Основная часть стаи куда-то улетела, но двадцать-тридцать птиц так и держались поблизости, пока Мэнни выводил Сэди из баррио в направлении Мишн-стрит. Одни вороны лениво кружили над ними, другие перелетали на короткие расстояния — с проводов на кровлю, потом на кактус, на дерево, — ни на секунду не упуская их из виду.
4. Томас
Томас ошарашенно таращился на падающего Стива, зато Рувим и Калико не растерялись и вовремя подхватили отшельника с двух сторон. Не переставая окликать Коула, они осторожно уложили его на землю, а потом Калико — ее глаза полыхали огнем — выпрямилась и с вызовом уставилась на Консуэлу.
Огромный черный пес издал угрожающий утробный рык. Лисолопа оскалилась, но потом, словно позабыв о нем, вновь воззрилась на воронову женщину. Окинув взглядом всю эту троицу, Томас вдруг понял, что недовольство Гордо вызвала вовсе не Калико, а Консуэла. Казалось, пес, уставившийся на плечо Женщины-Ночи, пытается разглядеть на нем Ситалу и злится, не обнаруживая ее на привычном месте.
Рувим встал над распростертым телом Стива и заговорил, обращаясь к Консуэле:
— Даже если ты и вправду принадлежишь к неизвестному нам в силу невежества древнему роду корба, это ничего не значит! Не знаю, что ты сотворила со Стивом, но тебе стоит это быстренько исправить, иначе мы не оставим на тебе живого места, и все твои запасы талисманов не удержат нас от расправы!
— Она бросила в него своего призрачного ворона, — выпалил Томас. — Он влетел Стиву в грудь, и тот упал.
— Ваши обвинения неуместны, — проговорила Консуэла. — Ситала обладает собственным сознанием.
— Никакого ворона я не видел, — озадаченно проговорил Рувим.
— Стив дернулся, будто его ударили, — заговорила Калико. — Но я стояла за ним и не видела, что произошло.
— На него напала ее птица, Ситала, как Консуэла ее называет, — принялся объяснять Томас. — Призрачный ворон. Как тень или что-то вроде того.
— Она обладает собственным сознанием, — повторила Консуэла.
Томас помрачнел и кивнул:
— Вот это она любит — сваливать на птицу все, за что сама не хочет нести ответственность.
Воронова женщина смерила его гневным взглядом.
— Да мне плевать, что это за птица, — взорвалась Калико, — и плевать, кто виноват! Давай вытаскивай эту тварь из него — и немедленно!
— Я не могу, — ответила Консуэла. — Даже не знаю, с чего начинать.
Томас и вправду не единожды оказывался свидетелем независимого поведения Ситалы и потому мог бы даже посочувствовать вороновой женщине — да только именно из-за нее у него и выдался такой дерьмовый денек.
Калико угрюмо кивнула:
— Может, мне стоит освежить твою память парой хороших укусов?
Консуэла расправила плечи:
— Попробуй.
Внезапно Гордо, поднимаясь, увеличился вдвое, затем медленно прошествовал к Консуэле и, уставившись на нее, гневно оскалился. Встревоженная его демаршем Женщина-Ночь вскинула руки к небу, явно пытаясь утихомирить зверя. Томас переглянулся с Калико и Рувимом: с чего это Гордо встал на их сторону?
— Я тут ни при чем! — с досадой бросила Консуэла собаке. Затем вздохнула и обратилась к остальным: — Миленькое дело! В общем, я знаю, что внутри царств грез существуют собственные царства грез. — Она умолкла и встретилась взглядом с каждым. Калико кивком велела ей продолжать. — Думаю, моя сестра увела вашего друга в его собственный мир. В его сознание.
— Но зачем? — Томас задал вопрос, ответ на который интересовал всех.
— Об этом тебе придется спросить у нее самой. Но чтобы отыскать их, нужен шаман или сновидец.
На какое-то время воцарилось молчание, а затем Калико и Рувим уставились на Томаса.
— Не смотрите на меня так! — вскричал парень. — Я не шаман!
— Пожалуй, пока нет, — признала воронова женщина. — Но ты обладаешь шаманским зрением. Ты мог бы заглянуть в сознание вашего друга и позвать их назад.
— Да я даже не знаю, с чего начать!
— Хм, я, конечно же, не специалист, — заговорил вождь, — но Морагу, как мне представляется, положил бы руки Стиву на виски и… — на этом он осекся и пожал плечами. — Эх, дальше я тоже не знаю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Магия строится на воле, — рассудительно заметила Консуэла. — Это разговор между тобой и духами. А все остальное — возложение рук, жжение табака или курительных палочек — нужно лишь для сосредоточения внимания.
— Так, и что мне делать? — Томасу ужасно хотелось провалиться сквозь землю. Или заплакать.
Воронова женщина пожала плечами.
— То же, что шаманы и делали давным-давно, когда еще не существовало ритуалов и песен. Придумывай. Определись, чего ты хочешь, и тогда добьешься своего.
Парень бросил отчаянный взгляд на Калико и Рувима, но те помочь ему никак не могли.
Гордо вновь улегся, в очередной раз приняв размеры обычной крупной собаки. А забытый всеми Сэмми с остекленевшим взглядом тихонько отполз в сторонку.
— Наверно, она все-таки права, — произнес наконец Рувим. — Шаманы ведь не всегда знали, как действует их магия. Когда-то им приходилось все выяснять на собственном опыте, так же как и Джимми Чолле — обучать первых псов-воинов обретать животное обличье. Кто-то же все это придумал.
— Боюсь, этот кто-то определенно не я, — проговорил Томас.
Вождь покачал головой:
— Откуда тебе знать? Сначала попробуй.
— Я… — начал было парень, но вдруг осекся.
Он устремил взгляд туда, где горы иного мира, убегая за горизонт, сливались с невероятно голубым, таким, какого не бывает в реальном мире, небом. За последние два дня почти все стало казаться Томасу каким-то ненастоящим. Или…
Он обернулся к Консуэле:
— То перо, что я вам отдал, оно все еще у вас?
5. Стив
— Ты очнулся.
Я продираю глаза и обнаруживаю, что лежу на широкой плоской скале, а рядышком, скрестив ноги, сидит Консуэла Мара. Волосы ниспадают ей на лицо, когда она склоняется и с интересом разглядывает меня.
Ее лицо да огромное голубое небо — вот и все, что я вижу. Воздух разреженный, беспрестанно задувает ветер, и на основании этих признаков я заключаю, что по-прежнему нахожусь высоко в горах иного мира. Однако у меня возникает ощущение, что, кроме нас двоих, здесь больше никого нет.
— Где я?
Вопрос как будто ее забавляет.
— Понятия не имею. Наверно, где-то в твоем сознании.
— Где-то в моем… — я трясу головой в надежде прояснить мысли. Последнее, что я помню, это как на меня нападает призрачная птица треклятой вороновой женщины.
Впрочем, не совсем так.
Птица не нападает на меня. Она влетает внутрь меня.
— Ты не Консуэла, — вдруг говорю я. Не знаю, с чего я так решил, но стоит словам сорваться у меня с языка, и заключение уже не вызывает у меня сомнений. Взгляд у женщины несколько иной — помягче, пожалуй, — хотя во всем же остальном она выглядит в точности как Консуэла, прямо вылитая сестра-близнец.
Я с кряхтеньем усаживаюсь, и она, не вставая, немного отодвигается и отвечает:
— Верно. Я — Ситала.
— Ты родственница Консуэлы?
— В некотором роде. Можешь считать меня ее теневой сестрой. Ее памятью, почерпнувшей свою вещественность из магии ветра и гор.
Не самое внятное объяснение, но пока меня волнуют другие вещи.
— И что мы здесь делаем?
— Я хотела с тобой поговорить, — улыбается Ситала.
— Мое внимание можно было привлечь и как-то попроще.
Она кивает.
— Только разговаривать с тобой я могу лишь при таких обстоятельствах.
— Когда находишься у меня в голове.
Женщина снова кивает, затем в ее взгляде появляется нечто сродни сочувствию.
— Что это за место? Так пустынно!
— Это уж как посмотреть. Если мы вправду внутри меня, место здорово смахивает на то, которое я воображаю во время медитаций. Лично я нахожу его умиротворяющим.
Ситала неспешно оглядывается по сторонам, словно прицениваясь к окружающей нас пустоте. Мне и смотреть не надо, пейзаж я знаю прекрасно: небольшое плато, срезанная верхушка горы — островок буквально посреди ничего. В какую сторону ни кинь взгляд, кроме бесконечного неба, ни черта не видать. Ни других гор, ни суши вообще.
