– Идет. Куда скажешь, туда и побредем.
– Маршрут примерно такой: Акуловское городище, Кузнечиха с березовыми рощами и белыми грибами, Вахрево, где лишь один фермер живет, затем Алмазиха, там купаемся, рыбачим, готовим уху… А возвращаемся через деревню Реброво, где я учился в первом классе, выходим в Павлово село… Там на кладбище ты помянешь своих предков, а я своих.
– Дядюшка как раз хотел тоже заехать в Павлово село на кладбище, там покоится прах его отца. С такой программой мы согласны.
Перед поездкой я решил скорректировать, вернее, дополнить маршрут, заехать в те маленькие деревни, где в молодые годы брал интервью у последних жителей. Как правило, это были одинокие старушки. И мне почему-то захотелось навестить их.
В деревне Боловино жило семь старушек и ни одного деда. Ухоженные луга, раскидистые березы и большой пруд, в который смотрят своим окнами крепкие бревенчатые дома. У одного из них я познакомился с Клавдией Михайловной Чугуновой. Она в тот день колола дрова. Помогала ей сестра, приехавшая из города. Дом стоит высокий, на пять фасадных окон… Попробуй его протопи! Нужно много дров. Вот сестры, полные печальных дум о приближающейся зиме, и вышли заготавливать дрова. Клавдия Михайловна всю жизнь отработала в колхозе дояркой. Думала, уходя на пенсию, отдохнет. Но не тут-то было. Вместо заслуженного отдыха – забвение чиновников, тяжелый процесс заготовки дров. А еще печка требует ремонта. Но во всей округе ни одного печника нет. Пришлось осенью в роли печного мастера выступить сестре. Пожаловалась мне Клавдия Михайловна и на отключенное радио, и на отказ продавцов автолавки приезжать в деревню. Приходится семи немощным старушкам ходить по далеким разбитым и заваленным сугробами дорогам ходить в магазин. Беда настигла и некогда чистый пруд, единственный источник питьевой воды. Он зарастает водорослями. В него ходит колхозная скотина во время пастьбы. Старушки умоляли председателя Гусева загородить пруд, сделать мостик, но тот отказал.
К нашему разговору подключились подошедшие соседки Абрамова и Можжухина. У одной сгнила балка в доме под потолком, того и гляди, жилье рухнет…. У другой – разрушилась терраса, и поправить ее она не может, так как болят ноги, застуженные в годы работы на телятнике. Колхоз не дает старушкам ни досок, ни цемента. И самое печальное, за многолетний труд платит им равнодушием.
Я уезжал тогда из деревни с тяжелым чувством. Написал фельетон, отругал председателя… И старушкам дали досок.
Теперь мне захотелось напомнить им о себе, заехать в гости. Но на мой звонок в контору колхоза я узнал грустную новость: старушки уже давно все умерли.
По той же причине не сбылось моё намерение посетить старушку из деревни Зубово Зою Аркадьевну Симакову, целый вечер рассказывавшую мне, как у них проходило раскулачивание, а потом, в 1937 году, разом сгорело 16 домов. В былые послевоенные годы здесь стояли 32 дома. Сельчане занимались овцеводством, трудились на ферме, растили цикорий, содержали свиней.
На улице выла зимняя вьюга. В печке трещали дрова. А я смотрел в окно и думал о тяжелой участи русских крестьянок. Крепких мужиков то сослали на Соловки, то забрали на войну с фашистами… А они тянули свою лямку, вытаскивали семьи из нищеты и голода. И в старости их ждало то же – беды и нищета. Зоя Аркадьевна угадала мои мысли и показала в окно.
– Вот по этой дороге из всех окружающих сел и деревень шли мужики на войну, – сказала она, сердечно вздыхая и отводя в сторону налитые болью глаза. – И наши односельчане, их было больше 20 человек, ушли по этой дороге на фронт. И никто не вернулся домой.
Сейчас Симакова живет в деревне одна. На столе у нее лежит единственный знак внимания от государства – медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг». Еще медаль от местных чиновников – «Ветеран труда». После вручения наград никто о Зое Аркадьевне не вспомнил, не поинтересовался, почему в деревне отключена телефонная связь и отменена автолавка. Уезжать старушка из деревни не желает. Тем более недавно из маленького домика она переселилась в просторный и крепкий. Я смотрю в морщинистое, доброе лицо Зои Аркадьевны и понимаю, что вместе с ее уходом из жизни умрет и эта заснеженная деревня, и никто больше никогда не узнает о раскулаченных, о фронтовиках-крестьянах, победивших фашизм ценой жизни, о сильных женщинах, поднявших сельское хозяйство из руин и верящих, что теперь их деревни будут жить вечно и счастливо.
После долгих воспоминаний о журналистских командировках и печальных новостей из деревень, где меня никто не ждал, я отказался от мысли вносить новые поправки в маршрут. Хорошо, что не сообщил о них Алексею Невиницыну. Придется двигаться строго по намеченному пути.
В выходной день мы выехали втроем, не считая водителя, на легковой машине в сторону деревни Вахрево. Сельская дорога после прошедшего накануне дождя пугала грязным месивом и глубокими лужами. Но наше стремление увидеть родные пенаты, ощутить заново крестьянские корни и припасть к отцовским истокам, невозможно было ничем остановить.
Утренний жидкий туман стоял над красновато-маслянистым сосновым бором. Осень вступала в свои права. По горизонту темнела полоска лесов. Среди сосен я замечаю, как пылают багряно-стыдливо одинокие клены. А в небе вижу плавающего среди облаков коршуна. В лугах чудесно пожелтел тысячелистник. На поле перед первой деревней Селище, которую мы объезжали, тракторист усердно обрабатывает скудородную пашню.
Команда у нас собралась серьезная. Алексей Невиницын вместо привычных прибауток и анекдотов пересказывает статью из газеты, вызвавшую в нем всплеск эмоций по поводу того, что молодые ребята, обладающие хорошими знаниями, полученными в институтах за государственный счет, бегут из страны. Я пытаюсь заземлить ход его мыслей, показывая в окно машины корову, двигающуюся вдоль дороги медленно, важно, с достоинством незаменимых четвероногих друзей. Но Алексей не отвлекается, продолжая блистать остротой социального зрения и ума. Наконец, на выручку мне приходит его дядюшка Владимир Алексеевич. В первые минуты знакомства он не произвел на меня никакого впечатления, так как мрачные и угрюмые люди всегда вызывали у меня подозрение. Но по ходу знакомства я своё мнение изменил. Угрюмость была его маской. В душе он добряк. Еще меня покорили его острый ум, прямота, безграничная сентиментальность.
– Студенту надо не обладать знаниями, ими надо уметь пользоваться, – глубокомысленно произнес Владимир Алексеевич. – Тот, кто обладает знаниями, у того – горе от ума. По Грибоедову. А тот, кто умеет ими пользоваться, тот и в собственной стране найдет им применение.
Алексей соглашается, не спорит… А дядя продолжает рассуждать о том, что применение знаний в работе вызывает беспокойство, но зато приносит огромное удовлетворение. Следует только понимать, что любимая работа – не только радость, но и переживания, поиски, волнения.
Проезжая вдоль деревни Селище, я предложил встретиться и поговорить с местными подвижниками. Председатель колхоза «Заря» Виктор Ушаков был интересен тем, что возглавил его после полного разорения. На фермах и свинарнике разморожено водоснабжение. Пилорама сломана, кабель с нее украден. Из всех тракторов на ходу был всего лишь один. А лет двадцать назад этим хозяйством руководил отец Виктора, человек мудрый, отважный и принципиальный. Под его руководством колхоз вышел в районные лидеры. Но отказавшись сеять по указке райкома партии, был лишен должности. После статьи в газете «Правда» его реабилитировали, но он больше не вернулся на родную землю. Спустя время вернулся сын. И только поднял хозяйство с колен, восстановил технику, распахал поля, как колхозники, не довольные требовательностью и строгостью начальника, заявили о его отставке. Жил в деревне Селище еще один такой мудрец и смельчак – это главный агроном Борис Тихонов. К нему я приезжал за посадочным картофелем. В его кладовой, как в музее, была чистота, идеальный порядок и набор разнообразных семян, разложенных по отдельным тамбурам.
– Раз не договаривались о встрече, значит, не будем заезжать, – задумчиво произнес Геннадий.
Первую остановку мы сделали в деревне Акулово.
На взгорке, где мы встали будто богатыри на дозоре, осматривая окрестности, нас встретило знакомое курлыкание журавлей. Стая красивых птиц пронеслась над рекой, бегущей зигзагами в низине, и села на поле.
Давным-давно я с мальчишками приходил в эти места, называемые на ученом языке Акуловским городищем, поискать древние клады. И нам повезло. Мы нашли остатки укреплений городища дьяковского типа, глиняные черепки от посуды, кости домашних животных. До нас здесь раскопки проходили дважды – в 1928 и в 1934 годах.
– Где конкретно находилось это городище? – спрашивает Невиницын. – Можно на него глянуть?
