— Почему?
Она покачала головой, отмахнувшись от вопроса Сабана.
— Просто поняла, и всё. Хотя я не осмеливалась в это поверить. Конечно, я хотела быть обручённой с ним, — торопливо добавила она, нахмурившись, — но мне хотелось и служить ему. Когда я была богиней, у меня были видения, и в них Эрэк поведал мне, что наступает время перемен. Что время его одиночества заканчивается.
Сабану становилось не по себе, когда она рассказывала о том, когда была богиней. Он не был уверен, что по настоящему верит ей. Он полагал, что это потому, что он вырос не в Сэрмэннине, и не привык к тому, что девушка превращается в богиню, или, что ещё невероятнее, превращается обратно в девушку.
— Я молился, чтобы ты осталась жива, — сказал он.
— У меня всё ещё бывают видения, — сказала Орэнна, не обращая внимания на его слова. — Я думаю, что они приоткрывают мне будущее, только оно словно в тумане. Ты рассказывал мне о том, как вы впервые увидели храм Скатэла, как очертания в тумане, вот такие же мои видения. Но я думаю, что они станут более чёткими, — она помолчала. — Я верю, что они станут более чёткими, — продолжила она, — по крайней мере, я всё ещё слышу Эрэка у себя в голове, и иногда мне кажется, что я по настоящему замужем за ним, и, наверное, я невеста, которую он оставил на земле, чтобы делать его работу.
— Переместить храм? — Сабан неожиданно почувствовал ревность к Эрэку.
— Прекратить зиму, — сказала Орэнна, — уничтожить горести. Вот почему твой брат пришёл в Сэрмэннин, и почему он спас тебя от Ленгара. Ты и я, Сабан, служители Эрэка.
Этой зимой Сабан и Мерет обошли южные леса Сэрмэннина и отыскали самые высокие и самые прямые дубы и вязы, которые даже были выше самых длинных столбов храма в Рэтэррине. Они прикоснулись лбами к стволам, моля духов деревьев о прощении, и затем срубили деревья, обрезали ветви, и при помощи стада волов притащили брёвна в селение Орэнны. Они придали брёвнам форму лодок с двумя носами. Сначала они обтесали внешнюю часть лодок, затем перевернули стволы и выдолбили их при помощи тесёл из кремня, камня и бронзы. Дюжина человек работали на берегу реки, исполняя песни, размахивая своими орудиями, и усыпали землю деревянной стружкой. Сабану нравилась работа, так как он привык к работе с деревьями, и он испытывал удовольствие, наблюдая, как ровная бело-золотистая древесина приобретает необходимую форму. Орэнна и другие женщины с песнями работали неподалёку, разрезая шкуры на ремни, которыми будут привязаны крестообразные балки к лодкам, а камни к балкам. Сабан был счастлив в те дни. Его считали главным в селении Орэнны, и все здесь стремились к одной и той же цели, и радовались, видя, как продвигается работа. Это было хорошие времена, наполненные смехом и благородным занятием.
Когда первые три корпуса были закончены, Льюэдд вырезал глаз на каждом борту, чтобы бог, защищающий лодки, высматривал шторма и скалы, а затем он положил три лодки рядом друг с другом. Каждое судно было длиной в три человеческих роста, а ширина трёх лодок вместе была половиной длины корпусов, которые Сабан теперь соединил двумя огромными дубовыми брёвнами толщиной с человека. Брёвнам была придана четырёхугольная форма при помощи кремня и бронзы, и их нижняя половина входила в пазы, вырубленные в фальшбортах трёх корпусов. Как только брусья были присоединены к корпусам, они были плотно привязаны длинными ремнями из кожи. Это первое судно было таким массивным сооружением, что рыбаки качали головами и говорили, что оно никогда не поплывёт, но оно поплыло. Двадцать человек столкнули его с берега в прибрежный ил, а прибывающий прилив легко поднял тройной корпус. Они назвали судно Молот, что означало исполин, и Льюэдд был уверен, что оно выдержит вес самых больших камней, и не затонет в суровом моря.
Камабан совершил путешествие в Рэтэррин в конце зимы и вернулся в Сэрмэннин как раз тогда, когда был закончен Молот. Он был восхищён огромным судном, бегло осмотрел другие подготовленные корпуса, и присел на корточки возле хижины Сабана, чтобы рассказать ему новости из родного края. Ленгар, сказал он, был могуществен, как никогда, однако Мелак из Друинны умер, и за власть боролись сын Мелака и воин, которого зовут Стакис. Стакис победил.
— Он не тот, кто нам нужен, — сказал Камабан. Он взял миску с кашей из рук Орэнны и кивнул в благодарность.
— А что не так со Стакисом? — спросил Сабан.
— Мы должны провести камни по воде через его земли, конечно, — объяснил Камабан, — а он не похож на нашего друга. Тем не менее, он согласился встретиться с нами.
— С нами?
— Всеми нами, — расплывчато пояснил Камабан, так взмахнув рукой, что это могло охватывать весь мир. — Собрание племён. Мы, Рэтэррин и Друинна. За месяц до Летнего Солнца. Проблема в том, — он сделал паузу, зачерпнув немного каши, — проблема, — он продолжал с полным ртом, — что Стакис не любит Ленгара. Я не виню его за это. Воины нашего брата постоянно в деле, и они совершают набеги на стада Друинны.
— Он не воюет с Каталло?
— Постоянно, но они скрываются за своими болотами, и их новый вождь хороший воин. Это один из сыновей Китала, Раллин.
— Двоюродный брат Дирэввин, — сказал Сабан, припоминая имя.
— Скорее, её щенок, — мстительно сказал Камабан. — Она теперь называет себя колдуньей и живёт в старой хижине Санны, откуда она завывает к Лаханне, а Раллин не помочится без её разрешения. Удивительно, не так ли, — он замолчал, ещё проглотив каши, — как Каталло нравится, когда властвует женщина? Сначала Санна, теперь Дирэввин! Тоже мне — колдунья! Она роется в поисках трав и делает грозные предсказания. Это не колдовство.
— У неё есть ребёнок от Ленгара? — спросил Сабан. Он неожиданно представил себе смуглое лицо, обрамлённое тёмными волосами, смех Дирэввин, а потом это же лицо рыдающее и кричащее. Он вздрогнул.
— Ребенок умёр, — беспечно сказал Камабан и презрительно ухмыльнулся. — Что это за колдунья, которая не может сохранить жизнь своему собственному ребёнку? — он отложил пустую миску. — Ленгар хочет, чтобы ты взял с собой Орэнну на собрание племён.
— Зачем?
— Потому что я рассказал ему, как она прекрасна, — сказал Камабан, — и это веская причина, чтобы оставить её здесь.
— Ленгар не тронет её, — сказал Сабан.
— Он может тронуть любую женщину, какую пожелает, — сказал Камабан, — и ни одна не осмелится отказать ему из-за страха перед его воинами. Наш брат, Сабан, тиран.
Керевал, Скатэл, Хэрэгг, Камабан и дюжина других старейшин и жрецов отправились на встречу племён. Понадобилось семь лодок, чтобы перевезти всех, а Сабан отплыл с Льюэддом в рыбачьей лодке, ведомой восемью гребцами. Погода была неспокойной, волны увеличивались, но Льюэдд не беспокоился.
