После этого он начал скитаться по разным монастырям в поисках «покоя и окормления души», но везде было примерно то же самое. То же было и в русском монастыре на Афоне, но там он начал читать отеческие книги, доставая их в сербской и болгарской обителях. Скоро около него собрался кружок таких же ищущих духовного разума. В это–то время он и пришел к осознанию неотложной необходимости собирания аскетической литературы, ее перевода и распространения.
В России того времени аскетические писания распространялись в рукописях. Только одно «Добротолюбие» было напечатано по распоряжению Синода в 1793 году, «и то по особому расположению к этому митрополита Гавриила». Вторично оно было издано в 1822 году по настоянию митрополита Московского Филарета… Рукописный экземпляр «Слов» святого Исаака Сирина оценивался по тогдашним деньгам в 100 руб. Напечатанная же типографски в Молдавии старцем Паисием книга того же святого Исаака, случайно попавшая в Россию, продавалась за 15 руб. Случайно, потому что это печатное издание 1812 года русской цензурой в Россию пропущено не было[741].
В 20–30–х годах XIX века в журнале «Христианское чтение» помещались некоторые переводы из святых отцов, но все они, как напечатанные в академическом журнале, не могли получить широкого распространения[742]. И в то время как в начале XIX века в стране было множество иностранной переводной литературы, готовые переводы отцов–аскетов на славянский язык, выполненные старцем Паисием, лежали под спудом более 50 лет. Вот почему при выходе в свет оптинского издательского первенца — «Жития» старца Паисия — издатель петербургского журнала «Маяк» писал отцу Макарию: «Я тысячекратно благословляю Господа, внушившего разумному отцу Голубинскому пропустить эту книгу. Здешняя цензура запретила бы, как мечтание и мистицизм… Все наши святые отцы–подвижники обречены в лжемистики и мечтатели. И умная сердечная молитва уничижена и осмеяна, как зараза и пагуба»[743].
Ту же характеристику этому времени дает Д. Соколов в своих материалах к истории оптинского издательства. Он пишет, что мы должны «с благодарностью упомянуть (в связи с этим издательством) об архимандрите, впоследствии епископе, Игнатии (Брянчанинове), содействовавшем делу издания не только своими советами, но и своим предстательством перед сильными мира сего, что при тогдашних цензурных затруднениях было весьма важно»[744]. Он же приводит такое письмо Шевырева от 26 марта 1846 года к старцу Макарию: «Сегодня отправляю к Ф.А. Голубинскому сочинение Паисия об умной молитве… Необходимо, чтобы отец архимандрит Игнатий исходатайствовал разрешение у высокопреосвященного и у светских властей… Надобно оградить Федора Александровича (Голубинского. — С.Ф.) и избавить его от ответственности»[745]. Вот как, оказывается, было рискованно в середине прошлого века сообщать людям учение апостола Павла о непрестанной молитве. Протоиерей Феодор Голубинский был не только профессором Московской духовной академии, но и духовным цензором. Очевидно, главная трудность издательства и заключалась не в расходах, а в проталкивании через цензуру, несмотря наличную доброжелательность Голубинского.
В письме отца Макария к иеросхимонаху Алипию из КиевоПечерской лавры от 17 августа 1851 года мы читаем: «О книге св[я–того] Варсанофия еще не могу ничего достоверного сказать; поехала наша благодетельница и деятельница по сей части в Москву и послала в Лавру ко Голубинскому; не знаю, какой будет ответ»[746]. «Деятельница» — это, конечно, Н.П. Киреевская. В письме от 4 сентября 1851 года к нему же отец Макарий пишет: «Что скажу тебе о книгах? которые, мы надеялись, что выйдут из цензуры к сентябрю, но вместо того выходит другое: Голубинский писал Нат[алье] Петр[овне], что у него большая часть просмотрена св[ятого] Варсанофия, и спрашивал, куда ей прислать или будет ожидать окончания. Она в сем деле имеет большое участие и старание, даже сама корректуру пропускает»[747]. И еще в одном письме: «Велий подвиг был и есть Натальи Петровны в издании книги св[ятого] Варсануфия Великого, помощь Божия и благословение Архипастыря содействуют ей, но книги еще не все процензурованы»[748].
Этот «велий подвиг» Натальи Петровны, очевидно, и был связан главным образом с цензурой, и он вызвал такое письмо к ней старца от 10 сентября 1852 года: «При попечительствах ваших… об издании в свет духовных книг имеете духовное утешение, но не избегли и скорби. Так, конечно, надобно необходимо — да не превознесемся. О всем да приносим благодарение Господу! Да даст Вам Господь спокойствие; где смирение, там и плод оного — покой»[749].
В преодолении цензуры участвовал и сам покровитель оптинского издательства — московский митрополит Филарет. Н.П. Киреевская однажды спросила его с тревогой: «Кажется, владыка, вновь потом надобно будет отсылать ее (рукопись. — С. Ф.) в Синод и оттуда ожидать разрешения о печатании?» Владыка отвечал: «Нет, в Синод посылать я не буду, ведь это книга святого отца, а отдам ее на рассмотрение в (Цензурный. — С. Ф.) комитет и если он не решится пропустить, то потребую к себе и сам подпишу: пусть делают выговор мне одному»[750]. В другой раз владыка сказал: «О Ниле Сорском справлялся, разрешили напечатать и не спрашивая Синода»[751].
Как сообщает «Летопись скита» в 1852 году, «в феврале… начато в Москве печатание книги св[ятого] Варсанофия Великого, под особенным попечением духовной дочери о[тца] Макария боголюбивой г–жи Наталии Петровны Киреевской»[752]. А в мае отец Макарий едет в Москву, может быть в связи с этим же печатанием, и останавливается в доме Киреевских у Красных ворот, что видно из его письма (к неизвестному лицу):
«Вот уже 8–й день в Москве, и все находимся в хлопотах… Мы много обязаны нашим хозяевам: совсем отдельные комнаты и особый вход, лошадь, экипаж, о столе нечего и говорить! Спаси их, Господи! Книга св. Варсонуфия печатается… однако еще остается месяца на два, при всем их старании и тщании о скорости: они сами корректуру продерживают и остаются здесь на это время единственно только для сего; а паче (иначе? — С. Ф.) может еще вдаль отдалиться окончание книги, хотя это и стоит для них не мало. Содержание в Москве против деревни большую имеет разницу. Да вознаградит Господь их ревность и благочестие. Касательно статьи И.В. К[иреевско]го на замечание ваше я не могу согласиться с вами; по моему мнению, довольно он показал ложное просвещение Европы, одобрил нашу Русь, указал, где искать источники просвещения: в Православной Церкви и в учении святых отцов, а не в западных философах. Я даже и не понимаю, в чем вы находите нужно было ему пустить глубже перо свое»[753]. Письмо датировано 22 мая 1852 года. Статья Киреевского, о которой идет речь, конечно, «О характере просвещения Европы», напечатанная в том же году.
В письме от 9 августа того же года старец пишет тому же лицу: «Сказую вам радость велию: книга святого Варсонуфия получена из М[оск]вы»[754].
В «Летописи» за сентябрь 1852 года передано содержание письма от Натальи Петровны к отцу Макарию с сообщением о ее разговоре с митрополитом Филаретом об издании на славянском языке книги святого Исаака Сирина[755].
Некоторые книги святых отцов Оптина пустынь издавала сначала по–славянски, а затем по–русски. В «Летописи» за декабрь 1852 года есть такая запись: «Русский перевод книги св[ятого] Варсануфия приближается к концу»[756]. Он был закончен в марте 1853 года и отправлен в Москву, к Наталье Петровне, для представления митрополиту.
В августе 1852 года митрополит Филарет в ответ на присылку ему отцом Макарием книг оптинского издательства пишет ему: «Благодарю за книги. Вы очень щедры, и мне совестно было пользоваться щедростию Вашею; но меня убедили не прекословить. Польза, которую обретут читатели, Богу тайнодействующу, да обратится и Вам в духовное приобретение. Целование моего смирения всему братству Вашему. Благодать и мир Господень с Вами. Прошу не лишить меня благой помощи молитв Ваших»[757].
Далее в «Летописи» этого же года даны копии писем с благодарностью за присылку книги святого Варсонофия на славянском языке от следующих архиереев: Григория Калужского, Смарагда Орловского, Евгения Ярославского, Иеремии Нижегородского, Иннокентия Херсонского, Исидора, экзарха Грузии, Евсевия Самарского, Анатолия Могилевского и Евлампия Тобольского.
В феврале 1853 года «Летопись» передает сообщение о новом разговоре Натальи Петровны с митрополитом Филаретом об издании книг. В мае 1853 года «Летопись» сообщает о письме архимандрита Игнатия (Брянчанинова) с просьбой разрешить Наталье Петровне выслать в его Сергиеву пустынь 24 книги Феодора Студита и Симеона Нового Богослова[758].
