На всякий случай Дункан позвонил еще раз. Никакого ответа.
Еще минут десять он стоял, раздираемый противоречиями, и совсем уже решил вломиться, а объяснение, если что, выдумать на ходу, как вдруг услышал шум мотора. Если приехала Алекс, то она неслась домой с совершенно нетипичной для нее скоростью.
У Дункана появилась возможность понаблюдать, как она влетела на стоянку, чуть не впечатавшись в фонарный столб.
Что с ней такое? Зачем мчаться в такой спешке?
— Эй! — окликнул он, когда Алекс вышла из машины.
— Ну, чего тебе? — буркнула она.
— Это я, Дункан Форбс. Не узнала?
— Отчего же, очень даже узнала! Кому еще придет в голову соваться к человеку в такое время! Так вот, секс меня не интересует, так что можешь убираться на все четыре стороны!
Алекс зашагала к дому, гневно впечатывая каблуки в дорожку.
— Для начала… ты говоришь неправду насчет секса, а мы уже договорились, что ты не будешь…
Дверь захлопнулась прямо перед его лицом. Что за муха ее укусила?
Дункан вернулся к домофону, вдавил кнопку и стоял, дожидаясь, пока Алекс не взбеленится настолько, чтобы ответить.
— Ты прекратишь лезть ко мне или нет? — услышал он, когда она сняла трубку.
— Надо поговорить.
Дункан был не настолько глуп, чтобы и теперь думать в розовых тонах. Совершенно очевидно, что сейчас неподходящий момент для признания в любви, но в остальном-то признаться можно?
В трубке помолчали, и он приготовился услышать жужжание, означающее, что дверь открыта и его впускают.
— У меня тоже есть что тебе сказать, — услышал он в ответ. — Вот завтра и поговорим.
— Слушай, дело важ…
Закончить не удалось. Дункан выругался и пошел к машине. Отлично, лучше и быть не может. Стоит только подумать, что любишь женщину, как она перестает с тобой разговаривать! Просто хочется рвать и метать!
Однако ничего не поделаешь, придется ждать до завтра.
Ладно, он подождет. Что может измениться за одну ночь? Ничего жизненно важного.
На другое утро Алекс приветствовал солнечный свет. Когда погода бывала хорошая, она шла на работу пешком, поэтому надела кроссовки, а туфли положила в сумку.
Вообще говоря, прогулкой ее поход на работу можно назвать лишь с большой натяжкой. Она маршировала, чеканя шаг, словно надеялась растоптать чувство унижения и горечи от предательства. Поскольку даже самый яростный гнев не заставил бы ее перейти улицу на красный свет, она остановилась у светофора, невзирая на то что на всем протяжении улицы не просматривалось ни единого авто. Только когда зажегся зеленый, она сделала шаг на «зебру».
Если разобраться, Дункан не лгал ей напрямую, но он утаил важную часть своей истории, а умолчание — та же ложь, и чем дальше, тем пробел казался шире и значительнее.
Левой! Левой! Левой!
Алекс перешла улицу и зашагала по другой стороне, с мрачным удовлетворением ощущая, как яростно сердце гонит по жилам кровь.
Недаром она чувствовала, что между ними все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Мужчина просто не может быть таким хорошим ни в провинции, ни где-то еще на белом свете. А между тем она наивно полагала, что в большом городе встретит именно такого: спортивного, но и образованного, привлекательного, но не самовлюбленного, ну и, само собой, очень сексуального. Не то чтобы секс затмевал для нее все остальное — о нет! Давным-давно она поняла, что человек сложен и многообразен, и скорее обошлась бы без постели, чем улеглась с тем, кого не может уважать.
Она не может, никак не может уважать человека бесчестного. Таков мистер Дункан Форбс, профессор и темная личность. Она просто-напросто снимает его с повестки дня. Секс с ним, конечно, потрясающий, но не сексом единым жив человек! Хотя от мысли о том, что больше они друг к другу не прикоснутся, бросает в дрожь, нельзя забывать, в каких дурах, она ходит из-за своего пристрастия к сексу.
Шум мотора вернул Алекс к действительности. К ней приближался бежевый седан, в точности как у Дункана Форбса. Солнце било в переднее стекло, защитный щиток опущен, и никакой возможности разглядеть, кто за рулем, но Алекс ни на миг не усомнилась, что это именно он, поэтому яростно сдвинула брови:
— Да отстанешь ты от меня, в конце концов или нет?!
Седан набрал ходу. Более того, он пересек желтую пограничную линию и вылетел на противоположную полосу. В голове мелькнуло: «Да ведь он собирается меня сбить!»
Адреналин захлестнул волной, пробудив наконец инстинкт самосохранения.
Кенгуриным прыжком Алекс оказалась за высокой — ей по грудь — живой изгородью. Мотор проревел мимо, послышался надсадный визг тормозов.
Она ударилась о землю так, что несколько минут ничего не сознавала, а когда очнулась, сразу поняла, что жива — по тому, как сильно болело все тело.
Однако разлеживаться нельзя. Седан мог вернуться в любую секунду.
При попытке подняться жуткая боль как бы распалась на сотню маленьких, заставив громко охнуть. Что с ней? И если уж на то пошло, где она? Стоит… нет, висит, цепляясь за памятник жертвам войны.
Ноги отказывались служить, тошнота то подкатывала, то отступала. В голове ни единой связной мысли. Впрочем, одна все же вертелась: как бы не опоздать на работу!
Бок, которым она проехалась по свежеподстриженному кустарнику, отчаянно жгло. Левое бедро болело от удара о мраморное подножие. Голова казалась одним комком боли. Но хуже всего был страх. До муниципального комплекса еще целых два квартала! Мобильный телефон остался дома, на подзарядке, и никогда прежде Алекс так горько не сожалела о его отсутствии.
Ей просто не дотянуть до библиотеки!
Тем не менее, она кое-как выпрямилась, отпустила край памятника и сделала шаг. Потом дело пошло легче. Вскоре она уже ковыляла по пустынной улице, напряженно прислушиваясь, до дрожи в коленях опасаясь уловить нарастающий звук мотора.
И вдруг он возник. Без того напряженные мышцы ног окаменели, угрожая судорогой. Алекс бросила через плечо испуганный взгляд.
Так и есть, бежевый седан!
Не без труда нагнувшись, она подобрала камень. Дождалась, когда машина приблизится, и швырнула в стекло. Промахнулась. Наклонилась снова.
— Алекс, ты в своем уме?!
В первое мгновение знакомый голос принес волну облегчения, но оно тут же сменилось страхом, и она шарахнулась в сторону. Седан приблизился, и она увидела, как опускается стекло со стороны водительского сиденья. Алекс продолжала отступать мелкими судорожными шажками.
Камень она все еще сжимала в руке, но рука так тряслась от слабости, что вряд ли удалось бы попасть негодяю в голову или, если уж на то пошло, во что-то жизненно важное. Боли всех сортов и размеров грызли ее в полную силу.
