едем, или что? — капризным тоном поинтересовалась она.
— Найдёнов, это и есть твой злой дух? — уточнил Юрка. Я молча кивнул.
— Ну да, такую фиг изгонишь, — резюмировал напарник. — Любк, а ты похорошела с тех пор, как мы тебя в Управу везли… С чего в этот раз решила с нами?
— Вы обаятельные, — очаровательно улыбнулась женщина. — Берёте меня с собой?
— А ты не боишься, что и тебя сожрут, и нас заодно? — не удержался я. Воплощение Любы в план как-то не вписывалось, но зная её — можно быть уверенным, что теперь уж точно не отвяжется.
— Разве можно сожрать тень тени? — улыбка Любы стала настолько обворожительной, что мне казалось — секунда, и я прыгну к ней. — Я же всего лишь отражение.
Вот ведь зараза… Совершенно непробиваемая. Но и наваждение откатило, словно волна отошла.
— Поехали, что с тобой делать, — Юрка отвернулся от женщины, чуть повернул руль, трогаясь с места. — Найдёнов, можешь пока её развлечь.
— Она сама кого угодно развлечёт, — буркнул я, тоже отворачиваясь, и услышал, как за спиной чуть хрипловато засмеялась Люба.
М-да. Ну и компашка у нас… Каращук сдохнет от зависти, если узнает. Точнее — когда узнает. Потому что уверен — знать он в итоге будет всё от и до, ибо должность такая.
Машина, урча двигателем, поднималась по заросшей дороге на холм, к тому месту, которое в городе именовали Двугорьем — правда, «там, у нас». Да, теперь, в отличие от прошлого визита сюда, я это помню. Не знаю, прижилось ли тут старое название…
Запах сирени усилился, мне на плечи легли ладони — значит, Люба пересела поближе.
— Ты не думаешь, что как раз из-за тебя у нас сейчас ничего не получится? — сделал я очередную попытку. На самом деле, поначалу хотелось сказать «не боишься», но это уж совсем некстати — и так ясно, что Люба вряд ли боится испортить чьи-то планы. Если испортит — то совершенно спокойно, бровью не поведёт.
— А ты думай о хорошем, — пропела женщина мне в ухо. — Тогда точно всё получится.
И опять она права. Чувствую, надо мне искать с ней общий язык — тогда, глядишь, и в общении с Каращуком новые аргументы появятся.
Ехали мы в этот раз намного быстрее, чем тогда, с Колтыриным — кажется, машина только въехала под сень деревьев, и нате — вот уже впереди открылась Виковщина.
Юрка притормозил. Потом уже гораздо медленнее повёл машину дальше.
Собственно, деревня состояла всего из одной улицы, хотя впереди видно что-то вроде перекрёстка — уходящий в сторону проулок, столб с оборванными проводами, торчащий неподалёку в густой траве полуразобранный УАЗ-грузовичок… Центр? Ну да, что-то вроде того. Деревня мертва — и тихо, птиц не слышно, а когда въезжали в лес, они точно были.
Дьяченко остановил ГАЗик, чуток не доехав до перекрёстка. Спокойно заглушил двигатель, спрыгнул на землю, вытащил из кобур пистолеты и положил их на водительское сиденье.
— Сидите здесь и не вмешивайтесь, — просто сказал он и зашагал вперёд.
— Смельчак, — без выражения прокомментировала Люба.
— Слушай, ну молчи уже, а? — буркнул я в ответ. — Юрику Управа, похоже, мозг вынесла ещё сильнее, чем ты — мне.
Возможно, Люба хотела ответить, но не успела. Юрка вышел на перекрёсток и громко позвал:
— Серёга! Если ты здесь — выходи. Я без оружия.
Молчание. Где-то далеко в лесу вскрикнула какая-то птица.
— Серёга! Если ты не хочешь меня видеть — просто скажи это. Я уйду. Я знаю, что ты обо мне думаешь…
Кстати — не знает, или знает не всё. Я ведь не успел рассказать Юрке то, что услышал от Каращука — собирался сделать это в «Туристе», за пивом, но кто ж знал, что до «Туриста» не дойдёт…
— Он идёт, — вдруг негромко сказала Люба.
— Что? — машинально обернулся к ней я.
— Ничего, — она несильно, но уверенно взяла меня ладонями за виски и повернула мою голову обратно. — Смотри.
В нескольких метрах от Юрки воздух над землёй словно сгустился, поплыл, превратился в мутное марево — и вот напротив моего напарника уже стоит человек. Примерно Юркиного роста, но не такой широкоплечий, небритый, но не бородатый, тёмные волосы с сильной примесью седины словно серебром отдают. Одет в обычную тёмную футболку и джинсы.
— Привет, Юрик, — просто сказал он. — Рад видеть тебя настоящего, а то доппели в твоём облике уже достали.
Вот это да. Как там говорил Каращук — дважды? Значит, перед нами и правда Волков.
— Рад видеть тебя живым, Серёга, — вздохнул Дьяченко. — Пусть и не так, как хотелось бы.
Они пожали друг другу руки, а потом обнялись — крепко, по-мужски. Да, видать, и правда им немало пришлось пережить на пару… Неторопливо пошли по улице в противоположную от нас сторону, негромко разговаривая — голоса почти сразу слились в монотонный гул.
Ну и что делать? Двинуть за ними, на машине или пешком? Нет, не стоит — Юрка же просил, и портить ему столь давно ожидаемый разговор я не собираюсь. Лучше расспрошу потом — расскажет, если захочет.
Подумав, я перелез в грузовой отсек и сел на скамью напротив Любы. Посмотрел на неё в упор:
— Слушай, если ты такая неуловимая — как те изгои умудрились тебя взять? Или ты и правда сдалась им сама?
— Ещё не хватало, — фыркнула Люба, и я подумал, что это, наверное, первая по-настоящему человеческая эмоция с её стороны, без обычного выпендрёжа. — Просто, как у вас говорят, и на старуху бывает проруха.
— Никакого нападения на дороге, конечно, не было?
— Конечно, — чуть улыбнулась женщина, и я подумал, что она, несмотря на элегантное платье и макияж, гораздо старше, чем хочет казаться. — Это я для тебя сказала, чтобы твоя мысль заработала…
— Моя мысль гораздо больше хочет знать, как ты дотянула до того момента, когда мы с Юркой застрелили изгоев, — немного коверкано выразил я то, о чём думал. Пока Люба отвечает — надо ковать железо. И, кстати, о железе…
Я вытащил из ножен клинок, показал его Любе, не выпуская из руки — без угрозы, просто показал:
— Тебя и правда можно убить только этим ножом?
Мне интересно было увидеть её реакцию, но… её не оказалось. Люба отреагировала совершенно буднично:
— Нет, конечно. Просто те, кого ты назвал «шаманами» изгоев, любят использовать такие ритуальные ножи.
Ах вот как… Хотя, если шаман знал, что таким ножом можно убить призрака — неудивительно, что вооружился именно им. И тот изгой, в Колчино, первым делом увидел у меня именно «шаманский» нож.
А Люба
