и компотов, а также и бочонки, соленья, чтобы немцам не досталось. В доме также всё прибрал. Мы сюда вернёмся, когда немцев прогонят.
Станичники торопились уйти, хотя бы в сторону, чтобы не попасть под стальной молот наступления немцев. Кто-то не уходил, прятался в погребах. Председателя я не видел. Когда сообщили о немцах, он куда-то пропал, и все организационные моменты матери пришлось взять на себя. Станица стремительно пустела. Бил в набат церковный колокол.
Я добежал до оврага, быстро надел шлемофон и забрался в танк, который достал из Хранилища. У меня были две «тридцатьчетвёрки» и плавающий Т-40 с крупнокалиберным пулемётом ДШК. Месяц назад я отлучился на пару дней и слетал под Харьков, где добыл новейшую «тридцатьчетвёрку» с башней-«гайкой» и командирской башенкой.
Именно эту машину я сейчас и достал. Танк был доведён до идеала, на башне с обеих сторон был указан номер машины и название – «Беспощадный». Кстати, среди немецких трофеев были такие танки, но с авиационными моторами. К счастью, я нашёл с дизелем, видимо, редкий экземпляр. Машина была майского выпуска.
Сидя в открытом командирском люке, я проехал мимо сельчан, помахал им рукой и прибавил газу. Матушка бежала следом, что-то крича и махая руками. Добраться до подобранного укрытия я не успел: немцы неприятно быстро оказались у станицы. По сути, я столкнулся с ними на противоположной околице.
Мне навстречу шли с десяток мотоциклов, в основном тяжёлых, сразу прыснувших в разные стороны, лёгкий чешский танк и два бронетранспортёра. Остальные двигались метрах в ста позади.
Чех сразу вспыхнул: я поразил его бронебойным. Бил так, чтобы, пройдя лобовую броню, снаряд поразил двигатель, что и случилось. Из пулемётов я работал по мотоциклистам, и успешно: три машины остались на дороге, остальные ушли и укрылись за домами, сараями и плетнями.
А я начал бить по бронетранспортёрам, остальной технике и пехоте, которая длинной змеёй двигалась по дороге. Благо я был выше и видел её всю, вот и крутился. Со снарядами проблем не было, я время от времени пополнял боекомплект. Стрелять я старался так, чтобы не тратить снаряды зря.
По мне тоже били из пушек, уже было несколько попаданий и рикошетов. Я бил в ответ, стараясь в первую очередь выбить именно противотанковое оружие и бронетехнику. Иногда уходил за дома, используя их как укрытия: сделаю несколько выстрелов, и пока немцы сносят снарядом хату, я двигаюсь к другому строению. Иногда по сторонам мелькали станичники, из тех, что не ушли со всеми и убегали только сейчас, с чем могли.
Войти в станицу немцы так и не смогли. Откуда-то начали бить гаубицы, разрывы вставали то тут, то там, в небо взлетали обломки досок и соломы, некоторые хаты, в том числе и наша, горели, другие были уничтожены до основания.
Тех мотоциклистов, что двигались в первых рядах, я частично уничтожил, другие успели разбежаться. А сейчас я рванул назад в станицу и увидел, как шесть немецких мотоциклистов сгоняют людей. Видимо, они объехали станицу по параллельной дороге. Появившись на окраине села, я прицельно выстрелил и рванул к мотоциклистам.
Первый снаряд разорвался между двух тяжёлых «цундапов», отчего один загорелся. Немцы залегли, станичники тоже расползались, на дороге остался разбросанный скарб. Подлетев к немцам, я работал пулемётами. Убедившись, что опасности больше нет, старики и часть девок побойчее подбирались к телам немцев и собирали оружие. Один из стариков деловито снимал с коляски пулемёт.
А я погнал обратно. Я уже выбил из колонны все восемь танков и двенадцать бронетранспортёров плюс три десятка грузовиков, часть с пушками, и уничтожил около трёхсот немецких солдат. Самым опасным из того, что ещё оставалось на дороге, в составе немецкой колонны, были семь самоходок. Но мои снаряды в лоб самоходки не брали, хотя три из них я обездвижил, повредив гусеницы. Сейчас я стал бить именно по самоходкам.
Немцы уже и не думали брать станицу, по ней продолжали бить гаубицы, выжившие отходили, а самоходки их прикрывали. Мне удалось обездвижить и остальные, я хотел было обойти их, поразить в борта и сжечь, но, подумав, снова рванул обратно к станичникам. До заката, когда на поля упадёт темнота, оставался ещё целый час.
Несколько танков, видимо, по той же параллельной дороге обошли станицу. Среди них было три средних, две «четвёрки» и «тройка», а также пять чехов. Сначала я поджёг двух чехов и одного подбил, потом красиво полыхнула «тройка»: огонь рванул из всех люков.
В этот момент и меня достали. Мы сошлись почти лоб в лоб, и мне сбили гусеницу: я поворачивал, и она, сбившись в ком, осталась за кормой. Танк замер, развернувшись правым бортом к немцам. Я торопливо начал разворачивать башню в их сторону, и тут первый снаряд рванул на броне, пробив её. Двигатель замолк и зачадил, появилось пламя. Последовали ещё два пробития.
Я же продолжал бить по немцам. Поджёг обе «четвёрки», у одной из них от детонации снесло башню. Бил и по чехам. Спину припекало, жгло страшно, огонь из двигательного отсека вырывался в боевой. Добив последний танк, я открыл крышку люка и, с трудом ухватившись за его край и обломок антенны, выбрался, сполз по борту и стал кататься спиной по траве, стараясь сбить пламя. Сухая трава вокруг тоже горела, и пламя шло на станицу, повинуясь ветру, дувшему в ту сторону.
Немцы, из уцелевших танкистов, стали стрелять по мне из пистолетов. Я скинул на спину сбившийся на глаза шлемофон, достал из Хранилища ППД и открыл ответный огонь. На спине тлели лохмотья рубахи, там наверняка ожоги, но терпеть можно.
Отстреливаясь, я стал отходить подальше от своего танка: там полбоекомплекта, рванёт – мало не покажется. И в этот момент меня словно ударили палкой по ноге ниже колена. Падая, я срезал подстрелившего меня немца. Остальных добивали из трофеев старики.
Я ещё попытался встать, но рука подломилась, я ткнулся лицом в траву и остался лежать. А жаль, я хотел отбежать, достать второй танк и продолжить. Отлично ведь получалось, мне понравилось. Если бы не эта бронегруппа (даже удивительно, что без пехоты), я бы эту колонну и самоходки добил.
Похоже, я надышался гарью в танке, там дыма от сгоревшего пороха хватало, вентиляция работала, но не справлялась. Потом ожоги, вполне мог быть боевой шок, да и огнестрельное ранение. В общем, меня вырубило. Девять лет, организм слабый. Пси-силу я экономил для телекинеза, поэтому не усиливал тело, а то шансов у немецких танкистов не было бы никаких.
Очнулся я, лёжа
