Государь помолчал, а затем сказал:
– Об этом я подумаю.
Мы проходили дальше мимо дверей министерского павильона.
– А там что? – спросил Государь.
– Комнаты министров, Ваше Величество, от которых Вы должны быть как можно дальше.
Государь в павильон не зашел.
Приветливо поговорив с чинами канцелярии, окруженный толпой депутатов, он отправился к выходу. Перед отъездом Государь несколько раз благодарил депутатов за прием и, обратившись ко мне, сказал:
– Мне было очень приятно. Этот день я никогда не забуду.
Все высыпали на подъезд, и Царский автомобиль отъехал при громовом “ура”, подхваченном улицей, где собравшаяся толпа радостно приветствовала Царя.
Великий князь Михаил Александрович оставался до конца заседания. Вечером того же дня Государь посетил Г. Совет, где все прошло холодно, без торжественности и подъема. Контраст с приемом Думы всех поразил, и об этом потом много говорили в обществе.
Декларация Штюрмера, прочитанная после отъезда Государя, произвела удручающее впечатление: произнес он ее невнятно, а когда по газетам ознакомились с ее содержанием, она еще более разочаровала. В длинных путаных фразах ничего не было сказано о намерениях правительства. Сошел он с кафедры при гробовой тишине, и только кто-то на крайней правой попробовал ему аплодировать. С первых же шагов Штюрмер предстал как полное ничтожество и вызвал к себе насмешливое отношение, выразившееся в яркой речи Пуришкевича. Он тогда пустил свое крылатое слово “чехарда министров”, назвал Штюрмера “Кивач красноречия” и сравнил его с героем “Мертвых душ” Чичиковым, который, посетив всех уважаемых в городе лиц, долго сидел в бричке, раздумывая, к кому бы еще заехать. Это сравнение было очень удачным, так как Штюрмер с момента вступления в должность все разъезжал по разным министерствам и говорил речи.
Появление военного министра Поливанова было встречено овацией: его обстоятельная и деловая речь прослушана со вниманием. Так же сердечно Дума встретила Сазонова и Григоровича. Закончилось заседание декларацией «Прогрессивного блока», в которой выражалось пожелание создать министерство, пользующееся доверием, чтобы с его помощью организовать силы страны для окончательной победы, упорядочение тыла и привлечение всех виновных в наших неудачах на фронте к ответственности. Тон декларации был уверенный и обязывающий правительство прислушаться к голосу народа». (Родзянко М.В. Крушение империи и Государственная Дума и февральская 1917 года революция. М., 2002. С. 154–158.)
В воспоминаниях дворцового коменданта, генерал-адъютанта В.И. Воейкова это событие получило следующее описание: «Вернувшись со Ставки к 9-му февраля, дню открытия сессий Государственной Думы и Государственного совета, Государь посетил обе эти палаты, в сопровождении вновь назначенного председателя Совета министров Б.В. Штюрмера. В Екатерининском зале Таврического дворца собрались послы союзных держав и члены Государственной Думы, приветствовавшие Его Величество восторженными кликами “ура”. После молебствия по случаю взятия доблестными нашими кавказскими войсками Эрзерума Государь сказал: “Мне отрадно было вместе с вами вознести Господу Богу благодарственные молитвы за дарованную Им нашей дорогой России и нашей доблестной армии на Кавказе славную победу. Счастлив также находиться посреди вас и посреди верного моего народа, представителями которого вы здесь являетесь. Призывая благословение Божие на предстоящие вам труды, в особенности в такую тяжелую годину, твердо верую, что все вы и каждый из вас внесет в основу ответственной перед Родиной и мной работу весь свой опыт, все свое знание местных условий и всю свою горячую любовь к нашему Отечеству, руководствуясь исключительно ею в трудах своих. Любовь это всегда будет помогать вам и служить путеводной звездой в исполнении вами долга перед Родиной и мной. От всей души желаю Государственной Думе плодотворных трудов и всякого успеха”.
Члены Думы и присутствовавшая публика ответили на речь Царя громовым “ура”. Настроение собравшихся казалось вполне благожелательным. Государь обошел многие помещения, приветливо со всеми разговаривал, благодарил депутатов за прием и отбыл на автомобиле, оставив прибывшего с ним брата – великого князя Михаила Александровича, пожелавшего присутствовать на имевшемся состояться заседании Государственной Думы. В этот же день вечером Государь посетил Государственный совет в Мариинском дворце, где для встречи Его Величества собрались только члены Совета, принявшие царя без шумных оваций, но в высшей степени сердечно». (Воейков В.Н. С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя императора Николая II. М., 1994. С. 92–93.)
Другое представление памятных событий находим в записях революционно настроенного штаб-капитана Ставки в Могилеве М.К. Лемке от 9 февраля 1916 г.: «Телеграмма о совершенно неожиданном посещении сегодня царем молебна, отслуженного в день возобновления занятий Госуд. Думы по случаю взятия Эрзерума, произвела здесь сильное впечатление, о ней говорили почти все; наши полковники, считающие Думу, вообще, чем-то низшим и, во всяком случае, состоящей на подозрении, не знали, как же теперь понимать ее значение… Разумеется, она была реабилитирована в их глазах, и всегдашнее снисходительное отношение сразу сменилось почтительным преклонением перед авторитетом народных представителей… Много ли надо для перемены своих мнений, вообще некрепких, неустойчивых и ничем серьезно не обоснованных.
В приезде царя в Думу с Михаилом Александровичем некоторые видят очень ловко рассчитанный ход. Во-первых, это – как бы извинение перед Думой за последнее ее закрытие и признание ошибочности этого шага; во-вторых, это подчеркивание своей близости к ней, в-третьих, это желание показать свою близость с братом, в-четвертых – желание показать, что брат не чужд влияния на государственные дела, в-пятых – дальнейшее присутствие Михаила на самом открытии Думы показывает, что глаз государев лично наблюдает за работой Думы. По-моему, все дело проще: “Когда вы хотите прославить подвиги моей армии – я с вами, а всегда – мне на вас наплевать”.
Вообще, Михаил выдвигается. 17 января он назначен председателем Георгиевского комитета его имени и сегодня просил царя принять звание почетного председателя комитета». (Лемке М. 250 дней в Царской Ставке. Пг., 1920. С. 534.)
После выступления в Государственной Думе на следующий день Государь отправился в Ставку в Могилев:
«10-гo февраля. Среда
Встал довольно поздно, занимался и в 10 час. принял Григоровича. Погулял. От 11 час. у меня были: Волжин, Хвостов – [министр] юстиции и Хвост[ов] – [министр] внутр. дел. После завтрака принял Неклюдова, посланника в Швеции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
