Альбрехт стрельнул глазами в сторону Кирхнера. Не то чтобы его курфюрстшеская милость не владел грамотой, но определенных усилий ему это стоило. К тому же у него не было привычки самому браться за перо.
А посему Кирхнер взял перо и нацарапал на бумаге таинственное слово, врезавшееся в его память, как библейское мене, текел, упарсин[10]:
HICIACCOD
Затем придвинул лист князю-епископу. Тот проверил написанное слово, важно кивнул и передал дальше стеганографу, сидевшему напротив на ящике с книгами.
Поначалу могло показаться, что странное слово рассмешило Атанасиуса Гельмонта, потому что он скривил рот, словно собираясь засмеяться. Но затем стало ясно, что он всего лишь про себя произносит отдельные буквы.
Не поднимая глаз, криптограф заметил:
— Непростая задача, которую вы мне тут ставите. С позволения сказать, о моем гонораре в случае успеха вы еще и слова не проронили!
Кирхнер недовольно сморщил лоб, а кардинал громко втянул носом воздух, как обычно делал, демонстрируя свое раздражение.
Гельмонт, полностью поглощенный раздумьями над таинственным словом, сухо продолжил:
— Бесплатным ничего не бывает на нашей бренной земле, кроме смерти. А она стоит жизни. — После этого стеганограф, до того демонстрировавший глубокую одухотворенность и невозмутимость, разразился булькающим хохотом, хватая ртом воздух, как собака после неудачной погони за зайцем. При этом глаза его выступили из орбит, словно спелые сливы. — Скажем, десятая часть от доходов, которые вы получите вследствие расшифровки этой тайнописи. — И срывающимся голосом, особенно угрожающе звучащим из уст этого человека, он добавил: — И не пытайтесь торговаться, ваша курфюрстшеская милость!
Князь-епископ нервно вскочил, и Кирхнер, опасаясь худшего, торопливо оттащил хозяина в сторону. В углу он принялся увещевать Альбрехта, тот злобно ему отвечал, но в итоге оба пришли к согласию и снова сели за стол.
— Почему вы вообще считаете, что это слово является ключом к деньгам и богатству? — решил схитрить Альбрехт. — Мы совершенно неожиданно наткнулись на эту магическую формулу в одном старинном фолианте и, поскольку она так странно выглядела и не имела ничего общего с латынью и немецким, заинтересовались ею.
— Ах, вот в чем дело, — отозвался стеганограф с разочарованным видом. — Тогда и срочности, видимо, особой нет, чтобы я сразу же занялся поисками решения. Пошлите мне вашего секретаря недельки через четыре или пять. Быть может, к тому времени я и найду решение.
— Нет, тут вы не правы, — перебил его князь-епископ. — Мы хотели лишь намекнуть, что за таинственным словом HICIACCOD может скрываться и вполне безобидная отгадка…
— …но и указание на сокровища, допустим, тамплиеров или царя Соломона, способные даже князя-епископа освободить от всех денежных забот!
Альбрехт Бранденбургский побелел как полотно, Кирхнер же, демонстрируя полное безразличие, отвернулся и смотрел в сторону с независимым видом.
— Что вы хотите этим сказать? — смущенно пролепетал кардинал.
Атанасиус Гельмонт пожал плечами.
— Ничего, кроме одного: когда Папа Климент V в 1312 году из-за ереси и никчемности распустил Орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломона, больше известный как орден тамплиеров, то богатейший во всем мире орден вдруг стал нищим. До этого бедные храмовники владели неслыханными богатствами, восходившими к легендарным сокровищам Храма Соломона. Все эти несметные сокровища, на которые якобы можно было бы купить Вселенную, бесследно исчезли и до сих пор не найдены. Поговаривают, что лишь единицы знают, где сокрыты эти богатства. Но они обязаны хранить эту тайну и под страхом смерти не разглашать ее, передавая лишь по наследству достойному преемнику.
Потрясенный Кирхнер повторил:
— Купить Вселенную! Фантастическая картина. Вы не находите, ваша курфюрстшеская милость?
Альбрехт Бранденбургский сосредоточенно молчал, вытянув губы дудочкой. Мысленно он уже предвкушал, какие перспективы сулит расшифровка секретного слова.
— Разумеется, если вам угодно назвать книги Ветхого Завета фантастическими, — заметил Гельмонт, обращаясь к Кирхнеру. — Или вам не известны Первая и Вторая книги Паралипоменон Ветхого Завета? Там сказано: «И превзошел царь Соломон всех царей земли богатством. Он построил храм, стены и двери которого были из чистого золота, и пороги тоже. А в сокровищницах хранились произведения искусства, разная утварь и сосуды — тоже из чистого золота. И даже царица Савская, сама не обиженная Господом и не обойденная богатством, была поражена его богатством и заплакала — от зависти». А потом, так сказано в Библии, почил Соломон. С тех пор его золото исчезло. Ни один человек — пусть даже целый народ — не мог за свою жизнь промотать такое богатство.
— А почему вы нам все это рассказываете? — послышался после долгой паузы голос курфюрста. — Что касается богатств царя Соломона, вы не открыли нам ничего нового. И позвольте спросить: какая связь между всем этим и тайным словом HICIACCOD? Или вы знаете больше? — Альбрехт окинул Гедьмонта сверлящим взглядом в надежде, что тот невольно выдаст себя.
— Я знаю меньше вас, ваша курфюрстшеская милость. Мне даже не известно название фолианта, не говоря уж о его авторе и подробностях его содержания. Так что вам надо бы, с позволения сказать, пойти мне навстречу. Надеюсь только, вы не попались на удочку какого-нибудь рабдоманта[11], ведь с тех самых времен, как было изобретено книгопечатание, они разглагольствуют в книгах о том, что прутья приводятся в движение металлическими испарениями, причем таким же таинственным образом, как стрелка компаса показывает на север. Но если последнее явление более-менее внятно объясняется естественными науками, то волшебная лоза, с помощью которой якобы можно определить подлинность святынь, изобличить вора или доказать развратные действия, не более чем плод человеческой фантазии. То же самое относится и к кладоискательству, даже если это противоречит убеждению великого Парацельса, который, как известно, является горячим приверженцем рабдомантии, то бишь лозоходства.
Готовность, с которой Гельмонт делился информацией, скорее насторожила князя-епископа и его секретаря. Возникало подозрение, что криптограф пытается ввести их в заблуждение и пустить по ложному следу. С особым недоверием слушал рассуждения ученого Кирхнер, который, прослышав, что Великий Рудольфо мог иметь доступ к «Книгам Премудрости», тут же обстоятельно начал изучать сей предмет.
— Надеюсь, вы не хотите нам внушить, — ехидно заметил он, — что сокровища Соломона сокрыты именно в Германии!
Прищурившись, стеганограф смерил Кирхнера пренебрежительным взглядом и проронил:
— Господин секретарь! — Сама интонация его обращения была оскорбительной. — Я был вправе ожидать от человека вашего сословия больших познаний. Предположим, тамплиеры в своих крестовых походах завладели Соломоновыми драгоценностями. Это вполне вероятно. Откуда-то же должно было взяться баснословное богатство ордена! После роспуска ордена имущество тамплиеров досталось во Франции королю, в Португалии — одному незначительному рыцарскому ордену, а в Германии — иоаннитам. Их приор вот уже сто лет как располагается в Хайтерсхайме, в двух днях езды верхом отсюда. Между прочим, многоуважаемый господин секретарь, я никогда не утверждал, что сокровища Соломона попали в Германию.
Кирхнер кипел от злости. Так опозорить его перед патроном было неслыханной дерзостью. С его языка уже готово было сорваться обвинение, что Гельмонт — коварный фальсификатор, но тут заговорил Альбрехт Бранденбургский:
— Если вы так хорошо осведомлены о сокровищах Соломона, почему же вы сами еще не отправились на поиски золота ветхозаветного царя?
— Потому что я… — Гельмонт смущенно ухмыльнулся и продолжил, запинаясь: — Потому что у меня не было таких подробностей, как, например, ваш секретный код… Как он звучит?
— HICIACCOD! — пришел ему на помощь Кирхнер.
— HICIACCOD, — повторил Атанасиус Гельмонт и еще раз четко выговорил каждый слог: HI–Cl — AC–COD.
Криптограф закрыл руками лицо, показывая, как напряженно он размышляет. Наконец он отвел руки и произнес:
— Несомненно, речь идет не об одном слове, к примеру, для описания местности, а о нотариконе, слоги или отдельные буквы которого скрывают целое предложение и тем самым содержат четкое указание!
— Потрудитесь объясниться подробнее! — раздраженно прикрикнул на стеганографа князь-епископ.
Тот вскочил так резко, что ящик с книгами под ним с грохотом опрокинулся, присел на корточки у стены напротив Альбрехта и принялся, склонив голову на левое плечо, изучать корешки сложенных там книг. Вскоре, найдя то, что искал, он вытащил из стопки переплетенную рукопись. Положив ее на стол, таинственным голосом произнес:
