Одинокий всадник на добром коне ехал вдоль реки Сясь со стороны Нево. Один из трёх дозорных, едва заслышав стук конских копыт по выбитой до камня широкой тропе, побежал на поиски Ас-скальда.
— Я от боярина Гореваты, — молвил добротно одетый словен, едва сойдя с лошади и косясь на трупы жителей, лежавших на деревянном настиле причала. Он крепко держал повод своего чуткого коня, который нервно дёргал ноздрями, чуя запах смерти, беспрерывно мотал головой и беспокойно топтался на месте, — мне нужен конунг Гуннтор.
— Он ждёт человека из Ладоги, — ответил незнакомцу Ас — скальд. — Погоди, конунг уже идёт сюда.
Гуннтор появился вместе с Уго, который, едва взглянув на приезжего, кивнул и тихо молвил: — Да, конунг, это он, посланец хёвдинга Гореваты.
Словен оглянулся по сторонам, как бы проверяя, не слышит ли их кто-либо посторонний.
— Успокойся, уважаемый, — молвил скальд, — здесь нет никого чужого, а воины не разумеют по-словенски.
— А местные жители? — осторожно осведомился человек из Ладоги.
— Они-то уж точно ничего не расскажут, — ответил скальд. Он кивнул трём дозорным, и те сбросили несколько трупов, что лежали на пристани, в воду.
— Ну вот, теперь и мёртвых нет, — успокоил скальд ладожца, — говори.
— По обычаям вепсов, в воду нельзя плевать, мочиться или бросать что-либо, кроме жертвенного яйца, водяного хозяина обидишь, — нахмурился приезжий, — иначе, говорят, беда будет…
Певец перевёл слова ладожца Гуннтору, тот снисходительно хмыкнул.
— У властителей фиордов свои законы и свои жертвы водяным богам, говори по делу!
— Мы двинемся к Ладоге напрямую, через лес, тут не более четырёх часов хорошего пешего хода. Остановимся в зарослях на правом берегу Волхова перед градом, а как стемнеет, переправимся через реку, лодок там хватает, и я проведу отряд тайными тропами к стенам Детинца. У полуденных ворот будут наши охоронцы. Они впустят нас в крепость и проведут часть отряда к терему князя, а другую к терему воеводы. Большая часть дружины находится за крепостными стенами, в теремах только охрана, для вас это сущая ерунда. Думаю, управитесь быстро. Ни Рарога, ни его колдуна воеводу лучше живыми не брать. Чтобы отвлечь охрану и устроить в граде неразбериху, наши люди подожгут город сразу в нескольких местах, это будет сигналом для нас.
Конунг согласно кивнул:
— Об этом говорил мой отец, когда отправлял нас. Теперь пойдём с нами, посланец хёвдинга Гореваты, по нашей традиции хорошую добычу нужно отметить добрым ужином. Скальд, скажи посланцу, что для ночлега он может выбрать любой дом.
— От доброго ужина не откажусь, — через толмача ответил посланец Гореваты, — а ночевать буду около своего коня, в поторочных сумах у меня всё, что нужно для ночлега — войлок, шкура… — боярскому посланнику было не по нутру ночевать в землянке недавно убитых вепсов.
— Разумно, — одобрил конунг, — я тоже привык ночевать на своём драккаре.
Вчетвером они ушли к ярко пылающему в темноте костру, от которого ветер доносил запах жареного мяса, уже начавшего смешиваться с привычным для викингов запахом крови и трупов.
— Конунг, — тряс в сырой рассветный час Гуннтора растерянный Лодинбьёрн, — трое наших стражников мертвы!
— Они что, не поделили добычу и убили друг друга? — сонно промычал молодой конунг.
— Нет, двое задушены, видимо во сне, а третий зарезан ножом, — подавленно ответил Косматый Медведь и, переминаясь с ноги на ногу, мрачно добавил. — А ещё, конунг…
— Что, ещё кто-то убит? — вскочил со своего жёсткого ложа Гуннтор.
— Да, тот словен, что пришёл вчера из Альдоги…
— Как? — завопил, теряя самообладание, молодой конунг.
— Стрелой его пронзило насквозь, у него же не было кольчуги.
— Ты хоть понял, что ты сказал, медвежья голова? — заорал Гуннтор, хватаясь за лежащий подле него меч. — Где те, кто его охранял, я убью их!
— Я же сказал, мертвы, они как раз были в той крайней халупе, возле пристани. Этим троим и было поручено охранять посланца, — виновато забубнил Косматый. Конунг бросил меч, обхватил голову руками и сел на своё ложе.
— Кто теперь проведёт нас тайными тропами, кто пропустит через ворота и укажет место ночлега конунга Рерика и ярла Ольга, кто, может, ты, старый Косматый Медведь? — яростно простонал Гуннтор. — Немедля найди тех, кто убил моих людей и словена из Альдоги! — рыкнул он ярлу.
— По всему, этот человек… или эти люди, я точно не знаю, уплыл… или уплыли вниз по течению на одной из лодок, что привязаны у пристани, думаю, ещё ночью, — прошептал в ответ ярл. — Но я послал пятерых самых лучших гребцов, они непременно их настигнут и притащат к твоим ногам, конунг.
— Думаю, если бы этих людей было несколько, то мы недосчитались бы многих, — мрачно заключил Гуннтор.
Мечник Хабук дрожал всем телом, зубы его стучали, и не столько от утреннего сырого тумана, сколько от того, что ему пришлось пережить за прошедшие день и ночь. Мученическая смерть любимой, предание её истерзанного тела земле — Майоме, а потом охота на убийц Чираиты. Охота оказалась удачной и более лёгкой, чем на дикого и чуткого зверя. Но мечник никогда прежде не убивал людей, — ему было плохо, к горлу подкатывал противный ком. Он говорил себе, что те трое, которых он убил, не люди, что они хуже бешеного зверя, потому что без всякой нужды и жалости убивают молодых и старых, детей, женщин, даже дворовых псов. Он убеждал, что убив этих троих, он спас многим невинным людям жизни, но всё равно облегчение не приходило. А здесь ещё этот важный человек от боярина Гореваты… Мечник, пользуясь сумерками, лежал за камнями совсем близко и слышал каждое слово их разговора с нурманским конунгом. А когда они отправились к костру, незримой тенью скользнул к берегу. К тому, что сидел на пристани, подкрался по привычке с подветренной стороны, чтобы ветер не принес охоронцу его запах. Наверное, обиженные на пришельцев за сброшенные в их чистую воду трупы, хозяин и хозяйка воды — Веденижанд и Веденэмаг — навеяли на них крепкий сон. После точного удара ножа мечника викинг на берегу, даже не вскрикнув, упал на край причала, а потом мешком сполз на груду больших камней. Мечник затащил его глубже под деревянный причал, чтобы не было видно. В избушке Чираиты двое других, разморенные сытной едой, тоже крепко спали. Хабук вдруг вспомнил следы удушения на шее любимой. Он не стал доставать нож. Сыромятного ремня для связывания дичи оказалось достаточно, чтобы тихо забрать дух пришельцев. Оставался ещё посланник боярина, который всё не возвращался с ужина. Его никак нельзя было оставить в живых, никак! Ведь если он останется в стране живых, то с Ладогой, большой, пахнущей свежим деревом, строящейся Ладогой будет то же, что и с его родным поселением…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
