Он видел перед собой большую подземную нишу, или, что вернее, гигантскую комнату, имевшую форму идеального куба – с размером граней по сто метров каждая.
В подземном зале было неожиданно светло и без фонарей: идеально-гладкие, словно отполированные какими-то строителями-гигантами стены этого помещения были беспорядочно усеяны тонкими желтовато-зелёными прослойками неизвестной горной породы, мягко светившимися в темноте.
Возле стен зала можно было с лёгкостью даже газеты читать, если бы таковые имелись в наличии, в центре же помещения царил таинственный полумрак, к которому, впрочем, глаза привыкли достаточно быстро.
Посередине трёх вертикальных граней куба («внутреннего», так сказать, куба), были вырублены широченные ходы квадратного сечения: несколько конных путников, взявшись за руки, могли проехать внутрь без каких-либо проблем.
Над каждым таким коридором – примерно на высоте двадцати метров – был виден штрек уже гораздо более скромный по размерам: шириной метра два, но очень низкий, человек в такой проход смог бы пролезть, только предварительно согнувшись.
Напротив штрека, по которому они пришли из Дежурного зала, около четвёртой вертикальной грани этого гигантского пустотелого куба наблюдалась гора разнокалиберных камней – следовательно, здесь и был совсем недавно вход в четвёртый подземный коридор, ведущий в искомый Тайный зал.
Подошли к заваленному ходу: да, шутками здесь и не пахло – всерьёз завалило, хотя, судя по всему, верхний узкий штрек совсем не пострадал.
Банкин – горный инженер, как-никак, не преминул высказаться:
– Картина для меня совершенно ясная. Эти узкие верхние ходы – явно вентиляционные штреки, идущие строго над основными ходами. Через определённые отрезки в них, очевидно, пробурены вертикальные скважины малого диаметра – для свободной циркуляции свежего воздуха во всей системе. Следовательно, все эти коридоры и штреки должны быть достаточно длинными, иначе с вентиляцией и заморачиваться не стоило бы…. Вообще-то, меня всё это впечатляет: на совесть сработано, вполне даже грамотно. Похоже, что эти древние строители горное дело знали досконально.
– Это что же получается? Если широкий коридор в какой-нибудь подземный зал выходит, то и вентиляционный штрек там же заканчивается? – уточнил Джек Негро.
– Естественно, такой вариант весьма даже вероятен, – важно закивал Гешка.
Интересная информация, было над чем подумать.
Рядом с заваленным подземным коридором обнаружились сложенные в невысокие штабеля каменные плиты, вырезанные из туфа: метр на метр, толщиной сантиметров сорок.
– А ну-ка, взялись! – велел Ник Банкину и сам ухватился за край верхней плиты.
– Килограмм шестьдесят пять, а то и все семьдесят, – отдуваясь, прикинул на глаз Гешка.
– Нормально, кладём на место, – удовлетворённо кивнул Ник, после чего вежливо обратился к Смиту, старательно державшемуся в последнее время у него за спиной: – Вот что, уважаемый Шварценеггер, то есть, Смит. Передайте мистеру Брауну, что мы сложим из этих каменных плит высокую лестницу и дальше уже пойдём вентиляционным штреком. Только пусть господин профессор нас обеспечит прочной верёвочной лестницей, чтобы на выходе из штрека можно было спуститься в Тайный зал…
По случаю окончания первого этапа работ Ник решил устроить выходной: устали все – и физически, и морально.
Нару, отобрав несколько чиго себе в помощники, занялась приготовлением праздничной трапезы, остальные разбрелись по Загадочному залу – кто куда.
Было, ей-ей, здесь на что посмотреть! Все стены этого помещения – метров на пять от каменного пола – представляли собой одно сплошное панно, состоящее словно из иллюстраций к роману, написанному в стиле изощрённого фэнтази.
– Как же это они умудрились сделать? – громко удивлялся Банкин, осторожно трогая ладонями абсолютно-гладкую стену. – Создаётся устойчивое впечатление, что все эти милые картинки нарисованы изнутри. Или – снаружи, а потом тщательно покрыты очень толстым слоем прозрачного лака…. Да, умели в старину делать всякое, в смысле – обладали хитрыми технологиями. А техника рисунков какая, мать моя женщина! Современные художники обзавидуются, и от тех завидков – непременно обкакаются жидко, честью клянусь…
Прав был Гешка, искусно всё было изображено на этих стенах, каждая деталь была старательно прописана, даже многие пропорции были тщательно соблюдены, что совсем несвойственно и нехарактерно для наскальной живописи.
Все картинки и рисунки можно было условно и приблизительно разделить на три большие группы.
Первая – разнообразные птицы и животные. Даже знакомые встречались изредка: благородные олени с узорчатыми рогами, чёрно-белые аисты, полосатые тигры, длиннющие ящерицы, коварные змеи…
Вот, явно – мамонт: торопится куда-то по своим делам, а это – саблезубая тигрица с двумя крохотными тигрятами вышла на променад…
Впрочем, большинство картинок представляли собой одну сплошную экзотику: голенастый орёл с двумя сонными головами, пятнистые лошади, только вместо копыт – лапы с длинными острыми когтями, волки с головами очковой кобры, драконы огнедышащие – в немалом ассортименте…
Вторая группа – сплошные воинские баталии.
Высокие люди европейской внешности, в непривычных глазу воинских доспехах, сражались с какими-то плечистыми гномами, с приземистыми кентаврами, с другими людьми, восседавшими верхом на огромных остроухих волках.
Тут и там мелькали вполне узнаваемые для Ника персонажи: хоббиты, орки, тролли, иные всякие…
Но третья группа рисунков, несомненно, была самой интересной и абсолютно неожиданной.
Её основу составляли космические корабли: и классические ракеты, и летающие плоские тарелки, и пирамиды – трёхгранные, с работающими двигателями, закреплёнными под их основаниями.
Правда, попадалась техника и попроще: автомобили различного предназначения, самолёты – большие и маленькие, воздушные шары, даже двух– и трёхколёсные велосипеды.
Нику сразу вспомнилась крылатая фраза: «История человечества развивается по спирали».
Вполне возможно. Хотя, глядя на эти картинки, можно было предположить, что спираль эта является только составной частью петли Мёбиуса. Иначе, как можно было объяснить соседство велосипедов с космическими кораблями?
Всё уже было – когда-то, где-то…Всё ещё будет, даю Вам слово!Солнце закатится, но на рассвете…Звёзды потухнут, и вспыхнут снова…
Впрочем, загружать уважаемых читателей сложными философскими сентенциями – дело откровенно-сомнительное и неблагодарное.
