Разумеется, и потому, что чувствовал себя обязанным помочь Павлу. Нет, я не прирождённый благотворитель, чтоб вы сразу поняли, и жалости во мне столько же, сколько в любом другом нормальном человеке, но… но мужик действительно оказался в трудной ситуации, и я пожертвовал ему полгода жизни. Не могу сказать, что потерял шесть месяцев, поскольку общение с таким гением, как Гатов, само по себе стоит немало, но лучше бы нам спрятаться на более комфортной планете.
Впрочем…
Я хотел поговорить о другом.
Почему я остался?
Вы спросите: «Куда бы ты делся?» Отвечу: к друзьям, которые не поверили в мою смерть и организовали поиски. Да, вы не ошиблись: ради меня, обыкновенного алхимика с «Пытливого амуша», были организованы довольно масштабные поиски. Естественно, Павла и Каронимо спасатели тоже забрали бы, но в первую очередь им был нужен я. Почему? Потому что Помпилио своих не бросает. Напыщенно? Извините, говорю, как есть. Через два месяца после нашего прилёта – по моим расчётам, именно столько времени понадобилось для расследования кардонийских событий, – на Менсале появился импакто Астрологического флота, разыскивающий «офицера, исчезнувшего во время кратковременного захода в Шпеев исследовательского рейдера Флота». Догадайтесь, чьё изображение демонстрировали цепари заинтересованным лицам? Да, вы не ошиблись. Мне, правда, портрет не понравился, я на нём получился страшненьким и каким-то скукоженным, видимо, рисовали с Энди, но черты лица художник уловил неплохо.
Импакто болтался на Менсале два месяца, и мне, скажу откровенно, было так же приятно, как Гермесу Трисмегисту делать свои открытия. Я понял, что меня помнят, обо мне думают, и очень хотел подать ребятам знак… Не потому, что мне хватило приключений, нет. Хотя их действительно хватило, чтоб меня в алкагест окунуло. Хотел подать знак, чтобы их миссия оказалась успешной, чтобы прилететь на Лингу или Кардонию, посмотреть Помпилио в глаза и сказать: «Спасибо». Он, конечно, скажет: «Очень хорошо, Мерса, а теперь займись своими обязанностями: у меня закончились патроны для «Трех сестер»…» Он бы повёл себя, как вёл обычно, но я ведь знаю, что мессеру было бы приятно.
И поэтому хотел, но сдержался.
Почему?
Вот я и пытаюсь объяснить.
Не вам – себе.
За то время, что я болтаюсь с Гатовым, нас похищали, мы бежали с тщательно охраняемой военной базы, отстреливались от погони, сидя в дырявом паровинге, на нём же нырнули в переход, оказались на воюющей Менсале, снова стреляли, Павел словил пулю, а мы с Каронимо – переломы, пришли в себя, построили бронекорду и теперь несёмся на край континента, ежесекундно рискуя нарваться на перестрелку, чтобы встретиться с контрабандистом, согласившимся тайно доставить нас на Верзи, и что будет дальше, не знает ни один из Добрых Праведников.
В целом вы поняли, да?
У Энди наш лихой калейдоскоп вызывал изжогу и нытье. И тревогу за будущее… Он у меня домосед… и…
(Строчка вымарана)
Я вам не рассказывал, как он однажды…
(Вымарано два абзаца)
Вот такой у меня Энди, чтоб его в алкагест окунуло.
Но я опять отвлёкся.
Вот ещё предположение: я остался, потому что Гатов и Бааламестре мне понравились. Не учёностью, а сами по себе, как личности. Они жили полной жизнью, понимаете? Дрались, выпивали, гонялись за юбками, изобретали. Постоянно что-нибудь изобретали, придумывали, творили, делали, снова напивались и придумывали ещё… И у них получалось, чтоб меня в алкагесте позабыли, как же здорово у них получалось… И они предложили мне присоединиться, представляете? Увидели во мне равного и позвали в кружок. Они сказали, что великий алхимик сделает команду совершенной.
Великий алхимик!
Вы поняли, что речь обо мне? Вы поняли, куда Гатов меня позвал? Сомневаюсь. Да это и неважно, потому что я остался с Павлом не поэтому. Я слишком глуп, чтобы продаваться, я стараюсь поступать правильно. Мне предлагали сытую жизнь богатого, уважаемого человека – я завербовался в Астрологический флот, предлагают стать легендой научного мира – я не могу бросить друзей. Я…
Я, наконец, понял, почему остался с Гатовым и Каронимо.
Потому что так было правильно…»
Из дневника Оливера А. Мерсы alh.d.* * *
– Кажется, печать настоящая, – пробубнил командир поста через семь с половиной минут после того, как приступил к изучению документа. – То есть подлинная.
– Именно так, синьор лейтенант, – предельно вежливо подтвердил Гатов, внимательно следя за тем, чтобы толстые пальцы офицера не повредили важный документ. – Самая настоящая.
Когда-то командир поста отличался здоровой полнотой, считался не «жирным ублюдком», а «мощным силачом», и даже ставился в пример менее радивым сослуживцам. Но годы шли, Дрибе понял, что лейтенантские погоны стали его карьерным потолком, расслабился, перестал за собой следить, и теперь – во всяком случае, для стороннего наблюдателя – являл собой карикатуру на военного, а не реальную боевую единицу.
– И подпись Его превосходительства… тоже, – продолжил Дрибе с таким видом, словно наблюдал губернаторские автографы минимум дважды в час.
– Подпись выполнена алхимическими чернилами…
– Вижу. – Лейтенант пожевал губами и бросил мимолётный и крайне неодобрительный взгляд на татуировки учёного.
– Извините.
– Извиняю.
Гатов улыбнулся и потрогал один из своих браслетов, «клабардарсианский аркан», который, по слухам, возвращал владельцу спокойствие даже в самых безнадёжных обстоятельствах. А спокойствие Павлу требовалось, как никогда.
Укреплённая позиция кнехтов располагалась на пыльном просёлке, носящем гордое название Транстрибердийский тракт № 8, на самом въезде в поселение Одекки. Во всяком случае, именно так утверждала карта. Собственно, пост представлял собой прекрасно защищённую и укрытую от глаз пулемётную точку, несколько индивидуальных окопов и натянутую в тени деревьев маскировочную сеть, в тени которой спасались от жары кнехты. Помимо стола и двух лавок, под сетью виднелись бак с водой, ящик, видимо с едой, и две табельные винтовки в пирамиде – остальные находились у солдат и до недавнего времени были направлены в учёных.
Которые изо всех сил демонстрировали похвальную законопослушность.
– Алхимическую печать канцелярии Его превосходительства подделать невозможно, – откашлявшись и вдоволь наигравшись с успокаивающим браслетом, сообщил Гатов.
