и говорилъ, что — это титулъ. Судья Рейнертъ, высокоуважаемый Bilge въ городѣ, говорилъ онъ. Въ заключеніе онъ сталъ молоть какую-то чепуху о томъ, какъ высока можетъ быть квартира консула Андресена отъ потолка до полу. Три съ половиною локтя, три съ половиною локтя! — кричалъ онъ безпрерывно. — Три съ половиною локтя на хорошій конецъ; не правъ ли онъ? Но серьезно! Право, онъ лежитъ съ удильнымъ крючкомъ въ глоткѣ; онъ не лжетъ, оттого у него и кровь идетъ изъ горла, и это такъ больно…
Наконецъ къ вечеру онъ заснулъ крѣпкимъ сномъ.
Къ десяти часамъ вечера онъ проснулся. Онъ былъ одинъ и все еще лежалъ на диванѣ. Одѣяло, которымъ накрыла его Сара, свалилось на полъ, но тѣмъ не менѣе его уже не знобило. Сара затворила также окно, и онъ снова открылъ его. Ему казалось, что въ головѣ у него прояснѣло, но онъ былъ слабъ и дрожалъ. Глухой страхъ снова сталъ овладѣвать имъ; онъ до мозга костей чувствовалъ его, когда что-нибудь трещало въ стѣнѣ или какое-нибудь восклицаніе доносилось до него съ улицы. Можетъ быть, это пройдетъ, если онъ сейчасъ ляжетъ въ постель и проспитъ до утра. Онъ раздѣлся.
Однако онъ не могъ заснуть. Онъ лежалъ и размышлялъ обо всемъ, что пережилъ за послѣднія сутки со вчерашняго вечера, когда онъ отправился въ лѣсъ, гдѣ выпилъ маленькую скляночку воды, и до сихъ поръ, когда онъ въ изнеможеніи лежитъ въ своей комнатѣ, измученный лихорадкой. Какъ долго тянулись эта ночь и этотъ день! И его не оставлялъ страхъ; смутное, тайное сознаніе, что близка какая-то опасность, какое-то несчастье, не покидало его. Что же такое онъ сдѣлалъ? Какой шопотъ слышится вокругъ его постели? Какое-то неясное бормотанье наполняло комнату. Онъ сложилъ руки, и ему показалось, что онъ засыпаетъ…
Вдругъ онъ взглянулъ на свой палецъ и замѣтилъ, что кольца на немъ нѣтъ. Сердце его мгновенно стало работать сильнѣе; онъ осмотрѣлъ палецъ внимательнѣе: еле замѣтная, темная каемка вокругъ пальца, но кольца нѣтъ! Царь небесный! Кольца разумѣется не было, — онъ бросилъ его въ море; вѣдь онъ полагалъ, что оно больше не будетъ нужно ему, потому что онъ хотѣлъ умереть, вотъ отчего онъ бросилъ его въ море. И вотъ теперь его не было, не было кольца!
Онъ опять вскакиваетъ съ постели, мгновенно натягиваетъ на себя платье и какъ безумный кружится по комнатѣ. Было десять часовъ; онъ долженъ его найти до двѣнадцати; послѣдній ударъ двѣнадцатаго часа будетъ послѣдней секундой; кольцо, кольцо…
Онъ слетаетъ съ лѣстницы, бросается на улицу и къ пристани. Изъ гостиницы видятъ его, но ему до этого нѣтъ дѣла; онъ снова ослабѣваетъ, колѣни его подгибаются, но онъ этого не замѣчаетъ. Да, теперь онъ нашелъ причину тяжелаго страха. угнетавшаго его цѣлый день; кольца не было! И женщина съ крестомъ явилась ему.
Внѣ себя отъ страха бросается онъ внизу у набережной въ первую попавшуюся лодку. Она крѣпко привязана къ берегу, и онъ не можетъ отвязать ее. Онъ зоветъ человѣка и проситъ его отвязать лодку; но человѣкъ возражаетъ, что онъ не можетъ этого сдѣлать, такъ какъ лодка чужая. Да, но Нагель все возьметъ на себя, ему необходимо кольцо, онъ заплатитъ за лодку. — Но развѣ онъ не видитъ, что цѣпь заперта на замокъ? Вѣдь вотъ же тутъ желѣзныя кольца. — Ну, такъ онъ возьметъ другую лодку.
