Схватив лежащую на кровати абордажную саблю, Патриун выскочил в коридор, сбежал по крутым ступенькам вниз и, открыв дубовую дверь ударом ноги, сорвавшим ее с петель, ворвался внутрь молельного зала. Наверное, юный монах добросовестно исполнил его распоряжение и прибрался, хотя теперь этого было уже не понять. На затоптанном грязными сапожищами полу валялись обезноженные скамьи, трухлявые обломки, осколки выбитых стекол и мелкая-премелкая щепа, среди которой копошились древесные жучки.
В центре зала для священных ритуалов, который уже можно было легко перепутать с дешевым кабаком после пьяной драки, лежал охотник в разорванных на коленях панталонах и с залитым кровью лицом. Аке ворочался по полу, держась левой рукой за разбитый нос, а правой пытаясь дотянуться до табурета, который, без всяких сомнений, должен был полететь в голову прячущегося за деревянной опорой чужака. Попытка дотянуться до метательного снаряда, разумеется, сопровождалась оскверняющей стены храма руганью и грозно-непристойными обещаниями в адрес «заморыша»-обидчика, дерущегося, по экспрессивно высказанному мнению охотника, нечестно.
Дракон был искренне удивлен наивностью убеждения Аке, что обычное руко– и скамейкоприкладство, деликатно называемое дракой, может протекать по каким-то там правилам, но в одном он был явно согласен с охотником хоть и поваленным на пол, но не чувствовавшим себя проигравшим. Его трусливо прячущийся за колонной противник действительно являлся заморышем, которого мог бы одолеть даже монах Ну, не будь тот жалким, плаксивым трусом. Маленький, толстенький, с кривыми ножками и экономящий на посещениях брадобрея, минимум, в течение двух лет человек просто не заслуживал иного определения.
Патриун не поспешил прийти на помощь товарищу, так и не дотянувшемуся до табурета, но зато нашедшему в себе силы подняться на ноги и снова ринуться в бой. Вооружившись обломком скамьи, охотник, шатаясь, направился к замухрышке-грязнуле, и не стоило гадать, во что превратилась бы голова неразумно вторгшегося в церковь бедолаги после первого же точного удара. Аке уже не нуждался в помощи, к тому же внимание дракона отвлекли от хода драки два интересных наблюдения, заставивших его поразмыслить и поднапрячь старушку-память. Во-первых, нечесаная и небритая рожа незваного гостя была почему-то знакома Патриуну, а во-вторых, осмелившийся ударить громилу-сторожа дуралей был мертвецки пьян, но каким-то чудом умудрялся держаться на ногах и довольно шустро передвигаться.
Размахивая обломком скамьи, словно огромной дубиной, изрыгающий сквернословия охотник отогнал низенького противника от подпорки и зажал в углу, откуда тому уже не было выхода. Патриун решил, что настало время вмешаться, но пока Аке делал замах для последнего удара, настолько сильного, что чужак наверняка лишился бы головы, толстый пьянчужка справился с угрозой смерти сам, притом найдя довольно экстравагантный, редко кем и когда применяемый способ борьбы с озверевшими силачами.
Тяжелая скамья взмыла вверх и вот-вот должна была начать опускаться по воле необычайно сильных рук. Любой на месте загнанной в угол жертвы попытался бы или увернуться, или бежать, прижимаясь как можно плотнее к стене, но хитрый мерзавец поступил по-другому. Он прыгнул, нет, точнее, просто плашмя повалился на великана, причем его заросшая волосами голова уткнулась носом во вражеский пупок, а пальцы вцепились в панталоны и кожу на боках противника. Аке взвыл от боли и все же нанес удар скамьей, естественно, пришедшийся не по голове, а по оттопыренному заду пропойцы. Страдающий от переизбытка спиртного организм отреагировал мгновенно: толстяка стошнило, и, как нетрудно догадаться, прямо на живот и панталоны охотника.
– Ах ты, тварь блюющая… паскудник! – сотряс низкие своды храма громогласный бас Аке, отбросившего в сторону обломок скамьи и пытавшегося оторвать от себя натерзавшие до кровоподтеков кожу на боках ручонки.
«Надо было по башке разок кулаком заехать, вмиг бы пальчонки шаловливые разжались бы! – представил Патриун, как бы он поступил, окажись на незавидном месте яростно дергавшегося охотника, так и не сумевшего ослабить хватку цепких пальцев. – Хотя нет, бить по башке нельзя! Сильный удар лишит дуралея жизни, а лапки могут и не разжаться… мертвая хватка! Отлетит паскудник от кулака к стене, все бока до мяса раздерет. Интересно, а Аке это понимает? Действует ли он осознанно или интуитивно?»
Секунду назад враги, а теперь скорее сцепившиеся партнеры по странному и необычайно болезненному танцу все еще топтались на месте и не могли освободиться друг от друга. Неизвестно, сколько бы продолжалось это безумие, если бы Патриун наконец не решил вмешаться. Два аккуратных нажатия на запястья, и пальцы низкорослого толстяка разжались. Перепачканный тошнотворной массой с пуза до колен Аке быстро отскочил назад и, все еще воя от боли, принялся растирать кровоточащие бока. Короткие, толстые пальцы с давно не стриженными, грязными ногтями не только сильно сдавили плоть охотника, но и прорезали кожу. Пьяный же грязнуля, которого дракон не успел вовремя подхватить, повалился на пол, с грохотом проломив лбом прогнившую половицу, а затем, как и подобает настоящему любителю выпивки, тут же свернулся калачиком и заснул.
– В сторону! – проревел за спиной дракона поборовший боль Аке, явно намеревающийся превратить умильно пускавшего слюнки храпуна в кровавую отбивную или, как выражаются мастера поварского дела, в отбивную с кровью.
– Погоди! – произнес Патриун, резко развернувшись и схватив за руки охотника, желавшего отомстить спящему.
Как разъяренный бык, не только пострадавший, но и униженный охотник рвался вперед, однако был не в силах преодолеть выросшую у него на пути живую преграду. Патриун не только выдерживал солидный вес его тела, буквально повисшего на плечах, но и не ослабил хватки, хотя грозно пыхтевший и гневно сверкавший раскрасневшимися глазищами великан прикладывал отнюдь немало усилий, чтобы вырваться на свободу.
Еще несколько секунд назад дракону не было дела до этой драки, и он не стал бы мешать своему компаньону выместить злость, но загвоздка в том, что медлительная старушка-память наконец-то доковыляла до эпизода, когда он увидел храпевшего и пускавшего пузырьки изо рта и из носа толстяка в первый раз. Как ни странно, это событие произошло не несколько лет, а всего пару дней назад. Толстяк и еще один отвратного вида мужик следили за священником на шхуне и в Дерге, а затем пропали, угодив в расставленную подленьким старцем западню.
– Зачем он пришел?! Что ему нужно было?! – как только Аке успокоился, принялся допрашивать его Патриун, на всякий случай не разжимая рук и по-прежнему защищая грудью спящего толстяка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
