— Правильно, — сказала Иоланда. — Перед тем, как отправиться на восток, мы должны как следует отдохнуть.
— На запад, — сказала я.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Да. Спокойной ночи.
Когда все угомонились и послышался тихий храп, я пробралась к гамаку Эрика и прижалась ухом к его груди. Сердце его стучало так, что заглушало крики ночных птиц.
А потом, свернувшись возле меня, словно терьер, он тоже заснул.
Над нами о чем-то шептались спящие деревья и сонные ящерицы, окаймленная розовым светом костра и пронизанная множеством невидимых взглядов, окружающая тьма была идеальной и бесконечной.
Качаясь в гамаке вместе с Эриком, я вдруг преисполнилась оптимизма и, схватив его за руку, попыталась, подобно экстрасенсу или медиуму, мысленно переместиться сквозь всю эту тьму и заросли туда, где находилась моя мать, чтобы дать ей знать о том, что я спешу к ней.
И вот мне показалось, что я ее чувствую. Охваченная радостью, я была почти уверена, что это так. Словно колокольчик, мое сердце звенело нежным и чистым звуком.
Ночь сгущалась; лес простирал тени, накрывая даже самые маленькие розовые цветки огня.
Север, юг, восток, запад.
Куда же направиться?
Ожидая какого-нибудь знака, я лежала и не могла уснуть.
На следующее утро, в шестом часу утра, мы съели завтрак, состоявший из сушеных креветок и простой воды из бутылок, и вновь тронулись в путь. Двигаясь по лесу на север, мы еще углубились в лесной массив Петен, полукругом расположенный на каменном склоне, где после недавнего урагана скопилась дождевая вода. Несколько часов мы шагали по тропке, которую прорубали в джунглях сначала Иоланда, потом Эрик, а потом я. На каждом шагу чавкала грязь, по мере продвижения вперед она становилась все глубже и водянистее. Наши лица и руки покрывали средство от москитов, а также грязь и вездесущие насекомые; перед глазами качались лианы и орхидеи, в ушах стоял жалобный крик обезьян. Время от времени попадались кактусы, и вскоре одежда у всех была изорвана, а лицо и руки исцарапаны колючками.
Наконец настала моя очередь поработать мачете. Это был отнюдь не старомодный нож вроде тех, что мне приходилось видеть в музеях и антикварных магазинах, а продукт массового производства, изготовленный на фабрике, вероятно, в этом году. Мачете имел сорокасантиметровый клинок из нержавеющей стали и деревянную рукоятку с оттиснутой на ней торговой маркой «Онтарио». Взяв в руки это устрашающее устройство, я было попыталась подражать движениям Иоланды, которая, слегка придерживая лезвие большим и указательным пальцами, размахивала им перед собой так, что лезвие образовывало в воздухе сверкающую дугу. Ничего подобного у меня не вышло. Получались какие-то беспорядочные движения: нож то совершал запутанные петли, крест-накрест нанося удары по кустам и лианам, то вдруг рубил их сверху вниз.
— Выше, выше! — не выдержала Иоланда. — Нет, я не могу этого видеть!
— Может, тебе стоит двигаться как-то более ритмично? — предложил Эрик. — А то кажется, будто ты пытаешься убить кенгуру.
Бросив на них возмущенный взгляд, я продолжала ожесточенно рубить кусты.
— Я просто хотел помочь.
Но хотя квалификации у меня не было никакой, мексиканского упрямства хватало вполне. И это в конце концов принесло результаты. До того момента, когда кисть начала пылать огнем, я все же сумела расчистить довольно длинную дорожку.
В два тридцать пополудни мы заметили, что уровень воды значительно повысился. Мимо нас на плотах из больших листьев скользили насекомые с бархатными усиками и большими, как у рака, клешнями; срубленные Иоландой ветки плюхались в стоячую воду, где плавали ярко-алые и лиловые цветы, представлявшие собой некую безумную версию «Кувшинок» Моне. Правда, где-то через километр Иоланде пришлось упрятать мачете в рюкзак: мы вышли на поляну, со всех сторон окруженную красными деревьями и залитую водой, которая вытекала из расположенного к востоку небольшого озера. Прохладная вода ручья испарялась, туман поднимался к вершинам красных деревьев или плыл вдоль поверхности потока, отражая его затейливые завихрения, образующиеся над упавшими деревьями.
Зайдя в высокую воду, мы приготовились переходить поток вброд — сначала Иоланда, потом Эрик. Я шла третьей, замыкал цепочку Мануэль. Мой отец нес на спине большой зеленый рюкзак с повязанным сверху красным платком. Под тяжестью груза его плечи согнулись, промокшая голубая ткань рубашки прилипла к телу, обтягивая худые руки. Выглядел он не очень уверенно. Над виниловой поверхностью вещмешка едва выступала маленькая изящная голова с большими розовыми ушами и редеющими волосами. Вода доходила Мануэлю почти до бедер; было заметно, что он с трудом передвигает ноги. Отвернувшись, я двинулась вперед, но когда трое из нас уже миновали середину протоки, где вода была нам по грудь, я услышала, как он поскользнулся и упал.
— Папа!
Резко обернувшись, я увидела, что он бултыхается в воде метрах в шести от меня, вцепившись в выступающий возле берега большой камень.
— Со мной все в порядке, — крикнул отец, хотя я видела, что рубашка у него порвана, а плечо поцарапано. Ползком пробравшись назад, он вцепился руками в траву на берегу, подтянулся и повалился в грязь — неподалеку от того места, где деревья густо сплетали свои ветви.
— Что там у вас? — спросила Иоланда, которая уже почти достигла противоположного берега; вода доходила ей до плеч.
— Сеньор Альварес! — крикнул Эрик, стоявший по пояс в воде.
Тяжело дыша, Мануэль продолжал карабкаться в сторону деревьев. Лицо побледнело, и вообще вид у него был неважный.
— Нам нельзя разделяться, — сказала Иоланда. — Идите к нам.
— Секундочку! — попросил Мануэль. Выбравшись на примыкающий к живой древесной изгороди небольшой травянистый участок, он так и остался стоять на четвереньках. — Мне нужно немного перевести дух.
Глядя на него, мы молча стояли в озере; вокруг нас сонно журчала вода. Тут за деревьями вдруг послышались какой-то треск и шуршание листьев, затем пронзительно закричали птицы.
— Что это? — спросил Эрик.
— Не знаю, — ответила я.
Не понимая, что происходит, мы ждали развития событий. Весь вымазанный грязью, отец оставался на берегу.
— Мануэль! — услышала я голос Иоланды. — Мануэль, скорее сюда.
Папа повернул голову.
— Тут что-то…
Кусты тихо раздвинулись, и в полуметре от Мануэля на берег озера вышла огромная поджарая кошка с зелеными глазами и золотистой шкурой, покрытой черными пятнами.
На вид вес животного составлял не меньше ста килограммов. Длинные изогнутые зубы готовы были без промедления вонзиться в тело моего отца. Покрытый белым мехом большой живот свисал чуть ли не до земли; склонив голову набок, кошка медленно ступала упругими шагами. Угрожающе рыча, самка ягуара обнажила клыки, а потом зашипела — или, скорее, пронзительно завизжала.
