Капли пота заблестели на коже Ливея, но госпожа Хуалин продолжала сжимать его подбородок. А я вспомнила, что ее считали одной из самых могущественных бессмертных в царстве. Даже если бы силы Ливея не сдерживали цепи, он ослаб после сражения и того, что с ним творило аметистовое кольцо. «Что бы госпожа Хуалин ни пыталась с ним сделать, ей ничего не удастся, — старалась убедить себя я. — Ливей очень силен. Он не сдастся и будет сражаться до последнего…»
Увы, когда госпожа Хуалин и ее стражи отпустили принца, он совершенно изменился. Казалось, Ливей лишился чего-то жизненно важного. Я посмотрела ему в глаза, и внутри все сжалось. Это оказалось хуже, чем смотреть на незнакомца, ведь он стал таким же холодным, как отец. Ливей стоял напротив меня, и на его лице не отражалось ни единой эмоции, даже когда один из воинов сунул ему в руку меч. Кто-то протянул мне такой же, и я бездумно обхватила рукоять.
Госпожа Хуалин склонилась ко мне, и я невольно поперхнулась от ударившего в лицо запаха гниющих цветов.
— Уже жалеешь, что отвергла мое предложение? Так послушай меня сейчас: не будь идиоткой и не вздумай пожертвовать жизнью ради него. Он все равно не оценит. У мужчин его семьи каменные сердца.
Не колеблясь я сделала выпад, пытаясь вонзить меч ей в грудь. Вот только острие врезалось в щит, и руку прошило болью. Я снова замахнулась — ведь лучше умереть, до последнего сражаясь с врагом. Но один из воинов оттолкнул меня в сторону, а второй пнул сзади по коленям, отчего я рухнула на землю.
Присев на корточки, госпожа Хуалин провела ледяным пальцем по моей щеке.
— Не забывай, что ты еще можешь управлять своей магией, — шепотом напомнила она. — Если позволишь ему убить себя… он все равно не жилец. Но если убьешь его, то уцелеешь.
Что-то сломалось внутри меня. Как сделать столь невозможный выбор? Отдать свою жизнь напрасно или убить Ливея, но спасти себя. И ведь госпожа Хуалин хотела не просто смерти принца, она мечтала, чтобы он умер именно от моей руки. Испытывала ли она садистское удовольствие оттого, что мучила ребенка своего врага? Наслаждалась ли мыслью, что мне придется страдать и сожалеть всю оставшуюся вечность, как это произошло с ней? Или она делала это лишь затем, чтобы доказать, как я ошибаюсь? Что, несмотря на мои заявления, мы с ней не так уж сильно отличаемся друг от друга? Что злоба, сожравшая ее сердце, таилась и в моем?
Ох, мне все же удалось ее задеть, но нам с Ливеем придется дорого за это заплатить.
Госпожа Хуалин хлопнула в ладоши, и гулкий звук разнесся по пещере. Видимо, это послужило сигналом, потому что Ливей дернулся, а затем направился ко мне. Подняв меч, он закружился вокруг меня… и это напомнило мне, как мы бесчисленное количество раз состязались вместе.
А я словно застыла, не в силах оторваться от его пустых глаз. Даже сейчас не верилось, что он способен причинить мне вред. Хотя я сама едва не попала под похожие чары в Восточном море, а ведь наместник Жэньюй считался слабым заклинателем разума.
Ливей бросился в атаку. Выпад оказался быстрым, словно молния, и настолько застал меня врасплох, что я подставила меч в последнюю секунду… поэтому клинок полоснул меня по щеке. Кровь засочилась из жалящей раны, но это показалось мне пустяком по сравнению с агонией, разгоравшейся внутри. Нет, Ливей не смотрел на меня с ненавистью, в его глазах все еще читалось полнейшее безразличие.
Вновь блеснул серебром его меч. Я, повинуясь инстинктам, вскинула руку, и воздух наполнил лязг. Ливей безжалостно наступал на меня, пока я, пошатываясь и упираясь пятками в землю, отбивала сильные удары. Сделав ложный выпад, он резко зашел с другой стороны. Его клинок, заскользив по чешуе доспехов, вонзился мне в плечо. Холодное железо прошло сквозь плоть и царапнуло кость. Плавным движением руки Ливей высвободил меч из раны с чавкающим звуком, который смешался с вырвавшимся из моих легких вздохом. Я прижала ладонь к ране — и по пальцам заструилась теплая кровь. Поддавшись столь неуместному сейчас гневу, я бросилась в атаку, вонзая свой меч в бок Ливея. Но сразу же выдернула его, не дав клинку погрузиться глубоко в тело. Стыд и раскаяние обожгли меня… вместе с ужасом от осознания, что Ливей даже не вздрогнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Наши клинки столкнулись. А затем еще и еще. Но каждый раз я сдерживалась, хотя он бил со всей силы. Я даже не ожидала, что на мечах мы окажемся примерно равны. Да, принц был прекрасным фехтовальщиком, но за мной осталось преимущество воинской подготовки. Я двигалась быстрее, он бил сильнее. Мои удары выходили ловкими, его — безжалостными. Магия помогла бы одержать кому-то из нас верх, но силы Ливея сковали. А я поняла, что не хочу использовать против него заклинания. Да, я атаковала его мечом, но почему-то магия в такой ситуации воспринималась мной как что-то вроде подлости. Что-то несправедливое. Разум кричал, что нет смысла проявлять излишнее благородство, а сердце шептало, что сейчас так безжалостно на меня нападал не Ливей… а просто его оболочка, танцующая под чужую дудку. Пусть он и стал противником, при этом принц не был моим врагом. Да, мне хотелось его победить, но убить я бы не смогла. Меня сдерживало не только благородство, но и чувство самосохранения. Ведь я прекрасно понимала, что убийство любимого человека уничтожит меня саму. И вряд ли бы я когда-то оправилась, по крайней мере не потратив на это вечность. Даже если бы сумела вернуться домой.
Нога зацепилась за выступающий камень, и я споткнулась. В следующее мгновение острие меча уперлось в ложбинку на моей шее. Ливей замер, а на его щеке задергался мускул. Он пытался вырваться из-под контроля госпожи Хуалин? Я покосилась на нее. Глаза бессмертной ярко светились, а лоб блестел от испарины. Неужели ее силы истощались? Во мне вспыхнула надежда, но тут же погасла, когда я ощутила, как задрожала его рука, а через мгновение меч пронзил мою грудь. Я ахнула, а ноги подкосились, вынуждая рухнуть на каменный пол в лужу собственной крови.
Темнота манила, обещая милосердное забытье без боли, что сейчас окутывала тело. Ее затмевали лишь терзания сердца оттого, что эту рану нанес мне он. Перед глазами вспыхнуло забытое воспоминание, как мама помогает мне подняться после падения, а затем смахивает большим пальцем слезы с моей щеки. Как болела поцарапанная кожа — моя первая настоящая рана, — пока прохладные прикосновения и тихое бормотание не излечили меня.
Нет, это еще не конец.
Мои глаза распахнулись, и я потянулась к своей силе, чтобы запечатать рану. Целители бы пришли в ужас от моей грубой работы, ведь там наверняка останется шрам, но главное — что боль утихла, а кровотечение остановилось. Дождавшись, пока немного прояснится разум, я, пошатываясь, поднялась на ноги и посмотрела в лицо Ливея в поисках малейшего признака узнавания. Но не обнаружила ничего: ни проблеска любви, ни капли раскаяния. И в этот момент во мне что-то щелкнуло. Я вдруг поняла, что не хочу безропотно принимать смерть. Поняла, что не позволю одержать победу ни себе, ни кому-то другому. Я буду бороться за жизнь, ведь пока жива я, жива и надежда. И я готова рискнуть всем, если это подарит мне шанс на будущее. Даже нашими жизнями.
Энергии осталось совсем мало. Но я собрала последние крупицы и направила магию на Ливея. Его тело обвили мерцающие воздушные кольца, сбивая с ног, затыкая уши, нос, рот и закрывая глаза. Когда вокруг него образовался кокон, он мог лишь извиваться на земле, словно загнанный зверь. А ведь Ливей с легкостью разбил бы мои путы, не будь его силы скованы.
Радостный смех госпожи Хуалин зазвенел у меня в ушах. Такого спектакля она добивалась от нас? Представляла ли она сейчас на месте Ливея своего неверного возлюбленного?
В воздушном коконе принц с каждой секундой становился бледнее. Я сжала губы, борясь с желанием отпустить его. «Нет, мне нельзя останавливаться», — напомнила я себе. Моя сила продолжала течь, оседая на каждом сантиметре его кожи, пока Ливей не засверкал тысячью серебряных огоньков, словно его окутала звездная пыль. А я продолжала смотреть на него, чувствуя, как из меня вырывают сердце, но даже не вздрогнула, потому что боль больше не имела значения.
