Однако в отношении Мины Гаретт не был так уж уверен. С Хэмпденом она становилась совсем иной — веселой, живой, остроумной. Казалось, она на время забыла все свои заботы. Ее кипучая энергия иногда передавалась и Гаретту. Но он прекрасно понимал, что она мгновенно потухнет, если рядом не будет Хэмпдена, и это задевало его больше всего. Он страстно желал быть единственным человеком, способным вызвать этот удивительный блеск в ее глазах.
Гаретт повернул к дому, злясь на себя за то, что позволил ей так глубоко проникнуть в душу и мысли. Конечно, он отчаянно хотел ее. Это было легко понять. И святой не устоял бы перед этим прелестным лицом, божественной фигурой и отважным, дерзким нравом. А он был далеко не святым. Но он не должен позволять ей затрагивать его чувства, иначе она тут же этим воспользуется. Она была цыганкой, напомнил он себе, и скорее всего у нее была какая-то связь с самым большим негодяем на свете — с его дядей.
Внезапно он вспомнил, как вчера она стояла здесь рядом с Хэмпденом, с распущенными волосами, которые шевелил легкий ветерок, и объясняла ему разницу между поганкой и съедобным грибом, которые нашла в лесу. В этот момент у нее было такое же одухотворенное выражение лица, как и у его домашних учителей, когда те что-нибудь ему объясняли. В тот момент ему особенно нелепой показалась мысль, что ее могли специально подослать к нему, чтобы шпионить.
С внезапной решимостью Гаретт развернулся и направился в конюшню. Он пытался не думать, кто она такая, и не гадать о ее прошлом. Он достаточно долго играл с ней в эту игру и ничего не добился. Что ж, пришло время изменить тактику. Его резкие вопросы и натиск не устрашили ее. Его холодность и отстраненная манера держаться ничуть ее не задели, как он рассчитывал, и не заставили ее броситься к нему в объятия с покаянием.
Вместо этого он едва не толкнул ее в объятия Хэмпдена.
Нет уж, хватит, решил Гаретт, седлая Цербера. Раньше она отвечала на его поцелуи. Так будет и впредь. Он соблазнит ее и каким-нибудь образом выманит у нее признание в том, кто она такая.
Гаретт насмешливо улыбнулся сам себе, выезжая на дорогу, которая вела к дому фермера, где сейчас должна была находиться Мина. Он собирается выманить у нее все ее секреты, соблазнив ее? Какой абсурд! Если быть честным, он должен признаться хотя бы самому себе, что не может прикоснуться к ней с тем, чтобы не потерять головы, куда уж ему задавать ей каверзные вопросы и расставлять ловушки, заставляя ее открыть ему что-нибудь существенное.
Нет, думал он, пришпоривая лошадь, он должен признаться, что хочет соблазнить ее по одной-единственной и самой главной причине — он страстно, безумно хочет ее. И этой причины более чем достаточно.
Он заставил лошадь бежать еще быстрее, так как внезапно почувствовал острое желание увидеть ее прямо сейчас, когда Хэмпден уехал, оставив их снова одних. Подъезжая к дому фермера, Гаретт услышал негромкий плач новорожденного.
Хорошо, подумал он, скоро она освободится и сможет вернуться с ним домой.
Гаретт спешился и посмотрел на человека, стоящего в тени деревьев. Это был один из его воинов, стороживший Мину по его приказу.
— Слышу, младенец уже появился на свет, — сказал граф.
— Да, — последовал краткий ответ. Как и другие, этот стражник был немногословен.
Гаретт встал рядом с ним, наблюдая за входом в небольшой аккуратный домик.
— И давно это произошло? — снова спросил Гаретт. Мина ушла из Фолкхэм-хауза накануне вечером, сразу после обеда.
— Не более часа тому назад.
Значит, она только что закончила. Наверное, очень устала. Гаретт продолжал молча наблюдать за входом в дом.
Прошло совсем немного времени, и из дома вышла Мина. Она остановилась на пороге и с усталым вздохом отбросила с лица несколько выбившихся из-под косынки прядей. Медленно потерев усталые, затекшие руки и плечи, чтобы размять их, Мина взглянула на своего охранника, а затем увидела Гаретта.
Он улыбнулся ей, и Мэриан подошла к нему.
— С ребенком все в порядке? — мягко спросил он.
Она кивнула, внезапно опустив плечи.
— Да. Только, как всякий мужчина, он оказался слишком упрямым, даже в этот самый важный для себя день. Мне пришлось как следует повозиться, чтобы выманить его из утробы.
— А как его мать?
На ее лице мелькнуло еле заметное удивление.
— Можно сказать, что Мэгги чувствует себя неплохо, если учитывать все обстоятельства.
— Это хорошо. Ее муж — хороший человек. Она будет нужна ему в добром здравии, чтобы ухаживать за детьми, когда он работает в поле.
— Мне почему-то представляется, милорд, — сказала она сухо, — что он может положиться на свою жену также и в других, не менее важных, делах. Верите вы или нет, но некоторым мужчинам жены нужны не только для того, чтобы рожать и растить им детей.
Гаретт мягко усмехнулся.
— Верно. Поскольку это их второй ребенок менее чем за два года, то, полагаю, муж Мэгги не собирается слишком медлить и вскоре найдет для нее… весьма важные занятия.
Возмущенная его бесстыдными намеками, Мина обдала его яростным взглядом, но при этом отчаянно вспыхнула. Она гордо вздернула подбородок и отвернулась, словно желая сказать, что отвечать на подобные безнравственные заявления — ниже ее достоинства.
Он снова усмехнулся. Мина сделала вид, что не заметила этого, однако не смогла удержаться от улыбки, и уголки ее губ чуть дрогнули.
В эту минуту из дома вышел фермер, жена которого только что подарила ему мальчика, и Мина переключила все свое внимание на него. А тот был настолько взволнован, что даже не заметил Гаретта, стоящего в тени дерева возле ограды.
— Я уже иду, — сказала Мина и направилась к дому.
— Нет, нет, мисс, — мягко запротестовал он. — Вам уже пора бы и отдохнуть, вы и так натрудились сегодня. А к нам пришла сестра Мэгги. Теперь она позаботится о моей жене, ведь все самое трудное вы уже сделали. — Он схватил руки Мины и принялся горячо их пожимать. — Такой красивый крепкий малыш, и все только благодаря вам, мы так вам благодарны. Ваша матушка гордилась бы вами, если бы дожила до этого дня.
Взгляд Гаретта мгновенно впился в лицо Мины. Она вновь слегка покраснела и, не отнимая рук, едва качнула головой в сторону графа. Фермер уловил ее знак. В следующее мгновение он повернулся и увидел Гаретта.
Он тут же залился краской, увидев графа, стоящего поодаль под деревом. Он отпустил руки Мины и принялся растерянно вытирать ладони о свои грубые полотняные штаны.
— Я, пожалуй, лучше пойду к Мэгги, — пробормотал он, в то время как его лицо стало почти пунцовым. Он быстро повернулся и вошел в дом. При этом бедняга так спешил скрыться с глаз хозяина, что, споткнувшись о порог, едва не упал.
