Дебора нахмурилась.
– Должно быть, вам стало очень неловко.
– Ну, да. Но все прошло, и теперь с этим покончено.
– Неужели?
Клэр хотела кивнуть, а потом сделала гримасу.
– Ну, честно говоря, я все еще нервничаю, не случится ли такое снова. Ведь невозможно предугадать, начнется ли это на совещании или в бакалейном магазине…
– Или в этом кабинете?
Она почувствовала, что ее щеки краснеют. Так по-детски.
– Да, – сказала она.
Дебора сочувственно улыбнулась.
– Туалет – сразу же за моей дверью справа. А плевательница – в дюйме от вашей правой ноги.
– Ладно. Спасибо. – Клэр попыталась получше усесться на диване, но это удалось ей только на секунду, а потом она снова вернулась к прежнему положению на краю кушетки. Ей хотелось хоть немного расслабиться.
– Итак, эти воспоминания кажутся связанными каким-то образом с событиями из вашего прошлого?
– «Воспоминания» – не совсем верное слово, – сказала Клэр. – Скорее короткие видения, и я, кажется, не способна связать их с чем-нибудь, что когда-либо происходило со мной. – Она выглянула в окно. В поле зрения попала большая плакучая ива. – Сначала мне хотелось просто от них избавиться. Чтобы они прекратились. Но очевидно, что этого произойти не может, и теперь я действительно хочу понять, что же за ними кроется. Проследить, куда они меня приведут. Однако это приводит меня в ужас. Неизвестность. Я хочу знать, и в то же время – не хочу. – Она сомневалась, удастся ли ей проследить эти образы с помощью Деборы Парлоу. Она ковыряла пальцем сиденье кушетки, готовая быстро вскочить и выбежать из кабинета.
– То, что вы так чувствуете, понятно. – Дебора переменила положение на стуле. – Но воспоминания, которые мы по какой-либо причине блокируем, обычно не появляются до тех пор, пока мы к ним не будем готовы.
– Ну, я не вполне уверена, что я – готова. – Клэр описала сон, который она видела прошлой ночью. Она стояла в своей кухне, и все дверцы шкафчиков были открыты, все внутреннее их пространство было заполнено темнотой, такой же, как темнота за окошками в спальне Томаса Джефферсона. Она ходила по кухне решительным шагом, распахивая дверцы шкафчиков одну за другой, повторяя: «Нет, нет, нет».
Дебора казалась заинтригованной.
– Что вы боитесь узнать, если в самом деле вглядитесь попристальней в эти обрывки воспоминаний?
Клэр изучающим взглядом смотрела на свои руки на коленях. Что она боится понять? Что ее жизнь была не такой, как кажется? Что у нее было трудное детство? Что ее брак – неудачный?
– Я не знаю, – сказала она.
– Не было ли в вашем прошлом, в детстве каких-нибудь оскорблений, Клэр?
Она в удивлении подняла брови.
– Вы имеете в виду сексуальных?
Дебора пожала плечами.
– Нет. Никаких сексуальных, физических или даже словесных. Ничего подобного. Все в порядке. И фрагменты воспоминаний вовсе не оскорбительного характера.
«Кровь на белом фарфоре».
Клэр заерзала на кушетке, подняв руку, как будто для того чтобы отмахнуться от видения. Она быстро успокоилась, положив руку на колени.
– Я просто видела… – Она покачала головой.
– Образ?
– Да. Я не хочу об этом говорить. Простите. Не подумайте, что это увертка. – Если бы Рэнди был тут, она смогла бы рассказать.
– Все в порядке. – Дебора задумчиво посмотрела на нее. – Вы помните, как вы росли? – спросила она.
Клэр опять посмотрела в окно.
– Это было замечательно, – сказала она. – Я много времени проводила на ферме моих дедушки и бабушки. Хотя, – она посмотрела на Дебору, – были события, которые никак не назовешь приятными – например, развод моих родителей, но я ничего об этом не помню.
– Ваши родители еще живы?
– Нет.
– Как давно они умерли?
– Полагаю, что они оба умерли около десяти лет назад.
– А как они умерли?
– Я не знаю, как умер мой отец. Мы к тому времени сильно отдалились. Моя мать умерла от рака легких.
– А вы были близки со своими дедушкой и бабушкой?
– Очень. Особенно с дедушкой. Он был резчиком карусельных лошадок и большим весельчаком.
– О! Могу представить. – Глаза Деборы разгорелись. Она задала несколько вопросов о карусели и о ее деде, но Клэр отвечала только по сути дела, понимая, что Дебора использует эту тему, чтобы она почувствовала себя непринужденно, чтобы достичь взаимопонимания. Ей хотелось бы, чтобы эта уловка сработала.
– Сколько вам было лет, когда умер дедушка? – спросила Дебора. – А бабушка?
– Мне было… – Клэр неожиданно почувствовала провал в памяти. Она прижала пальцы к вискам, закрыла глаза, стараясь отыскать ответ в пустоте. Наконец она посмотрела на Дебору. – Не имею совершенно никакого представления, – призналась она.
У Деборы на лице появилось недоуменное выражение.
– Вы можете вспомнить, как они умерли?
И снова Клэр порылась в памяти и на этот раз выудила частичку правды.
– Моя бабушка умерла во сне, – объявила она.
– От?
Клэр пожала плечами.
– Старости? Я не знаю. Подождите-ка. Мы перестали ездить на ферму, когда мне было тринадцать?.. Следовательно, она умерла где-то в это время.
– А дедушка? Вы помните, когда и как он умер?
– Он… – В этот раз Клэр сократила свое путешествие в пробел памяти. Она пожала плечами. – Мне жаль…
– Никаких братьев или сестер?
Она сказала ей о Ванессе, и Дебора еще сильнее нахмурилась, слушая рассказ Клэр о том, как ее отец выкрал Ванессу и увез. Дебора задала несколько вопросов о Лене Харти, и Клэр ответила на них более или менее связно. Однако и тут она многого не знала.
– А как насчет вашего мужа? – спросила Дебора. – Вы можете говорить с ним об этих обрывках воспоминаний?
Клэр заколебалась. Медленно покачала головой.
– Мне неудобно рассказывать ему об этом, а он чувствует себя неловко, слушая эти рассказы. Но… – Клэр закусила губу. – Есть человек. Он брат той женщины на мосту. – Она описала, как познакомилась с Рэнди. – По какой-то непонятной причине он – единственный человек, которому я могу рассказать о том, что происходит. С ним я чувствую себя в полной безопасности.
Дебора снова заерзала на стуле, на этот раз полностью переменив позу.
– Ага! Следовательно, в этом-то все и дело.
– Это – не романтическое увлечение. – Клэр старалась пресечь в корне подозрения психоаналитика.
– Понимаю. – Дебора задала несколько вопросов о Рэнди, несколько вопросов о Джоне. Клэр старалась описать свою любовь к мужу и нежное чувство защищенности, которое она испытывала с Рэнди, но скоро поняла, что ничто не изменит мнения психоаналитика.
Она подумала, еще глубже утопая в сиденье кушетки, что все бесполезно. Если бы она могла сделать так, чтобы Дебора поняла ее чувства, или если бы она могла не позволять этим обрывкам воспоминаний всплывать в этом кабинете, так что ей нужно было от них отмахиваться. Она вспомнила свой сон. Распахнутые настежь дверцы шкафчиков. Нет, нет, нет.
