Только бы не попали по Ксюше! Но дозорные, обругав на каком-то иностранном языке пулеметчика, решили брать добычу живьем. Открыв ворота блокпоста, они рассыпались по предгорьям, медленно приближаясь к златорогой телке, которая, словно северный олень, мирно щипала ягель.
«Это ж сколько травы Ксюше сегодня пришлось съесть», — нервно хохотнула про себя Ева, вспоминая, что подруга никогда особо не жаловала зелень и свежие овощи. Еще подумалось о магической силе золота, чей зов лишал дозорных рассудка. Белая волчица не просто так, видимо, упоминала Великого Полоза, который хотя не показывался, но все это время незримо помогал.
Впрочем, распрямиться и идти без опаски в полный рост, пока дозорные не отошли от блокпоста достаточно далеко, Ева все равно не решалась, продолжая упрямо ползти, медленно продвигаясь вперед. Она поднялась, лишь когда Ксюша, сделав вид, что заметила охотников, бросилась в сторону видневшегося на горизонте леса, петляя зигзагами между камней. Провожая ее взглядом, Ева только удивилась, какое огромное расстояние проползла. А она ведь никогда даже не пыталась ездить в спортивные лагеря или сдавать какие-то там нормативы.
Она уже вошла в ворота и миновала дот, когда услышала в его глубине шорох и звон цепей. Ева в ужасе замерла, осознавая, что пулеметчик не смог присоединиться к погоне. Он был прикован к турели и только тоскливо пялился на товарищей сквозь щель амбразуры. Заслышав шорох шагов, он обернулся, слепо шаря по тропе горящими зеленым огнем пустыми глазницами. В ужасе зажмурившись, чтобы ее, как в сказке, не испепелили, Ева бросилась ничком прямо в лужу какой-то непонятной жидкости. И откуда она тут только взялась? Плевать. Главное, чтобы пулеметчик не поднял тревогу. Благо, дот покинуть он не мог. Замерев и, кажется, забывая дышать, Ева слушала удаляющуюся перебранку дозорных, монотонный скрип ворот и позвякивание цепи.
Когда она решилась приподнять голову, пулеметчик вновь смотрел в амбразуру, давая какие-то советы удалявшимся сослуживцам. Ева оставшуюся часть пути, пока не миновала дот, проделала ползком, потом поднялась и помчалась вперед по тропе, иногда даже обгоняя резвого Баську, а ее сердце, кажется, выскочив из груди, летело где-то перед ней на расстоянии нескольких шагов.
Только когда застава скрылась вдалеке, а горы сменил густой еловый лес таежного типа, Ева позволила себе отдышаться и глянуть на солнце, которое нехотя начинало клониться к закату, словно они находились где-то за полярным кругом. Впрочем, наблюдения за светилом стоило отложить на потом.
Лес расступился, открывая дорогу к еще одному, но на этот раз уж точно настоящему терему.
Глава 24. "Сиротка"
Глава 24. "Сиротка"
Ева почти не удивилась тому, что окутанное загадочным фиолетовым предзакатным сумраком внушительных размеров жилище, к которому ее уверенно вел Баська, напоминало особняк Карины Ищеевой на Мещере. Разве что выглядело так, будто уже лет двадцать пребывало в запустении. Английские лужайки перед домом заросли бурьяном, в котором тревожно алели кровавые пятна маков и белые соцветия белены. Потемневшие, местами потрескавшиеся стены оплели густые плети бородатого мха, ядовитого плюща и эхиноцистиса. На крыше угнездились кусты бузины, водостоки облюбовали поганки.
Впрочем, впечатление заброшенности тоже выглядело обманом. Закопченные, местами затянутые паутиной, но нигде не разбитые и изнутри занавешенные тяжелыми портьерами окна явно скрывали какую-то жизнь, если это слово вообще подходило для такого места. Да и тяжелая, окованная железом дверь явно недавно открывалась, хотя мощенная камнями дорожка, ведущая к крыльцу, скрылась в густо разросшихся кустах терновника.
Поскольку Баська уверенно вел к колючей изгороди, лежавшей на пути еще одной заставой, Ева морально приготовилась рвать и без того изгвазданную одежду о длинные шипы и расцарапывать руки и лицо. Хорошо хоть Ксюшины берцы пока держались, хотя вид имели весьма потрепанный. И исцельница непостижимым образом уцелела и словно отталкивала пыль и грязь. Но как только Ева приблизилась к терновнику, его ветви, как в сказке про Спящую красавицу, незаметно раздвинулись, пропуская ее вперед и смыкаясь за спиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Баська вприпрыжку бежал по камням где-то между корнями, не обращая на ветки никакого внимания, а у самого крыльца просто исчез, словно давая понять, что его миссия окончена. Ева хотя и понимала, что дальше должна рассчитывать только на себя, испытала грусть напополам с растерянностью. Вот и последний товарищ ее покинул, и вместе с его уходом словно погас солнечный луч.
Пока Ева добралась до крыльца, и вправду смерклось, закат рассыпался алыми ягодами калины или вольфрамовой спиралью перекинутого через Смородину Калинова моста, который во время перехода через перевал показывал Лева. Сумрак сгустился, сделавшись угрожающим, грозя поглотить и перемолоть в своих ненасытных жвалах. Подступающая со стороны Нави тьма словно издевательски насмехалась звучавшим где-то в глубине сознания ехидным скрипучим голосом:
«Куда ты пришла? Прямиком ведьме в зубы? То-то Карина тебе обрадуется. Она уже тебя заждалась. Неужели ты думаешь, что у тебя что-нибудь получится? Ты бы уже давно все провалила, если бы не друзья. Они тебе и встречи со всадниками помогли избежать, и через заставы провели. А сама-то ты пока что делала? Шла следом за провожатыми и выполняла их указания? Теперь рядом никого нет, тебе никто не поможет. Может быть, не поздно еще повернуть».
«И провести ночь под открытым небом посреди враждебного леса, где рыщут всадники и бродят порождения Нави?»
Трудно сказать, что оказалось сильнее: наложившиеся друг на друга непримиримым противоречием страхи или мысль о заточенном где-то в глубинах неприглядной хоромины Филиппе, на которую навело взволнованно затрепетавшее возле сердца перо. Но Ева решительно поднялась по зловеще скрипнувшим ступеням и, взявшись за массивное кольцо, выполненное в виде свернувшейся, такой знакомой змеи, разве что без изумрудных глаз, решительно постучала.
Ответили ей не сразу. Ей пришлось трижды повторять стук, который звучал, как ей казалось, тише готового выпрыгнуть из груди сердца, прежде чем где-то в глубине дома раздался недовольный женский голос, похожий на тонкий визг электропилы:
— Кого там леший несет на ночь глядя?
Ева, как наставляла волчица, приняла согбенную позу и жалобно запричитала:
— Пустите, люди добрые, переночевать! Меня мачеха за огоньком послала, а я заплутала, с дороги сбилась.
— Да где же живет твоя мачеха? — удивленно спросил еще один голос, низкий и грудной, отдаленно напоминающий урчание засасывающей добычу трясины. — До Медного царства отсюда не менее трех дней пути.
— Вот я столько времени по здешним лесам и плутаю, — ухватившись за поданную идею, расплакалась Ева.
Благо, притворяться ей почти не пришлось. Напряжение последних часов требовало выхода.
— Мы с сестрами и мачехой в Красной слободе живем, неподалеку от Ярилина городища. Я хотела у соседей взять, а мачеха говорит, иди к реке Смородине. Принесенный оттуда огонь никогда не гаснет.
— Так она тебя на погибель послала, — равнодушно хмыкнула обладательница тонкого визгливого голоса, приотворив дверь и с интересом разглядывая Еву.
— Никому, кроме самых могучих кудесников, не под силу тот огонь добыть, — своим грудным контральто подтвердила ее товарка, показываясь из-за двери.
— Так что же мне делать? — еще пуще заплакала Ева. — Мачеха сказала без огонька не возвращаться. Может быть, мне можно остаться у вас? — с надеждой глянула она на окутанных густой тенью собеседниц. — Вам прислужница случайно не нужна? Я могу стирать, убирать, обед готовить, за скотиной ходить.
— Нет у нас никакой скотины, — недружелюбно повела длинным крючковатым носом обладательница скрипучего голоса, оказавшаяся долговязой и тощей не хуже иных фотомоделей, но при этом удивительно несоразмерной и несуразной.
