Пришло время принимать новое решение. Путники не могли и дальше держаться дороги, ибо она уходила на восток, под завесу Тени, тогда как Гора теперь высилась по правую руку от них, почти прямо на юге. Нужно было сворачивать. И путь туда пробегал через мертвую, дымящуюся, засыпанную пеплом равнину.
— Вот бы воды! — пробормотал Сэм, едва ворочая пересохшим, распухшим языком.
Он давно ограничивал себя в питье, но воды оставалось уже не больше половины фляжки, а идти предстояло еще не один день. Впрочем, вода давно бы кончилась, не решись они воспользоваться орочьей дорогой, вдоль которой для проходящих безводной пустыней войск через каждые несколько миль были устроены колодцы. Прошедшие в последнее время многочисленные отряды вычерпали их почти досуха, но все же в одном Сэм ухитрился набрать воды — мутной, грязной, однако же пригодной для питья. Но с той поры прошел целый день, а найти воду в пустыне нечего было и надеяться. Наконец утомленный своими заботами, Сэм отложил их на утро и заснул. Во сне ему виделись огни, похожие на горящие алчной злобой глаза, и темные ползучие тени. Звериные шорохи сменялись душераздирающими криками, наводившими на мысль о пытках. Путая сон и явь, Сэм несколько раз вскакивал, но видел вокруг лишь непроглядную тьму. Лишь единожды он, озираясь, приметил поодаль бледные, смахивающие на глаза огоньки, но, возможно, то было лишь продолжение сна. Спустя мгновение огоньки исчезли.
Ненавистная ночь отступала медленно и неохотно. Рассвет был блеклым и тусклым, ибо вблизи Горы ему противились извергаемые ею дымные тучи и наплывавшие со стороны Барад-Дура тени, свитые вокруг Сауроном. Фродо лежал на спине, не двигаясь. Сэм стоял над ним: он предпочел бы дать хозяину отдохнуть подольше, но знал, что должен пробудить его волю, чтоб тот смог сделать еще одно усилие. Наконец он наклонился, погладил Фродо по лбу и шепнул ему на ухо:
— Проснитесь, сударь. Пора идти.
Фродо поднялся, первым делом поглядел на юг, но, увидев Гору и лежащую перед ней пустыню, горестно вздохнул.
— Я не могу, — дрожащим голосом произнес он. — Это такая тяжесть, такая тяжесть…
Сэм понял, что слова делу не помогут, разве что навредят, но его терзала жалость, а ничего лучшего в голову не приходило.
— Позвольте, сударь, я его за вас понесу, — неуверенно предложил он. — Я бы с радостью, покуда сил хватит…
— Прочь! — закричал Фродо с безумным блеском в глазах. — Прочь! Не прикасайся ко мне! Оно мое! Убирайся!
Рука его дернулась к рукояти меча, но в следующий миг голос изменился.
— Нет, Сэм, — печально промолвил он. — Пойми, это моя ноша, и я ни на кого не могу ее переложить. Сэм, дорогой, слишком поздно. Ты мне уже не поможешь. Оно почти овладело мной. Самому мне от него не отказаться, а попробуешь отобрать — я сойду с ума.
— Понятно, — кивнул Сэм. — Но вот что я, сударь, думаю: есть ведь и другие вещички, от которых мы отказаться можем. Нам ведь теперь прямиком туда… — он взглянул на Гору… — так почему бы слегка не облегчить путь? Какой смысл тащить с собой то, что нам наверняка не понадобится?
Фродо тоже посмотрел на Гору.
— И то сказать, — согласился он. — На этом пути нам мало что понадобится. А в конце так и вовсе ничего.
Он отшвырнул орочий щит, снял и отбросил в сторону шлем и расстегнул тяжелый пояс, который упал на землю вместе с висевшим на нем мечом. Черный плащ Фродо порвал в клочья и пустил по ветру.
— Все! — воскликнул он. — Не буду я больше орком! И не возьму никакого оружия, ни злого, ни доброго. Пусть хватают меня, если хотят!
Сэм тоже снял орочье снаряжение, а потом вынул кое-что из свой котомки. Каждая вещица была ему дорога, хотя бы потому, что он проделал с ними такой долгий и опасный путь. Тяжелее всего было расставаться с кухонной утварью — при одной мысли к глазам подступали слезы.
— Помните того кролика, сударь? — спросил он. — Которого я стушил для вас в Итилиэне, в тот день, когда мы встретили Фарамира и увидели олифанта?
— Боюсь, что нет, — грустно отозвался Фродо. — Я, конечно, знаю, все это было, но для меня как бы и не наяву. Ничего подобного мне уже не представить. Вкус еды, травы, цветы, деревья, свет луны или звезд — все стало ненастоящим. Настоящее — это огненное колесо. Я словно голый, и между мною и им ничего нет. Теперь я вижу его постоянно, а все прочее тускнеет.
Сэм взял руку Фродо и прижал ее к своим губам.
— Значит, чем скорее мы избавимся от него, тем скорее отдохнем, — пробормотал он и, добавив уже для себя, что «болтовня делу не подспорье», принялся собирать разбросанные вещи. Оставлять их на виду ему не хотелось.
— Вонючка уже разжился кольчугой, — рассуждал он, — не хватало теперь, чтобы ему достался еще и меч. Ручонки у него даром что тощие, а бед могут натворить без всякого оружия. И котелков моих он не получит.
С этими словами Сэм отнес весь скарб к одной из зияющих расщелин и зашвырнул туда. Лязг падавших во тьму драгоценных котелков звучал для него погребальным звоном.
Вернувшись к Фродо, он подпоясал хозяина отрезом эльфийской веревки, а остаток бережно свернул и убрал в котомку, где лежали фляга с водой да остатки лембаса. Сэм не стал снимать с пояса Жало, а во внутреннем нагрудном кармане оставил спрятанный фиал и коробочку, которую подарила ему Галадриэль.
Приготовления закончились. Путники обратили лица к Горе и двинулись вперед, не заботясь больше о скрытности — вся их воля, все помыслы были сосредоточены на том, как дойти до цели. Впрочем, чтоб увидеть хоббитов в покрывавшем равнину мглистом сумраке, надо было на них наткнуться. Предупредить Темного Властелина об опасности, о том, что к самому сердцу его владений приближаются с неведомой целью маленькие, но отважные враги, могли бы назгулы, но они находились далеко. Их черные крылья реяли над головами воинов Запада, там, куда были обращены мысли Властелина Темной Башни.
Сэму казалось, что в тот день Фродо обрел новые силы, и не просто потому, что избавился от лишней поклажи. Хотя идти приходилось по каменистой, в рытвинах и трещинах пустыне, Гора приближалась быстрее, чем он рассчитывал. Но ближе к вечеру, едва стал убывать и без того слабый свет, Фродо снова начал горбиться и спотыкаться, словно дневной бросок стоил ему слишком больших усилий.
На последнем привале он просто рухнул на землю, с трудом пролепетал:
— Я хочу пить. Сэм, — и тут же умолк.
Сэм дал ему глоток; воды во фляге теперь оставалось на донышке. Сам он даже не смочил губ и потому, когда над ними снова сомкнулась кромешная мордорская тьма, мог думать только о воде. В ушах стоял плеск речных волн и звон струй, мысленному взору представали все виденные им в жизни водоемы — реки и озера, ручьи и колодцы, лужицы и болотца. Солнечный свет дробился на их поверхности, яркие блики резали глаза под опущенными веками. Ступни ощущали влажный прохладный ил, как бывало в Заручье, когда он шлепал по мелководью в компании молодых Сдружней — Джолли, Тома, Нибса да их сестрицы Рози.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
