Мужской голос.
Голос Намойи Кевлерена.
Колени Велана затряслись. Он попытался успокоиться и одеться, но руки не слушались его. Снизу послышались встревоженные голоса.
– В чем дело? Что происходит? – боязливо выкрикнул кто-то – очевидно, стражник.
Велан, сам удивляясь тому, что делает, открыл дверь и прокричал:
– Всем оставаться внизу!…
Голос его дрожал, но никто не рискнул подняться по ступенькам.
Заправляя рубашку в штаны и глубоко дыша, чтобы успокоиться, Лаймок влетел на верхний этаж и постучал в дверь Намойи. Раздался странный звук, похожий на свист ветра, однако никто не ответил. Велан постучал, позвав Кевлерена по имени. Тишина.
Велан распахнул дверь и остановился. Смелости шагнуть в комнату у него не хватило.
Темно. Тени на кровати… несколько. И кровь – на стенах и в воздухе. Маслянистая. Цвета меди.
– Ваше величество?…
– Он в безопасности, – слабо произнес полузнакомый голос. – Я сейчас…
Зажглась спичка. Велан увидел бледные лица, потом услышал частое и тяжелое дыхание.
Непонятный звук привлек его внимание. Лаймок повернулся к окну. Это жужжали железные решетки, на которых дрожало голубое пламя.
Свет фонаря озарил комнату. Велан перевел взгляд от окна на кровать и увидел Квенион. Девушка сидела, широко раскрыв глаза и судорожно хватая ртом воздух.
– Что… – пробормотал молодой офицер. Это было все, что он смог произнести.
– Все в порядке, – ответила Квенион, с трудом поднимаясь с кровати.
Как только она встала, фонарь осветил ее. Велан заметил, что она вся в крови.
Глава 16
Полома приказал слугам связать незваного гостя, валявшегося на полу без сознания.
Когда слуги поняли, что этот человек явился в дом, чтобы убить их хозяина, то схватили его, крепко связали руки тонкой веревкой, а когда незнакомец очнулся, избили злоумышленника так, что он снова надолго потерял сознание.
Полома ничего этого не видел. Как только неизвестный перестал представлять для него опасность, префект возвратился к матери.
Соркро лежала поверх простыней, полностью одетая. Ее веки трепетали, точно крылья бабочки. Хэтти сидела на краю кровати, поглаживая руку госпожи и вслушиваясь в ее бормотание так внимательно, будто это были последние слова старой женщины.
Полома сел рядом с Хэтти, приложил ладонь ко лбу матери и удивился, насколько он холодный. Префект попытался послушать сердце. Оно почти не билось.
Мальвара встал, не в силах усидеть на месте. Глупо, но он подумал о вине, за которым послала его мать. Устыдившись, что забыл принести его, Полома извинился перед ней за этот промах.
Хэтти ничего не поняла и тепло улыбнулась ему.
– Она тобой очень гордится.
Эти слова означали, что Хэтти знает: Соркро уже умирает.
– Врач, – отрывисто сказал префект. – Я пошлю тебя за врачом!…
– Врач не поможет, – мягко возразила служанка. – Никто из нас не в силах что-либо предпринять. Теперь все зависит только от нее самой…
Полома ощутил себя посторонним. Словно здесь умирала вовсе не его мать… Он изо всех сил захотел что-то почувствовать, принять какое-то решение, куда-то побежать, но вместо этого остался стоять на месте беспомощный и безмолвный.
Будто его здесь вовсе нет.
Словно прочитав мысли Поломы, Хэтти сказала:
– Она знает, что ты здесь. Когда ты говоришь, она все еще слышит твои слова.
Это было совсем не то, что он желал сейчас услышать. Мальвара хотел, чтобы его мать умерла спокойно, чтобы она находилась без сознания, как тот ублюдок, проникший в его дом и пытавшийся убить его. Он хотел, чтобы Соркро ничего не знала о собственной смерти. Это все неправильно.
Префект почувствовал, как в груди поднимается волна ярости.
Он сжал зубы и стиснул кулаки.
– Ей все равно, – сказала Хэтти. – Она ничего не чувствует.
– Как ты можешь так говорить? – слабым голосом спросил Полома. – Откуда ты знаешь?…
– Потому что у твоей матери не отняли жизнь. Ее не застрелили и не зарезали. Она умирает от старости. Она измучена. Она испытала больше, чем может вынести человек.
* * *
Промокшая с головы до ног Гэлис возвратилась в Цитадель.
В ее комнате на первом этаже башни – с видом на город из одного окна и на восточный берег Фрей из другого – никого не было. Войдя, девушка увидела, что в камине разведен огонь, а на столе стоит бутылка вина.
Гэлис направилась прямо к столу, налила целую кружку и выпила вино залпом. Потом она начала снимать мокрую одежду, мечтая еще об одной горячей ванне.
– Я бы не стал пока заходить так далеко, – произнес Гош Линседд.
Гэлис подпрыгнула от неожиданности. Гош сидел на стуле, стоявшем у полки с картами и бумагами. Казалось, он только что пробудился после короткого сна.
– Надеюсь, тебе понравилось, что развели огонь. Я попросил, чтобы все было готово к твоему возвращению…
– Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, – сказала девушка. Ее голос прозвучал раздраженно. Она поняла это и добавила мягче: – Почему ты не вернулся в казармы со своими драгунами?
Гош весьма двусмысленно улыбнулся:
– Я думал, нам стоит обсудить случившееся.
Гэлис тяжело вздохнула:
– Так же говорил Полома.
Голос полковника напрягся.
– Так вот где ты была?…
Девушка смерила Линседда взглядом.
– Да, но его матери стало плохо, и мы не смогли все детально обсудить.
– С ней все в порядке? – Гош действительно выглядел обеспокоенным. – Может быть, ей нужен врач?
– Я не знаю, но думаю, что дело серьезное. Уверена, Полома позовет врача, если сочтет нужным.
Полковник кивнул и посмотрел на свои руки.
– Ты считаешь, что я поступил неправильно, приведя сегодня драгун в Седловину? Думаешь, я обострил ситуацию?…
– Послушай, Гош. Мне нужно переодеться и вообще привести себя в порядок, прежде чем вести умные разговоры.
Линседд быстро поднялся с места.
– Да-да. Разумеется. Почему бы тебе не… м-м… не закончить то, чем начала заниматься?… Поговорим завтра?
– Отличная мысль, – кивнула Гэлис. Полковник открыл было дверь и собрался уходить, но неожиданно остановился и спросил:
– Ты здесь нигде Кадберна не видала?
Гэлис удивилась, а потом поняла, что не встречала его уже дня два, а то и больше.
– Нет…
Гош пожал плечами.
– Что ж. Найдется, я уверен.
Девушка, неожиданно для самой себя встревоженная отсутствием Избранного, неуверенно проговорила:
– Да. Ты прав, конечно…
Но полковник уже закрыл за собой дверь.
* * *
Дождь продолжал лить и ночью.
Для колонистов-переселенцев шум капель, барабанящих по крышам их лачуг, больше походил на рев водопада. Впрочем, крыши с напором стихии справлялись неплохо, чего нельзя было сказать о стенах, выложенных кирпичом, изготовленным из сырой глины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
