Когда мы стояли на тротуаре, ожидая, пока парковщик подгонит машину, Ховард похлопал меня по плечу и весело сказал; «Ну что, Джо, думаю, ты больше никогда не будешь работать в Голливуде!» И действительно, я никогда там не работал. И, если уж на то пошло, мне так и не удалось посмотреть фильм «Селин и Жюли совсем заврались». А вот что удалось — так это, в конце концов, стать продюсером полнометражного художественного фильма с драматичным сюжетом И этот фильм собрал в американском прокате 10 миллионов долларов. И был, естественно, о шестидесятых.
В 1975-м Крис Блэкуэлл попросил меня закончить вместо него альбом Reggae Got Soul группы Toots and the Maytals[267]. Сам Туте вместе с ритм-дорожками, которые он записал в Кингстоне, был в это время в Лондоне, а Боб Марли, требовавший внимания Блэкуэлла — в Нассау[268].
Счастливее я и быть не мог — записанные дорожки получились замечательными, а сам Тутс был моим героем Альбом, кажется, вышел очень хорошим, за исключением попсоватых наложений в заглавной песне. Блэкуэлл настоял на их добавлении, перед тем как «отчалил» в Нассау. Поскольку он платил мне деньги, стереть их я не мог.
Я привык к заведенному порядку работы в студии Basing Street Studios фирмы Island, появляясь в середине дня и засиживаясь за работой до поздней ночи. Толпа местных растафарианцев все время околачивалась в продюсерской, давая советы, скручивая косячки и поглощая еду айтал[269], которую студия обеспечивала каждый день. Единственный момент неловкости наступил, когда из ресторана приехал курьер с готовой едой и спросил, кто заказал кебаб из свинины. «Здесь!» — заорал я, и последовавшая сцена напомнила карикатуры Бэйтмана[270] в журнале Punch, когда какой-нибудь старый пердун признается, что голосовал за лейбористов. Трубки выпадали изо ртов, парики взмывали ввысь, отставные полковники были сражены наповал, оленьи головы на стенах Клуба джентльменов недоуменно поднимали брови. Со временем растаманы оправились от полученного потрясения, а я научился получать удовольствие от вегетарианской диеты айтал.
Человек, который готовил еду для еженощного пиршества, появлялся в середине вечера, неся хозяйственные сумки, наполненные загадочными карибскими клубнями. Его звали Лаки, он носил берет и кожаное пальто до пола и всегда был коротко подстрижен. Имена, оброненные им во время разговоров, принадлежали персонажам джазовой сцены пятидесятых в Сохо, таким как Ронни Скотт[271] и Энни Росс[272]. Однажды утром, когда солнце вставало над Портобелло-роуд, я ехал из студии и заметил Лаки, одиноко стоявшего на углу. «Продинамили меня с подвозом, чувак», — сказал он. Я отвез его домой, а потом принял приглашение выпить чашку чая. Его маленькая гостиная была вполне обычной, за исключением поразительного оформления одной из стен. Она была покрыта вырезками из бульварных газет начала шестидесятых, заголовки которых были полны упоминаний о «скандале Профьюмо» и имени Кристины Килер. И тут до меня дошло: «Так вы, должно быть, Лаки Гордон!»
За чашкой чая PG Tips Лаки донес до меня свой сбивчивый, едва связный рассказ о тех самых печально известных событиях с его собственной точки зрения — рассказ любовника Килер из Вест-Индии, устроившего из-за нее поножовщину, повлекшую за собой цепь событий, которая и привела к досрочной отставке правительства тори в 1963-м.
«Дело Профьюмо» заинтриговало меня еще до того, как я приехал в Лондон. Казалось, оно неповторимо английским образом сочетало в себе колорит и противоречия ранних шестидесятых. Зачарованный, я оставался у Лаки до девяти утра.
Майкл Томас, австралийский киносценарист, с которым я впервые встретился, когда он писал статью о The Ineredible String Band для журнала Eye в 1968-м, тоже встречался с Лаки. Мы работали вместе над разными киносценариями вместе с Симпсоном в середине семидесятых и решили, что это та история, которую англичанам стоит увидеть. Чтобы заполучить права на жизнеописания Кристины Килер и Мэнди Райс-Дэвис, потребовалось несколько лет, но в конце концов нам это удалось. До момента подписания контракта и перечисления лицензионного вознаграждения, мы не имели права встречаться ни с одной из них. Как только высохли чернила, мы заказали два ужина: сначала с Мэнди в гриль-зале отеля Dorchester[273], затем с Кристиной — на следующий вечер, в маленьком итальянском ресторане недалеко от ее муниципальной квартиры в противоположном конце Челси.
Со времени разгара скандала в 1963-м линии их жизней значительно разошлись. Мэнди сбежала в Израиль, вышла замуж за пилота авиакомпании «Эль-Аль», обратилась в иудаизм и открыла дискотеку в Тель-Авиве. Сейчас (в 1982 году) она замужем за миллионером, занимавшимся утилизацией отходов, близким другом Дэниса Тэтчера[274]. Она появилась, опоздав на несколько минут, как принято в свете, и выглядела безупречно. Мэнди была остроумной и восприимчивой, мы разговаривали легко и непринужденно. За кофе Майкл спросил ее о судебном процессе Стивена Уорда Когда она стояла на месте для дачи свидетельских показаний, ей сказали, что лорд Астор отрицает, что когда-либо занимался с ней сексом Ее ответ — «Конечно, а что еще ему остается?» — сейчас входит в «Оксфордский словарь цитат». В киножурналах того времени Мэнди появляется улыбающейся и машущей толпе, которая собиралась вокруг нее, чтобы получить автограф. Когда из такси выходила Кристина с печальным, прекрасным лицом, скрытым темной косынкой, толпа швырялась в нее, обзывала «шлюхой» и «ведьмой», и ей требовалось сопровождение полицейских, чтобы добраться до дверей суда. Почему, хотели мы знать, реакция была такой разной?
«Я ведь выросла поблизости от животных. Жила рядом с ними всю свою жизнь». Мы устремили на нее недоуменные взгляды. Немного помедлив, она объяснила, что, будучи молодой девушкой из низов среднего класса в Мидленде, она всегда жаждала занять более высокое положение. Мэнди проводила в конюшнях долгие часы, учась ездить верхом, но никогда не имела собственной лошади. Она кормила животных и могла успокоить самых норовистых. На соседском поле она могла подойти к быку и шлепнуть зверя по носу, совершенно не чувствуя себя в опасности. Идти через толпу для нее было всё равно, что идти по тому полю. Мэнди никогда не сомневалась в своих способностях заставить их есть с ее руки.
Сколь бы очаровательной она ни была, мы не забывали, что Мэнди могла относиться к правде «экономно», рисуя все в розовом свете. Она любила владельца трущоб Питера Рэкмана, несмотря на его манеру обращения. Когда они занимались сексом, он настаивал, что будет лежать на спине, а она сядет сверху, лицом к его ногам. Рэкман также требовал, чтобы она постоянно чистила зубы и никогда не целовала его в губы. Мэнди всегда помнила, что он убирал отхожие места в Бухенвальде[275]. Она никогда — как сама утверждала, — не занималась сексом ради денег. Когда мы углубились в эту историю, самым трудным было осознать, что в то время, когда началась цепочка событий, изменившая историю Великобритании, Мэнди и Кристина были детьми пятнадцати и шестнадцати лет соответственно.
Следующий вечер разительно отличался от предыдущего. Кристина сохранила свои скулы «индейцев чероки», но выглядела опустошенной. Ее зубы были испорчены, а глаза красноречивее всяких слов говорили о разных судьбах этих двух женщин. Она очень хотела рассказать правдивую историю, не щадя ни себя, ни других. Да, она занималась проституцией, но Стивен Уорд никогда не был сутенером, что бы ни говорилось в приговоре суда, доведшем его до самоубийства.
Самой большой бедой Кристины было то, что она не могла разобраться в своих отношениях с людьми другой расы. Для Лаки она была любовью всей жизни. Если бы только она осталась с ним, все было бы отлично.
С точки зрения Кристины, эта связь началась с изнасилования и так и оставалась изнасилованием. Она отрицала, что когда-либо добровольно занималась сексом с чернокожим Ее отношения с Джонни Эджкумом, которого она описала как сутенера, были попыткой отделаться от неистового Лаки. Результатом чего и стала драка между двумя мужчинами в клубе на Уордор-стрит, которая, в свою очередь, привела к тому, что Джонни стал искать Кристину на квартире Стивена Уорда на Хартли-стрит с пистолетом в руке и стрелял по двери, пока его ждало такси. Прибыли полиция и пресса, история (Уорд был известен среди журналистов как неисправимый болтун) попала на первые страницы газет. И кто-то «слил» информацию о любовной связи Кристины с военным министром, имевшей место в то же самое время, когда она занималась сексом и с Лаки, и с советским «военноморским атташе» Евгением Ивановым[276]. Сама мысль о том, что выпускник Хэрроу Джек Профьюмо, женатый на кинобогине Валери Хобсон из фильма «Пигмалион», делил девушку с «коммунякой и черномазым», была выше того, что могла вынести британская душа. Не говоря уже об ущербе, нанесенном безопасности страны в условиях холодной войны!
