Он спрыгнул на камни. Поблизости стояли Буданцев и немец. Справа и слева от них – автоматчики Гришина.
Предстояло разыграть свой последний спектакль.
Из последних сил сохраняя манеры и тон Шестакова (не только для себя, для него прежде всего, чтобы получше запомнил), Сашка обратился к абверовцу и «белогвардейцу»:
– Что, господа, познакомимся? Я на этой территории, – он обвел широким жестом площадь и окрестности, – в данный момент Верховный главнокомандующий. Это – полковник Шульгин, – указал на Антона (к чему выдумывать, если тот носит именно этот облик), – командир особой оперативной группы… Все его распоряжения обязательны к исполнению, кем бы вы ни были. Теперь назовитесь. О праве носить оружие не спрашиваю, это касается испанских властей, но в моем присутствии прошу поставить на предохранители и убрать за спину…
В десятке шагов стоявший танк, до гусеничных полок заляпанный кровью, на краю люка которого курил, свесив ноги, чумазый башнер, придавал словам Шестакова должную убедительность.
– Итак?
Буданцев назвал себя, не выходя за пределы легенды, изложенной Готлибу. Убедились, мол, что дело русских в Испании правое, и решили помочь соотечественникам, узнав, что на миссию совершено нападение. Думали – фалангисты, а здесь – «вот это», – он брезгливо указал на кучи монстров вокруг. Даже Шульгин, с его опытом невероятностей, с трудом смотрел на окружающее, уж больно поганое зрелище, а Буданцев, немец, танкисты, возившиеся у машин, держались куда спокойнее.
Нет, все правильно… Нет, не правильно – все просто так и есть! Люди первой половины века куда менее чувствительны. Участники Первой мировой ежедневно видели десятки тысяч трупов, своих и чужих, на полукилометровом участке перепаханной снарядами земли между линиями окопов, сами ходили в бессмысленные и страшные штыковые атаки, сохраняя при этом душевное равновесие. Граждане Страны Советов без особого протеста воспринимали миллионы жертв голода начала тридцатых, эпохи «Большого перелома». Сумели их словно бы и не заметить, отвлекаясь на оптимистические фильмы и пафос «великих строек».
На горы трупов неизвестных существ им тоже как бы наплевать. Если в глубине души некоторым, особо тонко организованным, все-таки не наплевать, то привычка не проявлять посторонних эмоций все равно остается.
Значит, и ему следует сохранять олимпийское спокойствие.
– Ввязавшись, – продолжал Буданцев, – мы обратили внимание, что в этом доме находится нечто вроде командного пункта нападающих. Им и решили заняться в первую очередь. Кое-кто из моих ребят не так давно вернулись из Парагвая, где успешно показали боливийцам и их американским инструкторам, как нужно воевать…
Внимательно читал газеты Иван Афанасьевич, и не только советские, вот и пригодились сведения о далекой войне для текущей маскировки.
– Имеют награды. В случае чего и вам могут оказаться полезными… В Южной Америке обезьяны поменьше, конечно, но этих тоже не испугались.
Бойцы-десантники молча переминались в сторонке, словно не о них речь шла. Сам старший лейтенант оставался у задних дверей автобуса с пленными, явно не намеренный просто так расставаться с добычей, ради которой рисковал головой, если не бессмертной душой.
– Примите мою искреннюю благодарность. Несколько позже я подумаю, как ее выразить в наглядной форме…
Сашка подошел к Гришину.
– Ваша фамилия как?
– Роман меня зовут. – Игра начальника была ему пока не совсем понятна, но служба научила подхватывать на лету любую предложенную вводную.
– Из каких мест будете?
– Воронежский…
– Давно из дома?
– С двадцатого года…
Шестаков кивнул понимающе.
– Рад, что годы на чужбине не повлияли на ваш патриотизм. Я имею право наградить вас медалью «За отвагу» или даже орденом. Захотите – могу ходатайствовать о возвращении советского гражданства…
Гришин, видя, что за ним наблюдают, неопределенно пожал плечами.
– Хорошо, об этом мы поговорим несколько позже. А пока передайте задержанных товарищу полковнику, он доставит их в то место, где с ними проведут нужную работу.
– Для опытов, значит?
– В самую точку, – не стал спорить Шульгин-Шестаков, – вся наша жизнь – сплошные опыты. То мы их ставим, то над нами. У меня к вам еще несколько вопросов, давайте отойдем в сторонку…
– Значит, делаем так, – сказал он, когда немец не мог их слышать и даже читать по губам, если бы вдруг умел, – вот тебе деньги… – Шульгин выгреб из карманов все, что было при себе, около тысячи фунтов, передал так, чтобы было видно со стороны. – Как будто плата с моей стороны за проделанную работу. Теперь со своей командой посиди вон там, у входа, пока Буданцев подойдет. Изобразим, будто я вас вербовать надумал…
– Понятное дело. Только как прикажете дальше смотреть на товарища Буданцева? – и вкратце изложил то, что видел и слышал.
– Конкретные претензии имеете?
– Контакты с предполагаемым противником…
– Тебе, Роман, контрразведкой поручали заниматься? Нет? Инициатива, значит? Собственной работы не хватает? Я подкину. Мало не покажется. Иван Афанасьевич – доверенный человек, как и вы, направленный в мое распоряжение лично наркомом Заковским. По званию – постарше вас будет. Так что фантазии выбрось из головы. Прикажу – будешь ему подчиняться, как мне. А то в следующий раз подумаю, брать тебя на задание или предпочесть кого попроще…
Далее – я не знаю, когда вернусь, может быть, съездить кое-куда придется. До особого распоряжения оставляю тебя в должности коменданта миссии. Пока не разберемся, кто из ответработников жив, кто ранен… А ты у меня в полном порядке, комендантский взвод при тебе… Собрать всех погибших товарищей в подходящее помещение. Как быть с похоронами – после решим. Одновременно начинайте наводить в здании порядок, не снижая обороноспособности. Как использовать танкистов, согласуй с их командиром, тоже от моего имени.
Возникнут нерешаемые вопросы – я буду в своем кабинете, часа через два. То, что валяется на площади, пусть убирают испанцы. Но сам присмотри: вдруг объявятся недобитые. Тех – в подвал, под строжайшую охрану. Там посмотрим, что с ними делать… Выполняй!
Буданцев с Антоном и Готлибом что-то оживленно обсуждали, наверное, богословские вопросы, очень уж обстановка располагала.
– Вас, значит, Иваном зовут? – со всей любезностью спросил Шульгин у Буданцева.
– Совершенно верно. Куда это вы моих людей отправили?
– Не отправил, а попросил подождать завершения разговора с вами. У меня есть несколько вопросов, которые лучше задать в более спокойной обстановке. Если вы согласны, присоединяйтесь к своим товарищам и ждите моего возращения. Если нет – не смею задерживать.
– Меня или всех?
– Конечно, всех. Вы – свободные люди, сами за себя отвечаете…
Буданцев, сообразив, что операция продолжается, мельком взглянул на Готлиба. Тот изображал полное безразличие.
– Пожалуй, можно и поговорить. Но оружие сдавать не будем, и разговаривать не в вашей миссии, в другом месте…
– Дело хозяйское, однако ваши предосторожности напрасны. Я – человек слова, а имел бы враждебные намерения… После всего случившегося вашей судьбой не станет интересоваться никто, стоит мне сейчас товарищу полковнику кивнуть…
– Что да, то да… Да ладно, где наша не пропадала. – Буданцев улыбнулся залихватски, небрежным движением отдал честь всем сразу, пошел к выступу цоколя первого этажа, где сгруппировались десантники.
– Ну а вы, господин, каким образом оказались на этом поле скорби и славы? – спросил Шестаков у Готлиба. – Только не говорите, как персонаж Джерома, что случайно вышли на улицу слишком рано… Представьтесь, чего уж теперь… В любом случае, вы сражались на нашей стороне, и это зачтется… Паспорт у вас, скорее всего, дипломатический? Или работаете под вольного стрелка?
– Под вольного стрелка с дипломатическим паспортом. – Немец и от Шестакова не стал скрывать знания языка, хотя протокол, раз уж назвался дипломатом, требовал иного. – Мне кажется, вместе с нашим бывшим соотечественником повоевали мы неплохо. Только вот ума не приложу, что вы с пленными делать будете? Передовая марксистская биология не признбет их существования. Академик Павлов умер, достойных учеников у него не осталось, в НКВД подходящих специалистов наверняка нет…
– Передовая арийская ушла дальше? – доставая папиросу, спросил Шульгин. – Я не знаю, господин Готлиб, просто ли вы разведчик, или по совместительству «подходящий специалист», но что умный человек – несомненно. Готов выслушать ваши предположения. Понятно ведь, что столкнулись мы с явлением, кардинально меняющим наши представления о мироустройстве. Полковник нам не помеха, – указал он на цепко скользящего глазами по близким и дальним окнам окрестных зданий Антона. Насторожен и напряжен, восходящие и нисходящие миры, небось, мыслью ощупывает или с Замком на связи… – Товарищ Шульгин тоже разбирается в некоторых теоретических вопросах.
