Например, в иудаизме священным географическим центром мира является земля Ханаанская, то есть Палестина, и её столица — город Иерусалим, в котором царь Соломон воздвиг когда-то храм Бога. А социальный центр — это сам еврейский народ, вокруг которого, по мнению правоверных иудеев (да и многих евреев-атеистов тоже), и вращается вся мировая история. Китайцы, в свою очередь, с давних времен считают именно свою страну центральной: Чжун Го, или Срединное Царство, — таково древнее название Китая.
Естественно, и географические, и социальные сакральные центры всегда имеют сложное, многоступенчатое устройство, энергия Абсолюта редко где передаётся в материальный мир непосредственно, тут нужна целая система шестерёнок и приводных ремней.
Всё изложенное полностью применимо и к масонскому Братству. Астральный кельтский крест, может быть, случайно, но скорее, намеренно запечатлевшийся в космограмме новосозданной Великой английской ложи — матери всех лож, — обозначил возложенную на вольных каменщиков задачу: обеспечить транзит в наш мир некой исходящей из иных сфер энергии и с её помощью повернуть колесо Истории, создать «новую землю и новое небо».
Вопрос, однако, заключается в том, откуда, из каких именно сфер, поступает к вольным каменщикам энергия для вращения колес Истории. Конечно, понятия Абсолюта и Перводвигателя выглядят философски весьма привлекательно, но очень уж они «человеческие, слишком человеческие». Недаром понятия эти были где-то в середине I тысячелетия до Рождества Христова впервые сформулированы в разных концах Земли несколькими группами независимых мыслителей: греческих, индийских и китайских. Означенные мыслители, жившие в наиболее развитых и богатых государствах тогдашней Ойкумены, уже вступающей в Железный век (в прямом, а не в мифологическом смысле: примерно в середине I тысячелетия до Рождества Христова началась регулярная обработка железа), имели возможность достаточно свободно удовлетворять свою чисто человеческую тягу к ничем не ограниченным удовольствиям и развлечениям — и плотским, и духовным. На физическом уровне всё, конечно, замыкалось на хорошо знакомые нам по сегодняшнему времени педерастию и педофилию,[124] хотя Восток здесь преподносил и преподносит до сих пор разные приятные сюрпризы. А что касается удовольствий интеллектуальных, то аристократы духа из «осевого времени», как называл эту эпоху немецкий философ Карл Ясперс, предпочитали получать их путем мысленного проникновения под покров мироздания и мысленного же срывания с него всех и всяческих масок и одеяний.
На самом деле проникали они не глубже донышка собственных черепных коробок — с удивлением обнаруживая там это самое абсолютное бытие-небытие, т. е. ничто, которое вроде бы представляет из себя нечто. И вот этот-то очевидный результат операции абстрагирования без тормозов, скатывания на дно человеческой мыслительной машинки и был выдан за величайшее достижение духа.
Немец Ясперс настолько вдохновился открытым мыслителями-«осевиками» в собственных головах Абсолютом, что предложил создать на его основе общепланетарную философскую религию. Под это дело он включил в число «осевиков» реформатора древнего иранского вероучения Зороастра и нескольких иудейских пророков, хотя они ни о каких абсолютах никогда не говорили. А гораздо более древние шумерские и египетские интуиции и прозрения на этот счет Ясперс исключил (не укладывались в схему «осевого времени»), как и христианство (под надуманным предлогом его вторичности[125]), к которому Ясперс питал явную антипатию.
Предложение Ясперса об учреждении общечеловеческой философской религии, между прочим, вполне соответствует идеологии New Age, предваряя её по времени. Только Движение New Age направлено на массу, на толпу и рядового обывателя по преимуществу, на средний класс, а Ясперс предложил новую веру для возвышенных, так сказать, умов, для интеллектуальной элиты. Хотя элита давным-давно обрабатывалась в соответствующем духе в рамках закрытых эзотерических обществ и организаций. Ведь обнаруженный «осевиками» Абсолют так никуда с тех пор и не исчез, у философов «осевого времени» нашлась масса эпигонов и подражателей. Даже иудеи, имеющие откровение от Самого Бога, зачем-то поспешили обзавестись тайным учением Каббалы, где место Живого Бога занимает всё тот же безличный Абсолют-Перводвигатель, именуемый в Каббале Айн Соф. А уж про живших в эпоху заката античной культуры профессионалов умственного труда говорить не приходится. Многочисленные школы «знающих» (гностиков по-гречески) столько всякой всячины извлекли из бескачественного и неопределимого Абсолюта, что хватило еретикам и даже прямым сатанистам на тысячелетия вперёд. А вот Благая весть о воплотившемся Боге — Спасителе мира ни в мозги иудейских мудрецов-книжников, ни в мозги греческих гностиков так и не вместилась.
Книжники вместе с фарисеями, как известно, сказались друг другу: «Какой Христос?! Не сын ли плотника Иосифа из Назарета? Да из Назарета может ли быть что доброе?!» — и предпочли быстренько решить вопрос с непризнанным ими Мессией при помощи Понтия Пилата и римских солдат. А греческие любители мудрости, послушав в афинском ареопаге проповедь апостола Павла о воскресшем из мёртвых Спасителе, только насмехались и говорили: «Об этом послушаем тебя в другое время».
Человеческая мудрость не признала Живого Бога, что заставило Павла написать в первом послании коринфянам следующие, очень важные для нас слова:
«…слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия.
Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну.
Где мудрец? Где книжник? Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость века сего в безумие?
Ибо когда мир в своей мудрости не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих.
Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедует Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков».[126]
Понятно, что разнообразные хранители тайных знаний, особо приближённые к Абсолюту и имеющие доступ к крану на трубопроводе высших энергий, встретили христианство в штыки. Дело, в общем-то, по-человечески понятное, житейски объяснимое: трудно расставаться с привычным убеждением в собственной исключительности, избранности и т. п. Да и в материальном плане близость к надмирному Абсолюту гарантировала, как ни странно, льготный доступ к благам мира сего. А тут вдруг приходят какие-то бывшие рыбаки и требуют от имени Плотникова сына покаяния. Понятно, что глупая чернь за ними потянулась, но аристократам духа пристало ли во всю эту ерунду верить? Нет уж, лучше остаться при своей книжной мудрости и философской вере, ну и при своих материальных интересах, конечно.
Однако христианство, вопреки активному сопротивлению всевозможных избранных и посвящённых, всё же утвердилось на земле, став верой значительной части человечества и даже государственной религией могучих держав. В связи с этим странным и неприятным для хранителей древней мудрости обстоятельством открыто выступать против Христа — Бога Распятого и Воскресшего — стало невозможно. Но и принять Его они не могли, гордыня мешала — мать всех грехов. Дело в том, что в христианстве нет никакого деления на внешнее и внутреннее, экзотерическое и эзотерическое. Нет христианства для избранных и для толпы, для профанов. Учение Христа одинаково для всех, а поэтому привыкшие к собственной избранности поклонники тайных знаний за Христом не пошли, предпочли того, кто с давних пор славился, своей особой мудростью («Змей был мудрее всех зверей полевых», — сказано в книге «Бытие» об этом персонаже). Но поскольку открытая борьба с христианством, как мы уже сказали, стала с некоторого момента затруднительна, избранные и отмеченные особой печатью повели борьбу тайную, не стихающую почти две тысячи лет.
Эта борьба у многих христиан вызывает недоумение. Как же так, говорят они, ладно ещё люди со своим ограниченным разумом осмеливаются выступать против Бога, не ведая, что творят. Но ведь их вдохновитель и искуситель — сам бывший ангел, да ещё из старших, из серафимов, действительно обладающих особым даром божественной мудрости. Неужто у него ума не хватает понять, что бороться с Богом — дело безнадёжное? Почему же он не смирится, но продолжает искушать и соблазнять?
Дело в том, что ум — не более, чем инструмент или слуга наших страстей. Если наше сердце от страстей не очищено, то они над нами властвуют и нами повелевают, в первую очередь, повелевают нашим умом. Так что последнему не остаётся ничего другого, как обслуживать наши страсти, такие, например, как гордыня и властолюбие. А у бывшего серафима ум хотя и велик, но и страсти посильней человеческих, к тому же лелеет и разжигает он их в себе уже очень давно, с незапамятных времён, с момента своего отпадения от Бога.
