Значение почты для торговли было столь велико, что вокруг этой службы в Амстердаме развилось множество прихлебателей. Причалы кишели бродягами, которые осаждали прибывавшие корабли, выпрашивая письма к богатым купцам; некоторые получали их за деньги, а затем вымогали с адресатов вознаграждение, с лихвой окупавшее все затраты. Эта система выродилась в открытую коррупцию. Письма перехватывали, чтобы втридорога перепродать покупателям. Чтобы положить конец царившему беспределу, власти нашли один действенный метод: запретили всей праздношатающейся публике находиться на территории пристани. Кроме того, лоцманов обязали сдавать почту в специальное отделение на Новом мосту, где письма заносились в реестр, копия которого затем вывешивалась на Бирже.
В начале века отправитель скреплял письмо восковой печатью. К 1625 году распространилось применение сургуча. Письмо относили в почтовое отделение или бросали в один из ящиков, установленных в городе в нескольких местах. Плата за доставку, устанавливаемая бургомистром, вносилась либо в отделении (служащий наклеивал на конверт марку с гербом города), либо производилась за счет получателя.{219} Тарифы были довольно высокими, что вводило почту в разряд дорогих услуг.
С конца XVI века Генеральные штаты содержали за границей (например, в Кельне) нескольких агентов политической разведки. Морские капитаны, вернувшись из плавания, составляли доклад обо всех услышанных новостях и подавали судовой журнал в адмиралтейство. К 1600 году многие муниципалитеты ряда городов, например Лейдена и Дордрехта, направляли своих информаторов в Италию, Германию, Англию и другие страны. Крупные коммерсанты получали последние новости из-за рубежа от собственных корреспондентов, а также имели осведомителей в Гааге, державших их в курсе событий при дворе штатгальтера и сообщавших о решениях правительства. В 1611 году на службе Амстердама состоял постоянный штат таких «писателей», строчивших донесения в Антверпене, Кельне, Гамбурге, Везеле, Мюнстере, Генте, Лилле, Турне и Валансьенне. В течение четырех лет один из них плодотворно трудился в Лиссабоне, пока его литературная карьера не оборвалась в португальской тюрьме. С 1613 года гильдия маклеров выпускала бюллетень колебаний мировых цен. Начиная с 1616 года Ост-Индская компания издает собственный листок с коммерческой информацией, который, однако, становится практически недоступным по причине очень высокой цены.
Народные памфлеты, часто в форме листовок, разъясняли широкой публике положение дел в стране. Благодаря войне и сопровождавшим ее политическим смутам они прочно вошли в нравы общества. Пачки памфлетов, по большей части иллюстрированных гравюрами или рисунками, неизменно выставлялись на развалах книготорговцев. Полные страсти и сенсационных сообщений памфлеты столь сильно влияли на общественное мнение, что с ними приходилось считаться и правительству. Комментируя, иногда в стихах, политические события или положение в армии, они сообщали также новости о природных катаклизмах, громких преступлениях, эпидемиях и чудесах…
Собственно газеты появились в Амстердаме между 1617 и 1619 годами. Их число быстро росло. В 1630 году конкуренция вынудила амстердамские издания искать расположения властей. Но муниципалитет относился к такого рода рекламе скорее враждебно. Зато у публики газеты пользовались невероятным успехом. Их чтение превратилось в национальное увлечение, так же, как употребление табака. В середине века в Гааге, Делфте, Лейдене, Роттердаме и Гарлеме издавались уже собственные газеты. Состояли они из двух колонок на половине листа и выходили один, а иногда даже три раза в неделю. В 1650 году появился ежемесячник «Голландский Меркурий».
Информация о международном положении черпалась прессой из официальной корреспонденции. Отсюда большая задержка сообщений. В Гарлемском издании от 9 января 1627 года были напечатаны новости, выходившие соответственно в Линце 12 декабря 1626 года, в Венеции — 18, Париже — 21 и Берлине — 22 декабря. К тому же в большинстве своем описываемые события не имели ровно никакого значения. Малейшие происшествия при дворе штатгальтера становились предметом пространных комментариев. Некоторые газеты, чьи статьи не знали «ножниц», после 1666 года крайне резко высказывались о политике Людовика XIV. Все попытки французских посланников положить конец этой оголтелой травле ни к чему не привели, и Ля Фар считал, что враждебность голландской прессы сыграла далеко не последнюю роль в развязывании войны 1672 года.
Надежда расширить круг читателей среди эмигрантов, а то и выйти на зарубежный рынок, подвигла многих издателей на выпуск периодики на французском языке — «Нувель экстраординэр де Лейд», «Газет д’Амстердам», «Меркюр галан», которые полюбились гаагской аристократии. Самые крупные из этих изданий имели скорее литературную, нежели политическую или коммерческую направленность.
Мелкие местные экономические интересы очень скоро проявились и в прессе в виде рекламных анонсов. Первый был напечатан 23 мая 1626 года в информационном листке Амстердама по случаю выхода в свет десятого тома «Истории» Вассенара. Начиная с 1631 года объявления становятся расхожей практикой. Они помещались под новостями, вставлялись на полях или обратной стороне листа. Шоколадник Елизар Бассан сообщал, что его «превосходный шоколад» еще несколько месяцев будет продаваться по старой цене; аптекарь расхваливал «чай на травах со швейцарских лугов, который высоко ценится по всему миру». Как правило, такие объявления были призваны убедить читателя в справедливости цены и качестве товара. Но со временем их функция становится универсальной: «На набережной Н. потерялась собака, померанская овчарка, нашедшего…»{220}
НалогиБольшинство иностранцев поражалось невероятной величине нидерландских налогов. Как только народ не задохнулся под столь тяжким бременем?{221} Как могла процветать торговля в таких оковах? На самом деле система била прежде всего по простым налогоплательщикам и скорее играла на руку крупным компаниям. Время от времени в бедных слоях общества происходили вспышки протеста. В 1618 году муниципалитет Амстердама был вынужден учредить налоговую инспекцию. После 1666 года действия этого органа вызвали ряд столкновений корпораций текстильщиков с властями. В основе сложившейся ситуации лежали огромные долги, сделанные государством в годы войны. Народ дорого платил за свое освобождение. К 1600 году Земли Генеральных штатов все еще оставались должны почти 13 миллионов гульденов. Кредиторами выступали главным образом регенты, которые, управляя государственными делами в собственных корыстных интересах, поддерживали высокую процентную ставку на сумму долга.{222}
Прямые налоги собирались с состояния («две сотых»), равно как и с недвижимости (пропорционально жилой площади), с хозяйства («выкупной налог»). Сумма сбора менялась в зависимости от принадлежности налогоплательщика к тому или иному классу по установленной шкале. Находившийся на самом верху так называемый «капиталистический» класс объединял граждан, имевших доход более 2 тысяч гульденов и живших на широкую ногу. Особо крупные сборы взимались с операций по продаже недвижимого имущества и долгосрочных арендных договоров. Время от времени к этим поборам добавлялись чрезвычайные налоги для финансирования военной кампании или широкомасштабных общественных работ. Удваивался или утраивался налог на недвижимость, повышался торфяной сбор или печной налог, вводилась временная подушная подать, взимался 1 % с капитала.
Косвенные налоги были более многочисленными и более тяжелыми. В Лейдене соляной сбор достигал почти 100 %; налог на пиво поднимался до 66 %, хлеб — 25 %, мясо — 14 %. Правила менялись в зависимости от места. Вино, проданное частным лицам, обходилось в Амстердаме в два раза дороже, чем пиво; с кабатчиков взималось податей в 1,5 раза больше, чем с простых мещан. Налогами облагались уксус, сахар, живность, рыба — все продукты потребления. В 1621 году был введен налог на растительное масло, в 1623-м — на табак, в 1625-м — на сливочное масло.
1624 год ознаменовался изобретением гербовой бумаги. Налогообложение достигло к концу века таких высот, что мясное блюдо в амстердамском трактире, еще не дойдя до посетителя, облагалось пятнадцатью разными сборами, а рыба под соусом — тридцатью. Акцизный контроль осуществлялся самым тщательным образом. В Утрехте муниципальный инспектор по налогам на пиво сам со свечой в руке обходил погреба пивоваров и пересчитывал бочки. Каждый бочонок, продававшийся заведением, должен был иметь акцизную печать и заносился в реестр с записью имени и фамилии получателя. В случае нарушения правил инспектор имел право проводить следствие, допрашивая под присягой самого торговца, его жену, детей, слуг и соседей. Проскочить сквозь такую сеть было весьма непросто. Бесчисленные ввозные и дорожные пошлины, плата за право выставлять товар на рынке больно били по товарообмену внутри страны, ухудшая и без того неважное положение на внутреннем рынке, в то время как большая портовая торговля расцветала при относительно невысоких таможенных сборах.{223}
