— Не называть ее девкой! Знаешь ведь!
— Знаю, ваша милость, только Бога не обманешь. Ночью-то мне еще одного удалось взять человечка. Хороший был человечек, а что, думаете, сказал?
— Что?!
— А то, ваша милость, что про обман они все знают!
— Господи! — Клеменция всплеснула руками. — Неужто все?! Неужто ВСЕ?
— Ну, не совсем… ВСЕ только вы знаете.
— Бог с тобой! — огорошенно произнесла Клеменция. — Да ведь он нас без штурма может взять, потребует показать — и все… Костер мне, костер!
— Успокойся, ваша милость, тот, кто знал, — уже во рву, без головы. И та, что сболтнула, тоже… А сболтнула-то она через юродивого, понятно?! Он остался, только он де Перрье этого не сказал, он не за маркграфа, за епископа стоит!
Клеменция опустилась на колени и молилась долго и истово.
— На Бога надейся, а сам не плошай! — жестко сказал Корнуайе. — Брать убогого?!
— Бери! — охнула Клеменция. — Вытряси все, а как начнет говорить, я сама пойду его слушать!
— Палачи у нас добрые, — сказал Корнуайе, — до обеда доживет!
Корнуайе кликнул стоявших за дверью двух молодцов, и они двинулись на поиски Вилли. Клеменция же отправилась завтракать.
Завтракавших на сей раз было немного — Клеменция, Альберт, Альбертина, Агнес фон Майендорф и еще человек пять гостей. Корнуайе пришел чуть позже, сообщив, что без завтрака ему плохо работается. Тянулся завтрак долго и закончился только к полудню. В это время прибежал посыльный с воротной башни с известием, что прибыл Иоганн фон Вальдбург.
— Что это значит? — спросила Клеменция, обращаясь к Альберту.
— Если человек, которого вышвырнули за дверь, вновь стучится в ту же дверь, это значит, что либо ему хочется, чтобы его вышвырнули снова, либо он пришел извиниться, — отвечал молодой Шато-д’Ор.
— А не привез ли он новый вызов? — спросила Альбертина.
— Вряд ли, — усмехнулся Альберт. — Отойдем-ка на минутку, сестричка!
— Какие могут быть секреты? — вскинулась было мать, но, скосив глаза на Агнес фон Майендорф, умолкла. Брат с сестрой, пошушукавшись, вернулись за стол.
— Чего стал как столб?! — рявкнула Клеменция, обращаясь к посыльному с воротной башни. — Пропустить фон Вальдбурга!
Посыльный убежал, и через несколько минут на пороге появился Иоганн фон Вальдбург. Вид у него был взволнованный и жалкий. Лицо мертвенно-бледно, на голове повязка, походка неуверенная. Однако он был трезв как стеклышко и, собравшись с духом, довольно ловко отсалютовал мечом. Альберт встал, пошел навстречу Вальдбургу и сделал ответный салют. Оба вчерашних противника стояли в трех шагах один против другого.
— Я рад приветствовать вас, мессир Иоганн, в замке Шато-д’Ор! — с холодностью, которая, однако, плохо ему удавалась, произнес Альберт. — Я рад также, что вы столь быстро оправились от раны, которую я вчера вынужден был вам нанести.
— Мессир Альберт, — набрав побольше воздуху в легкие, бледнея еще больше, начал Иоганн, — я прибыл, чтобы выразить вам… чтобы принести вам свои глубокие извинения за недостойное поведение, имевшее место вчера, а также и за то, что посмел нанести вам рану, которая, надеюсь, счастливо заживает…
— Охотно принимаю ваши извинения, — сказал Альберт, лучезарно и счастливо улыбнувшись, — и со своей стороны приношу вам извинения за рану, которую вы претерпели от меня… Не правда ли, мы оба были вчера не правы?
Вальдбург, который морально подготовил себя и к унижениям, и к оскорблениям в замке, откуда вчера уехал без уха, был поражен и растроган таким миролюбием противника.
— Мессир Альберт, я благодарю вас за великодушие к побежденному! — сказал он скромно. — Клянусь честью, вы настоящий рыцарь…
— Полноте, сударь, — сказал ему Альберт, — не было никакой победы, не было никакого поражения! Давайте будем считать, что мы просто неосторожно фехтовали. Вы согласны?
— Извольте! — широко улыбнулся Иоганн. — Будем считать это мальчишеской игрой! Позвольте мне подать вам руку, друг мой!
Молодые люди обменялись рукопожатиями, и Альберт пригласил Иоганна за стол…
«Ну и ну! — подумал бы мессир Ульрих, доведись ему присутствовать при этой сцене. — Еще вчера эти молодцы чуть не изрубили друг друга в куски, а сегодня упражняются в комплиментах. Ну, на месте Альберта я бы не стал лезть в бутылку и издеваться над малым, который признал себя побежденным и явился просить прощения. К побитому надо проявлять снисхождение. Хотя и дрались-то они из-за той, что и сейчас стреляет глазками в ту и в другую стороны — все еще не выбрала… Только Вальдбург — теленок, не мужчина. Получил взбучку и приполз извиняться! Да если бы мне, в этом возрасте, да этакий позор испытать?! Месть! Немедленная месть! Ну и молодежь пошла нынче!» Впрочем, Ульрих в это время еще только готовился к приему у маркграфа и, разумеется, не присутствовал на примирении юных дуэлянтов, а узнал о нем много позже. Но мысли, которые мы приписали Ульриху, в той или иной степени пришли в голову почти всем присутствующим в зале, кроме, разумеется, Альберта и Альбертины…
Вальдбург сидел рядом с Альбертом. Некоторое время он вяло грыз гусиную ножку, а затем, отложив ее в сторону, утер рот и свою покуда незначительную бороденку и поднялся с места.
— Госпожа Клеменция! Мессир Альберт! — запинаясь от волнения и попеременно то краснея, то бледнея, пробормотал Иоганн. — Я хотел, кажется.. Нет, не то… Я желал бы… Ой, опять не так!
— Не волнуйтесь, мой друг! — поддержал его Альберт. — Соберитесь с мыслями, мы рады выслушать вас! Не спешите…
— Я бы хотел сделать одно предложение… — выдавил полфразы фон Вальдбург. — О Боже, опять не то! Я бы хотел… предложить…
Вальдбург посмотрел на Агнес фон Майендорф, которая сидела ни жива ни мертва, посмотрел на Альбертину, невозмутимо обрезавшую мясо с поросячьей ножки и, по-видимому, очень мало интересовавшуюся предстоящей речью Иоганна.
— Ну не волнуйтесь же так, мой друг! — воскликнул Альберт, искренне переживая за бывшего соперника. — Если речь ваша касается дел достаточно тонких и не подлежащих широкой огласке, то я попрошу остаться в зале только членов семьи Шато-д’Оров!
Вассалы, слуги и прочая публика повалили к выходу.
— Вам, моя дорогая, — сказал Альберт своей невесте, — также следует удалиться, ибо ваша фамилия пока еще Майендорф…
Обиженная Агнес встала и вышла из-за стола. Правда, на прощание Альберт подарил ей такой пылкий и нежный взор, что она чуть не упала без чувств, но все же она досадовала, что ей не дали узнать, что же такое сообщил Иоганн.
