— Эй! — закричала Магдалена и забарабанила в ворота, пока окошко не открылось снова. Теперь там появилось другое лицо.
Этот Свинопас, хихикая над фамилией, пояснил страж, утром покинул крепость, после того как его милость отказался от предложенных им услуг. На вопрос Магдалены, не упоминал ли библиотекарь, куда теперь направится, страж ответил, что тот справлялся о дороге в бенедиктинское аббатство Святого Якоба. Больше ему ничего не известно.
Аббатство Святого Якоба было расположено в стороне от западного берега реки, монахи-бенедиктинцы отгораживались там от мирских превратностей. Их аскетизм и тяга к таинственности вызывали недоверие у вюрцбургцев. К этому добавлялось то, что монахи, если они вдвоем или вчетвером покидали стены монастыря, общались друг с другом исключительно на латыни, чтобы никто их не понимал. А еще ходили слухи, будто своих собратьев, достигших преклонного возраста, они замуровывали в крипте, склепе под алтарем, чтобы, с одной стороны, освободить тех от мучений, а с другой — избавиться от лишнего едока. Дело в том, что аббатство Святого Якоба было из числа бедных и дела его обстояли не лучшим образом. Во время крестьянского восстания оно пострадало больше других монастырей в округе.
Войдя ближе к полудню в монастырские ворота, Магдалена была встречена седовласым бенедиктинцем, который провел ее в свою скудно обставленную сторожку и спросил:
— Quod est nomen tuum?
— Магдалена, — ответила она, — et nomen patri mei est Beelzebub.[12]
Старик явно не ожидал, что дева поймет его, тем паче ответит на латыни, как на родном языке. Во всяком случае, он предпочел вести беседу на немецком.
Представившись братом Люциусом, монах поинтересовался, что привело ее в аббатство Святого Якоба и откуда она держит путь.
Магдалена честно призналась, что ищет некоего Венделина Свинопаса, библиотекаря, с которым вместе приехала из монастыря Эбербах в поисках новой работы.
Монах подтвердил, что человек с таким именем как раз недавно прибыл и предстал перед аббатом с той же просьбой. Далее брат Люциус осведомился, в каких отношениях она состоит с этим человеком.
Магдалена ответила, что ни в каких, если их что-то и связывает, так только совместная работа в библиотеке в монастыре цистерцианцев. Быть может, и для нее изыщется возможность следить за порядком в библиотеке аббатства, спросила она.
— Как тебя зовут? (лат.)
— Фамилия моего отца Вельзевул, (дат.)
Брат Люциус протер глаза и окинул Магдалену настороженным взглядом, словно не доверял деве, а потом спросил, понимает ли она вообще что-нибудь в книгах, знает ли, что такое фронтиспис и колофон, прописная буква и лигатура, формат ин-фолио и ин-кварто?
Магдалена рассмеялась и сказала, что фронтисписом называют украшение титула или лист, помещаемый слева от титульного листа, а колофон — это текст на последней странице книги с выходными сведениями, не что иное, как пометка наборщика или печатника. Прописными называют большие буквы алфавита, в то время как лигатура — это соединение двух букв в одну. И, между прочим, любой, кто хоть раз бывал в библиотеке, знает, что, если сложить пополам лист бумаги, получится формат в пол-листа, называемый ин-фолио, если сложить дважды — получится ин-ква-тро, вчетверо…
Монах умоляюще поднял руки, словно заклиная ее замолчать. Сам же, качая головой, молча вышел из привратницкой, оставив Магдалену одну. На самом деле она всего лишь хотела увидеться с Венделином и объяснить ему причину своей долгой неразговорчивости. Теперь же ее осенила новая идея: если бы ей удалось попасть в библиотеку, в которой работал Тритемий, она, возможно, сумела бы обнаружить там разгадку тайны девяти «Книг Премудрости». Надо было спешить, ведь рано или поздно здесь появится папский легат Джустиниани. Да и Ксеранта, эта дьяволица в юбке, тоже знает, что она бежала в Вюрцбург.
Из этих раздумий ее вывел не кто иной, как Венделин. Свинопас был удивлен, больше того, пришел в полное замешательство, когда, войдя в привратницкую, увидел там Магдалену.
— Ты… здесь? — смущенно пролепетал он. — Тебя я ожидал увидеть меньше всего, когда привратник сообщил, что кто-то желает со мной поговорить.
— Этот кто-то — я, — сказала Магдалена, подходя к Венделину. Несколько мгновений они стояли почти вплотную друг к другу.
— Что я такого сделал, — смущенно заговорил Венделин, — в чем провинился, что ты меня вдруг начала презирать, наказывая молчанием? Я не знаю за собой никакой вины.
— Нет-нет, — тихонько произнесла Магдалена и замотала головой. — Я во всем виновата. Мои мысли пошли по неверному руслу. Если я расскажу тебе о причине моих заблуждений, быть может, тогда ты поймешь и простишь меня.
Она взяла Свинопаса за руку и рассказала историю о том, как наткнулась в его багаже на перчатку Ксеранты и как ее охватила паника. Собственно, эту цель и преследовала дьяволица своим внезапным нападением. Кстати, Ксеранта обвела вокруг пальца не только ее, но и ничего не подозревавшего кучера, которому подсунула осколок стекла вместо драгоценного камня, лишив его заработка.
Венделин помолчал какое-то время, словно сомневаясь в правдивости ее слов. Но потом они бросились друг другу в объятия, и Свинопас поцеловал Магдалену в лоб.
За дверью привратницкой послышались чьи-то легкие шаги, и они отпрянули друг от друга. В помещение вошел седовласый привратник, огляделся по сторонам, будто что-то искал. Потом нерешительно заговорил:
— Я разговаривал с аббатом Матиасом. Если вам будет угодно, вы можете уже сегодня приступить к работе библиотекаря аббатства Святого Якоба. — Он доброжелательно посмотрел при этом на Магдалену.
Она бросила растерянный взгляд на Венделина: почему я? Ведь это он беседовал с аббатом.
Она смущенно обратилась к брату Люциусу:
— Я благодарю вас за доверие, но нельзя ли, чтобы мы оба…
— Для вас, дева, я, к сожалению, не смог ничего сделать, как ни увещевал аббата. Женщине, сказал он, нечего делать в стенах аббатства, она способна внести лишь смуту в сердца монахов.
— Но вы ведь только что сказали, что я могу уже сегодня приступить к работе библиотекаря!
— Не вы, дева, а ваш спутник!
Момент общей растерянности брат Люциус использовал для объяснения:
— Возможно, мой взгляд ввел вас в заблуждение. Дело в том, что три месяца тому назад я в одночасье утратил зрение. Я слепой.
— Слепой?
Магдалена с ужасом взирала на мутные глаза седого старца. На его губах играла легкая усмешка. Вероятно, он не слишком трагически воспринимал свою беду.
— Да, слепой, — повторил он, отнюдь не рассчитывая на сострадание, — зато я вижу ушами. В вашем случае, дева, я, должно быть, «ослышался». Вы смутили мои уши. Вы, безусловно, достойная женщина!
— Но вы передвигаетесь, как зрячий! Я бы ни за что не догадалась, что вы потеряли зрение. Вы в самом деле вообще ничего не видите?
— Вокруг меня все погружено во тьму. Лишь вместе с часовыми молитвами по канонам Святого Бенедикта перед моими мутными глазами восходит и заходит солнце. Впрочем, чтобы ориентироваться в аббатстве, глаза не нужны. Я провел в этих стенах всю свою жизнь и знаю здесь каждый угол и каждую стену.
Завороженная невозмутимостью монаха, Магдалена заметила:
— Наверняка вы слишком много читали при плохом освещении!
— Слишком много? — Старик рассмеялся. — Слишком много читать вообще невозможно, скорее слишком мало. Нет, уж если моя потеря зрения и имеет какую-нибудь причину, то лишь ту, что я читал вещи, читать которые благочестивому христианину не положено. Но мое любопытство и желание заглянуть в прошлое и будущее оказались сильнее, чем моя вера в современные догматы Церкви. А они запрещают знакомиться с подобными записями. К стыду своему, должен признаться, я не сжег эти произведения, после того как прочитал их и признал вредными для христианского вероучения. Я считаю, что сжигание книг есть не что иное, как признание собственной слабости.
Брат Люциус безошибочно повернулся к Венделину Свинопасу:
— Итак, вы беретесь за это благородное дело? Книги аббатства жаждут, чтобы кто-то зрячий начал ухаживать за ними!
Заметив, что Свинопас отрицательно покачал головой, Магдалена тут же дала ему знак соглашаться и указала пальцем на окно, что должно было означать: подробности потом!
Монах почувствовал эти, казалось бы, бесшумные знаки и со смехом заметил:
— И в самом деле, мелочи вы можете обсудить на улице.
Магдалена и Венделин сошлись на том, что для начала библиотекарю следует разузнать, какие рукописные и печатные книги хранятся в аббатстве. Сама Магдалена останется жить в «Лебеде», в то время как Свинопас будет исполнять свою работу библиотекаря. Если во всей этой путанице вокруг «Книг Премудрости» и было место, где они могли бы обнаружить новые подсказки, то только в библиотеке брата Люциуса. Ведь именно здесь служил аббатом Тритемий, священник-оккультист, единственный, кто признал себя членом союза Девяти Незримых, тот самый Тритемий, который на смертном одре определил Рудольфо в свои преемники.
