В присутствии шамана и самого хана монголы, словно одержимые, старались изо всех сил. Они били заостренными кольями по верхнему краю стены, пытаясь обрушить ее вершину. Частично им это уже удалось, и в кирпичной кладке образовалась крупная трещина. Чингис хотел уже дать воинам приказ прекратить это занятие и подождать, пока подвезут катапульты. Если ближайшие дома сровнять с землей, то освободившегося пространства вполне хватило бы для установки платформы. И тогда дворцовую стену легко разрушили бы. Однако, увидев трещину, хан успокоился и передумал. Стене долго не простоять.
Кокэчу, конечно, заметил хана, поскольку тот косил на него глаза. Чингис вспоминал их первую встречу, когда Кокэчу уводил найманского хана за гребень холма, подальше от опасностей битвы. Чингис даровал ему жизнь сроком только на один год, но гораздо больше времени утекло с тех пор. За эти годы шаман возымел большое влияние, став одним из немногих преданных людей, правивших народом под рукой великого хана. Чингис одобрял неприкрытое честолюбие шамана. Оно помогало ему удерживать воинов в благоговейном страхе перед духами, да и кто бы еще мог сказать, что на хане действительно лежит благословение Отца-неба? Победы давались одна за другой, и Кокэчу хорошо справлялся с отведенной ему ролью.
Внезапно Чингис переменился в лице, на ум пришли иные воспоминания. Нечто смутное терзало его разум, в голове вертелись слова, но смысл их пока был неясен. Резким взмахом руки он подозвал гонца, готового в любую минуту исполнить его приказ.
– Отправляйся в лагерь, – велел Чингис юноше со свежим лицом. – Найдешь там мою жену Чахэ и спросишь, почему она вспоминает о моей сестре, когда смотрит на Кокэчу. Все понял?
Гонец низко поклонился и повторил приказ слово в слово. Он не знал, почему хан выглядит хмурым в такой славный день, когда монголы взяли новый город, но приказ хана надлежало исполнить, и воин умчался прочь. Он не задал лишних вопросов и даже не обернулся назад, когда обрушилась дворцовая стена и придавила двоих монголов, не успевших вовремя отойти в сторону. Под холодным взглядом Чингиса шаман подскочил и запрыгал, как полосатый паук, а воины вломились с диким ревом в пробитую брешь в стене.
Чагатай видел, что брат скачет к нему. Большинство воинов разбрелись по полю, где произошла битва, осматривая трупы в поисках добычи, а заодно добивая тех, кто еще подавал признаки жизни. Но небольшая группа воинов и командиров Чагатая осталась возле него, избавив от необходимости обращаться к ним за помощью. Они понимали, зачем едет Джучи, и потихоньку двигались ближе к Чагатаю. Многие из тех, кто был постарше, предусмотрительно вложили мечи в ножны. Несмотря на язвительные усмешки и грозный упрек Чагатая, взрослые мужчины предпочли не светить оружием перед полководцем, при котором всегда находился верный ему клинок. Однако самоуверенная молодежь держалась ближе к своему командиру. С надменной гримасой на лицах юные воины подняли оружие так, чтобы его хорошо было видно. Их совершенно не волновало, что Чагатай бросил брата в бою. Их преданность не предназначалась для внебрачного сына. Они хранили верность только законному наследнику, который однажды сам станет ханом.
Но Джучи ехал не один, и, видя его людей, занервничали даже молодцы Чагатая. Его личные телохранители не принимали участия в битве, но те, кто оберегал жизнь Джучи, с головы до ног пропитались вражеской кровью. От них за версту веяло потом и смертью, и, когда они подъехали ближе, глумливые ухмылки быстро исчезли с лиц юнцов Чагатая. Дело принимало крутой оборот. Джучи трясло от переполнявших его эмоций, и он уже убивал в тот день.
Джучи не остановился перед людьми Чагатая. Не сводя с брата глаз, он направил коня прямо на двоих воинов, оказавшихся у него на пути, едва не сбив их. Замешкайся он хоть на мгновение, и воины взяли бы себя в руки и задержали бы его. Но Джучи не остановился. Он промчался мимо еще двоих всадников, пока один из командиров не развернул своего скакуна поперек пути, встав между Джучи и Чагатаем.
Командир был одним из тех, кто убрал оружие, не желая кровопролития. Очутившись под мечом Джучи, он обливался потом, надеясь, что тот не ударит его. Джучи медленно перевел взгляд со смеющейся физиономии брата на человека, преградившего уму путь.
– Уйди с дороги, – сказал ему Джучи.
Командир побледнел, но покачал головой. Джучи слышал смех Чагатая, и его кулак крепче сжался на рукояти с головой волка.
– У тебя трудности, брат? – выкрикнул Чагатай, злобно сверкая глазами. – После такой грандиозной победы? Тут, кажется, слишком много нервных рук. По-моему, тебе лучше вернуться к своим воинам, пока не случилась неприятность.
Джучи вздохнул, маскируя клокотавшее в нем пламя. Он не хотел погибать в этом месте, но за всю свою жизнь он снес слишком много насмешек. Он очень долго сдерживал гнев и теперь готов был забрать на тот свет своего насмешливого братца вместе с собой.
Джучи ударил пятками, и конь рванулся вперед. Толкнув командира локтем, Джучи вышиб его из седла и поскакал дальше. Сзади тотчас послышался рев ввязавшихся в схватку людей Джучи.
Перед тем как двое других всадников заслонили ему дорогу, Джучи не без удовольствия заглянул в испуганное лицо брата. Окружавшие его воины, изумленные неожиданной стычкой, все же бросились навстречу Джучи. Он не сомневался, что так и случится, но его люди были уже достаточно близко, чтобы пробиться к нему, и в их телах бурно кипела кровь. Они убивали без сожалений и переживали его обиду, как свою собственную.
Юные сорвиголовы Чагатая ответили без промедлений. В считаные мгновения завязалась драка, и воины обоих туменов били и колотили друг друга. Почувствовав, что коня выбивают из-под него, Джучи немедленно соскочил на землю, но из-за острой боли в ноге едва не упал. Правая нога была залита бурой кровью от полученной ранее раны. Уворачиваясь от удара, он сделал еще шаг вперед, пытаясь устоять на ногах.
Видя, что раненый брат все еще стоит на земле, Чагатай с яростным криком пустил скакуна сквозь ряды своих воинов. Животное растолкало их в стороны, и внезапно Чагатай оказался перед Джучи. Чагатай взмахнул мечом, описав им широкую дугу над землей, и Джучи чуть было не оказался под копытами коня, когда нырнул вниз, пытаясь уйти от клинка. Больная нога вновь подвела. Наплевав на приемы ведения боя, Чагатай лихорадочно рубил мечом. На ханского сына напали на глазах его же людей, и лучшую возможность раз и навсегда избавиться от помехи, какой был его старший брат, трудно было придумать.
Внезапно раздался громкий треск, конь заржал, захрапел. Воин, стоявший рядом с Джучи, разрубил скакуну ногу. Животное стремительно грохнулось наземь, и Чагатай не успел вытащить ноги из стремян. От нестерпимой боли в раздавленной голени Чагатай орал во всю мочь. Он почувствовал, что меч выбили из руки, и, когда поднял глаза, Джучи уже стоял рядом, безумный восторг сверкал на его лице.
Увидев Чагатая лежащим на земле, его воины завыли, как звери. Забыв об осторожности, они бросились на людей Джучи со звериной злобой.
Джучи чувствовал, как бежавшая по ноге кровь забирает и его силы. Глядя Чагатаю в глаза, он тяжело занес меч, затем молча опустил его. Джучи даже не понял, что стрела ударила ему в грудь. Голова закружилась. Потом сильный удар в лицо. Быстро теряя сознание, Джучи уже не мог сказать, убил ли он брата, который так отчаянно пытался убить его самого.
Прогремели новые команды Чагатая, хотя борьба разгоралась только сильнее, по мере того как все новые воины из тумена Джучи вступали в нее. Бой продолжался. Воины гибли сотнями за то, чтобы отомстить за своего поруганного военачальника или спасти его. Они и сами точно не знали. Горстка его людей, пробившись сквозь битву, вынесла на руках вялое тело Джучи со стрелой в груди. Когда они наконец вырвались на свободу, старшие командиры обоих туменов затрубили враждующим сторонам сигнал разойтись.
Огрызаясь и стеная от ран, воины разошлись в стороны, и между туменами наконец показалась полоска чистой земли. Командиры минганов отвешивали подзатыльники и раздавали пинки своим подчиненным, не раз пуская в ход и рукояти клинков, усмиряя самых неугомонных. Череда угроз и приказов привела их к порядку, и теперь командиры джагунов и арбанов распекали своих воинов, не жалея глоток.
Тяжело отдуваясь после драки, воины туменов в ужасе смотрели на убитых и едва верили, что все это могло произойти на самом деле. В воздухе тихим шепотом раздавалось имя Чингиса, и каждый участник этого сражения боялся даже представить, что будет потом, когда хан обо всем узнает. Пока люди Джучи осматривали его тело, никто не посмел шелохнуться, но вскоре над холмами разлетелось эхо ликующих возгласов. Стрела пробила только доспехи. Джучи был жив. Услышав об этом, Чагатай злобно плюнул на землю, негодуя на удачу, что неотступно следовала за незаконнорожденным выродком. На поврежденную голень Чагатая наложили шину из обломка копья, и юноша прикусил губу, когда опухшую ногу крепили к куску дерева, перевязывая в трех местах между коленом и лодыжкой. Его люди помогли ему сесть в седло. Радостные крики возвестили о том, что он выжил, но вскоре стихли, отозвавшись страхом в дальних холмах. Битва была выиграна, и теперь обоим туменам предстояло вместе вернуться в лагерь. Но зерна неумолимой вражды были брошены в землю, обещая принести кровавые всходы.
