кино, иногда она выглядывала из обрывков разговоров, бесед, случайных взглядов, но ни разу Москвин не столкнулся с ней впрямую. Она избегала его. Пряталась. Скрывалась. Другая жизнь не хотела показываться открыто. Наверное, её нет в природе. Люди везде одинаковы. Другой жизни просто не существует. Москвин закрыл глаза и заставил себя погрузиться в дремоту. Уже полгода он не мог спать. Его мозг постоянно бодрствовал. В голове билась одна-единственная мысль. За что? За что судьба поселила его в это тело, дала ему эту голову и отняла нормальную жизнь? Может, другой жизни и не существует? Бог с ней, но есть обычная, упорядоченная, без пьянства и драк, с небольшой зарплатой, стабильным распорядком. Именно этой жизни судьба лишила Сергея, отняв у него самое простое, что может быть у обычного человека. Она не дала ему корней. Тех самых корней, без которых человек чахнет и тоскует, не в состоянии вытянуть каждодневную жизнь. Без корней и дерево сохнет.
Из Томска он долго добирался до посёлка. Попутная машина подобрала его на трассе, словоохотливый водитель всю дорогу развлекал дорожными байками.
– Здесь высажу, дальше пост стоит. Проверять будут. Нас теперь штрафуют за попутчиков. С незаконными доходами борются, мать твою так! – незло выругался грубоватый парень с соломенными вихрами. Он не стригся месяца три. Обросшее лицо выглядело довольно свирепо. Сергей взглянул на него и рассмеялся.
– Чего ржёшь? Страшный, что ли? – ухмыльнулся водитель, мельком взглянув на себя в зеркало.
– Нормальный ты, нормальный! Как тебя зовут хоть?
– Сергеем крестили, а тебя?
– Тоже крестили, – вздохнул Москвин и вышел из кабины. Поправив плечевой ремень, подбросил повыше сумку и зашагал к своему первому дому. Водитель трижды просигналил и, подняв из кабины руку, помахал на прощание. Сергей подумал, что, если бы встретил тёзку где-нибудь на вокзале, близко бы к нему не подошёл, а он вон какой, сердечный и добрый. Не такая уж плохая жизнь получается, коли в ней есть место хорошим людям.
Прошагав пять километров, Сергей увидел дымки над трубами. Издалека посёлок выглядел довольно живописно. Уютные домики, дымок, протоптанная тропинка от большака. Людей не видно. Над посёлком стоит розовая корона. Ещё зимнее солнце уже набирает весенние обороты, пробивая плотные тучи острыми и яркими лучами. Апрель в Сибири бывает холодным и ясным. Сергей остановился. Он всю жизнь считал, что этот посёлок – самое страшное место на земле, а он вон какой, с короной, с розовой дымкой. В левой стороне груди тонко защемило, словно туда воткнули иглу и несколько раз провернули. Сергей потрогал грудь. Там сердце. Там ничего не должно болеть. Нет такой иглы, которая заставила бы его страдать по утраченному детству.
Когда-то он дал себе слово, что никогда не вернётся в посёлок, слишком страшным для него было это место. А теперь, глядя на него с дороги, Сергей подумал, что нет ничего зазорного в том, что он вернулся. Жизнь так повернула, что слово пришлось нарушить. По бокам его обступили тени из прошлого. Цыганёнок, Партизан, Немец, Хрущ, Волчара шли вместе с ним, тяжело сопя и чертыхаясь. Сергей оглянулся. В ясном прозрачном воздухе витал пар, выдыхаемый человеческим существом. Приглядевшись, он понял, что пар исходит от нагретого солнцем снега. Привидения смешались и отступили в сторону. Наверное, в детдоме никого не осталось из прежних обитателей. Слишком много времени прошло. Почти целая вечность. Когда они убегали отсюда с Дорой Клементьевной, обоим казалось, что впереди их ждёт та самая красивая жизнь, в которой всё будет просто и ясно. В ней не будет Волчар и Хрущей, драк и преступлений и всё будет по-честному. Там не будет голода и лишений. Но не случилось. Пришлось пережить нужду, перетерпеть чужие углы, и лишь несколько лет им довелось пожить относительно спокойно. Но потом и это спокойствие закончилось.
Москвин резко остановился перед дощатым забором. Это не тот забор, набитый из разных досок, подобранных на большаке. Это пограничная застава. Крепкие доски сколочены намертво, схвачены плотно, без единой щели. Берег Оби укрепили. Дому больше ничего не угрожает. Река не отступила, но замерла в ожидании. Сергей двинулся по тропинке, ведущей к воротам. К его счастью, створы были настежь открытыми. Во двор детдома въезжал рефрижератор.
– Эй, ты к кому? – окликнул Сергея хриплый голос. По тропинке бежал бородатый старик, размахивая суковатой палкой. – У нас тут закрытое учреждение. Здесь дети. Чужим нельзя!
Москвин остановился, подпуская старика поближе.
– Я тут раньше жил, – сказал он, всматриваясь в лицо старика. – В детстве.
– Серёжка? – воскликнул дед, взметнув палкой над головой, но охнул и отбросил её в сторону. – Это я от радости очумел. Ты же Серёжка Москвин, да?
– Да, Семён Петрович! Я Сергей Москвин!
– Какими ветрами тебя занесло? Как ты добрался?
Старик суетился, то подбирая палку, то отбрасывая её в сторону, в талый снег.
– По делам здесь, решил зайти, – сказал после паузы Сергей. Он подумал, что говорить правду совсем не трудно. Он приехал по делу. Это правда. Сначала решил зайти в детдом, чтобы проститься с детством. Тоже правда. Ни грамма вранья. Не нужно ничего скрывать. Если не врать, то настанет другая жизнь и она будет по правилам. При этом можно всех обмануть. Всех до единого, включая этого деда. Какая простая истина! Почему она так долго не открывалась?
– А Дора где? Давно не видел её? – спросил Семён Петрович, глядя прямо в глаза Сергею. Тот не отвёл взгляд.
– Умерла она, Семён Петрович, давно уже.
– Ой, жалко девчонку, – чуть не заплакал старик, – она ведь к нам совсем молоденькой пришла. Надо же! Не дал ей Бог счастья.
– Она хорошо прожила свою жизнь, Семён Петрович!
– Где же это хорошо, Серёжка? Рано, видишь, умерла. От хорошей жизни так рано не умирают. Царствие ей небесное! Идём ко мне в подсобку, там у меня чай, конфеты, печенье. Моя бабка тоже умерла. В прошлом году похоронил. А я вот всё ползаю, Бог никак не прибирает.
– Вы же не ползаете, вы бегаете! Вас не догнать, – засмеялся Москвин, оглядывая тщедушную фигурку бывшего завхоза. – Сторожем здесь?
– Сторожу! Палку вот завёл, собак гоняю. Повадились к нам на помойку бегать. У нас сытые годы настали. Питание наладилось. Сейчас всё расскажу.
В пристройке было жарко натоплено. Сергей повесил на гвоздь пальто, заметив, что единственный предмет одежды порядочно износился. Воротник стал ветхим, нижний ворс вылез наружу белыми нитками. Сергей оглянулся. Семён Петрович занимался приготовлениями к чаю. Старик не заметил изношенного пальто.
– Рассказывай, Серёжка, как дела? Ты наверняка пробился в жизни? Всегда
