— Да! — набрав полную грудь воздуха, выкрикнул Марко, силы душевные которого были уже на пределе. — Господи, спаси и помилуй мя, грешного, да святится имя Твое, да придет царствие Твое, ныне и присно, и вовеки веков! Амен!
— Целуй крест, сын мой! — приказал аббат. Марко, едва дотронувшись до Распятия побелевшими от волнения губами, почуял такой упадок сил, что ему показалось — это уже конец!
— Да поглотит геенна огненная солгавшего и нарушившего крестное целование! — возгласил аббат де Сен-Жозеф. — Клятва совершена! Амен!
Рука маркграфа расслабленно поглаживала рукоять посоха. Присутствующие перекрестились. Ульрих стоял, склонив голову перед маркграфом в ожидании его слов. Маркграф видел десятки устремленных на него глаз, прожигавших его, казалось, насквозь. Он безвольно пошевелил губами, сглотнул сухой комок, застрявший в горле, и, изобразив на лице удовлетворение и великодушие, вымолвил:
— Граф Ульрих де Шато-д’Ор! Именем его величества короля, я выполняю обещание, которое скрепил святой клятвой на поле боя под Оксенфуртом. Отныне права на замок ваших предков, а также фамильный герб и титул, все земли и родовые вотчины принадлежат вам как старшему в роду. Оспаривать ваши права может только нынешний владелец замка Альберт де Шато-д’Ор, мой вассал, ваш родной племянник, как представитель старшей ветви графов де Шато-д’Ор. Ему надлежит принять решение: отказаться от своих прав добровольно или оспаривать их у вас. Решение его должно быть прислано мне в течение недели, считая нынешний день первым днем. Если Альберт де Шато-д’Ор не сделает вышеозначенного выбора в указанный срок, это будет означать его отказ от прав на замок и вотчины, после чего грамота на владение Шато-д’Ор вручается вам, мессир Ульрих. Если же присланное решение не будет содержать согласия Альберта де Шато-д’Ора добровольно уступить вам права на Шато-д’Ор, то я назначу место и время судебного поединка, дабы вы могли вынести решение вашего семейного спора на суд Божий. Тогда тот, кому Бог ниспошлет победу, получит права на замок Шато-д’Ор. Альберт де Шато-д’Ор в случае победы останется моим вассалом, Ульрих же де Шато-д’Ор получит в безусловное владение графство…
«Все, как я и ожидал… — подумал Ульрих. — Даже скучно!»
— Если же, — продолжал маркграф, — обе стороны найдут возможность решить вопрос без поединка, они должны уведомить меня в течение вышеозначенного срока…
— Да благословит Господь мудрость его светлости маркграфа! — сказал с легкой иронией аббат де Сен-Жозеф и, подняв руки подобно Богоматери Одигитрии, забормотал что-то по-латыни.
После этого маркграф решал другие дела: разбирались стычки, результаты поединков, споры из-за разного рода угодий, недоимок, расходов на содержание войска и пограничных застав, жалобы купцов и горожан. Назначено было несколько казней: четырем разбойникам велено было отсечь головы, двух колесовать, одного высечь до беспамятства. Пойманного за изготовлением золотых монет из свинца фальшивомонетчика, первоначально приговоренного к сварению заживо в кипящем масле, по рассуждению решили казнить путем вливания в рот растопленных свинцовых монет. Двух уличенных в блудодействе публичных девок постановили сечь розгами до крови и клеймить раскаленным железом. Уличенную в колдовстве пятнадцатилетнюю ведьму было решено сжечь живьем на медленном огне.
Ульрих, успевший выспаться, пока шло заседание, решил в конце его взять слово. Рыцари, с нетерпением дожидавшиеся конца церемонии, уже загомонили, готовясь покинуть зал, когда вдруг поняли, что слово имеет мессир Ульрих. Надо сказать, что большинство собравшихся неплохо владело искусством спать с открытыми глазами. При этом все они сохраняли на лице выражение сосредоточенного внимания, а присущая им бдительность позволяла в любое время переключиться и даже ответить на вопрос, о чем шла речь во время их сна. Уличить их в этой уловке было невозможно, если, конечно, кто-то не выдавал себя громких храпом.
— Господа! — провозгласил Ульрих. — Подаренный мне его светлостью маркграфом холоп Марко двадцать лет сопутствовал мне во всех скитаниях и битвах. Он показал себя достойным и храбрым воином и не раз спасал меня от смерти. Посему, пользуясь данными мне правами и согласно обычаям наших предков, идущих со времен Карла Великого, объявляю перед вами, что мой холоп Марко из деревни Грюндорф, а также все его потомки, как уже рожденные, так и могущие быть рожденными, объявляются моими вассалами, сам же Марко получает в наследственное владение, за свою службу Шато-д’Орам, деревню Оксенфурт — со всеми полями, лугами, рыбными угодьями, мельницами и виноградниками, а также лесом, приписанным общине деревни Оксенфурт. Отныне Марко и потомки его будут именоваться фон Оксенфуртами и носить титул кавалеров. А за эту милость всем потомкам кавалеров Оксенфуртских — до тех пор, пока род их по мужской линии не пресечется, — надлежит поставлять мне ежегодно в войско одного рыцаря с вооружением, одного оруженосца и пять лучников, а также семь мер зерна, три меры овощей, одну бочку вина, двадцать решет яиц, пять кур и трех гусей ежегодно. Прошу сей приказ утвердить его светлость маркграфа, составить надлежащую грамоту и вручить оную кавалеру фон Оксенфурту.
Маркграфу оставалось лишь велеть писарям составить грамоту, какую просил Ульрих, и уже в совершенной прострации утвердить ее, собственноручно пришлепнув печать, вверенную ему королем.
— Ну что? — воскликнул Ульрих, хлопнув по плечу Марко. — Теперь ты благородный рыцарь Марко фон Оксенфурт, понял? А твоя толстуха — благородная дама… Понял, дуралей?
— Зря ты это, — прошептал Марко. — Чего мне с тем Оксенфуртом делать?
— Ничего, ты прежде спроси у Марты, что она, дочь твоя незаконная, с ним, с Оксенфуртом этим, делать станет, а уж она-то как-нибудь догадается!
Присутствовать на ужине Ульрих и Марко, а также аббаты вежливо отказались, сославшись на важные дела. Следом за ними замок покинули почти все прибывшие сюда графы, бароны и рыцари. Оглядывая почти пустое застолье, маркграф пил много и угрюмо. С горечью присматриваясь к тем, кто остался за столом, он понял: дело его швах! За столами сидели лишь охочие выпить и закусить на дармовщинку. Надеяться, что они поддержат его, когда дело дойдет до серьезного, не приходилось. Маркграф с тоски начал пить и к полуночи уже был пьян как свинья, хотя свиньи, как известно, вино добровольно не употребляют.
АГНЕС ФОН МАЙЕНДОРФ
Ульрих, Марко и большая часть рыцарей, покинув замок маркграфа, дружной толпой двинулись по дороге, ведущей в Шато-д’Ор. Им предстоит тащиться туда еще несколько часов, причем никаких приключений за это время не случится. Посему мы оставим их и отправимся в Шато-д’Ор сами. Пользуясь своей возможной только в литературе способностью перемещаться во времени в любую сторону, мы появимся в замке Шато-д’Ор в ту минуту, когда Клеменция заканчивала свой утренний обход. Налюбовавшись дочерью, которая спала сном праведницы, она вошла в комнату, где почивало ее другое дитя. Не найдя и там ничего необычного, Клеменция спустилась во двор, заглянула на кухню, в портомойню, поднялась на стену замка, где караульные дожидались смены, поеживаясь от прохлады и позевывая от скуки. Наконец она вернулась в донжон и по дороге в свои покои задержалась у двери комнаты, где проживала ее будущая невестка, а в настоящем — просто племянница Агнес фон Майендорф.
