Ещё сорок минут гнетущего молчания…
Смешанных с постыдными образами недавно случившегося в моей голове. Никак не отпускают. Забыть — слишком сложно. Как ни стараюсь избавиться. Хотя я очень стараюсь. Упорно занимаю своё воображение мелькающими сбоку пейзажами сперва городских узеньких улочек, затем и показавшегося загородного шоссе. Кусты. Деревья. Обочина. Птицы. Столбы и линии электропередач. О чём только не заставишь себя думать, лишь бы притупилось ощущение того, какими же обжигающими до сих пор чувствуются прикосновения мужчины, которые давно заканчиваются в реальности, но только не в моей памяти.
Как если до сих пор прикасается…
Да сколько можно?
Хоть головой об панель стучись, чтоб всю эту дурь оттуда выбить, ей-богу!
Не стучусь, конечно.
И пусть соблазн в самом деле велик.
Пока барахтаюсь в своих мыслях, пропускаю тот факт, что наш путь завершён. Машина припаркована перед высокими коваными воротами, обнесёнными таким же высоким внушительным забором. Вокруг — ни души. У калитки прикреплена гравированная табличка, с наименованием нашего местоположения, но адрес — незнакомый, ни о чём мне не говорит.
На язык так и просится спросить снова: “Где мы?”, но раз уж в прошлый раз ответа я не получаю, нет никакой гарантии в том, что и в этот раз не будет также. Вот и придерживаю приступ своего любопытства, компенсируя это тем, что вскоре и так всё станет гораздо понятнее.
Или же не совсем…
— Идём, — звучит от моего сопровождающего скупое и односложное в повторе, прежде чем он тянет меня наружу, выбравшись на улицу первым.
Последующий контакт чужой ладони к моей — очередной приступ моих мучительно грешных воспоминаний. Его рука больше моей в два раза. Отмечаю это, как данность, на краю подсознания, прежде чем он крепко обхватывает, дарит своеобразный несуществующий ожог, держит надёжно, как тот же капкан, не отпускает, а я сама притянута к мужчине ещё ближе, вплотную.
И ведь вроде сказал — идём.
Но сам на месте застывает. По-прежнему с силой сжимает мои пальцы, зарывается другой ладонью в мои волосы. Смотрит сверху-вниз до того пронзительно, словно ищет во мне что-то и никак не может отыскать.
А может, мне снова всё это кажется?
Последующий поцелуй — отчасти порывистый, неожиданный для меня, и вместе с тем — почти привычный: жадный, алчный, на грани грубости.
Такой же глубокий, как самая беспроглядная пропасть, в которой я моментально пропадаю, потеряв всю себя.
— У тебя есть два часа. Можешь делать здесь всё, что захочешь, — проговаривает Кай, оторвавшись от моих губ, шумно и тяжело дыша. — Потом — будет то, что хочу я.
Едва ли мне удаётся вернуться в реальность настолько быстро, чтобы в полной мере сразу осмыслить всю глубину озвученной щедрости. Но, как только до меня всё-таки доходит…
Лишь в последнюю секунду прикусываю себе язык!
Так и напрашивается, как минимум, ключи у него от машины попросить, раз уж прямо “всё, что захочу”, если не врёт, конечно.
А потом сесть за руль. И переехать. Его. Потом сдать заднюю. И ещё разочек. Или два. Шесть. Да. Шесть будет достаточно.
Наверное…
Ну, а что?
Сам же сказал.
Вот. Пусть исполняет. Да и слишком соблазнителен — сам факт, как отреагирует, если в самом деле попрошу.
В моих мечтах, ага. На практике, разумеется, я всего лишь остаюсь стоять с приоткрытым ртом. В очередных раздумьях.
Здесь — это где?
Явно за воротами. С другой их стороны.
Там…
Представляется какое-нибудь место наподобие свалки, неспроста ж в такую глухомань приезжаем, где и нет никого толком. Но не совсем мусорка. Скорее этакий своеобразный аттракцион. Где можно на законных основаниях разнести и разрушить что угодно, отведя тем самым душу, как самый последний дебошир.
Мне вот точно не помешает снять таким образом весь свой стресс!
А то мысли о ключах и сопутствующем никак не отпускают…
Слишком нервная я становлюсь в последнее время.
Вот и мой сопровождающий это замечает:
— Время пошло, — напоминает он с непонятной насмешкой, внимательно разглядывая меня всё это время.
Господи, пожалуйста, пусть у меня на лице не будет написано всё то, что живёт сейчас в моей голове!
За воротами…
Парк. По крайней мере, именно так кажется поначалу. Громадная территория, усаженная деревьями с тяжелыми кронами, тянется далеко-далеко вперёд длинными аллеями из грунтовых троп, ассиметрично расходящихся в разные стороны. А в конце той, что по центру — целый комплекс из построек, предназначение которым я определяю лишь после того, как подхожу ближе.
— Ферма? — удивляюсь уже вслух.
На губах Кая расцветает ещё одна неопределённая насмешка. Он снова подталкивает меня вперёд, в сторону конюшен.