— Ее как нарочно для нас устроили, — пробормотал он себе под нос, — иначе бы нам нипочем доверху не добраться.
Конечно, тропу проложили отнюдь не для хоббитов. Сэм и не догадывался, что смотрит на Сауронову Дорогу, что вела от Барад-Дура к Саммат-Наур, Огненному Чертогу. Выбегая из огромных западных ворот Темной Башни, она проходила по перекинутому через бездонную пропасть стальному мосту, лига за лигой тянулась по равнине меж двумя дымящимися провалами, спиралью взбиралась на Гору и ныряла в темный проем в стене конуса, смотревший на восток, прямо на Бойницу Ока в окутанной тенью твердыне Саурона. Потоки лавы и камнепады нередко загромождали тропу, но бесчисленные рабы снова и снова приводили ее в порядок.
Сэм глубоко вздохнул. До дороги еще предстояло как-то добраться. Решив, что первым делом следует отдохнуть и успокоить ноющую спину, он растянулся на земле рядом с Фродо. Некоторое время оба лежали молча. Светлело. И вдруг — откуда это взялось, Сэм так и не понял — он остро ощутил необходимость действовать немедленно, словно кто-то настойчиво взывал к нему: «Сейчас, а не то будет поздно!». Собравшись с духом, он встал. Фродо, как будто вняв тому же призыву, с трудом поднялся на колени.
— Я поползу, Сэм, — выдохнул он.
Как маленькие букашки, они, цепляясь за каждый выступ, вскарабкались по склону и достигли тропы. Она оказалась широкой, вымощенной плотно утрамбованным щебнем и пеплом. Выбравшись на нее, Фродо, словно повинуясь какому-то приказу, медленно повернулся лицом к востоку. В тот самый миг яростный порыв ветра из внешнего мира сдвинул темневшую вдали густую завесу мрака, и он увидел черные — чернее скрывавших их теней — остроконечные шпили и железный венец высочайшей из башен Барад-Дура. Багровый всплох — отблеск всепрозревающего Ока — ударил на север из находившейся на невероятной высоте бойницы, и твердыня снова скрылась во тьме. Устрашающее видение исчезло. Око не обратилось к Горе, ибо внимание Темной Силы было приковано к северу, к выжидавшим у Мораннона вождям Запада, на которых вот-вот должен был обрушиться сокрушающий последний удар. Но Фродо хватило и увиденного. Он упал как подкошенный, и рука его сама собой потянулась к цепочке на шее.
Опустившись рядом с ним на колени, Сэм с трудом разобрал еле слышный шепот.
— Помоги мне, Сэм! Помоги! Удержи мою руку! Мне с ней не справиться!
Сэм взял его руки, сложил ладонь к ладони, поцеловал, а потом ласково, но крепко сжал их между своими. «А вдруг Он заметил нас? — пришло ему в голову. — Коли так, Сэм Гужни, конца ждать недолго. И это будет конец всему».
Он снова поднял Фродо на спину, прижал покрепче его руки к своей груди, согнулся и зашагал вверх по дороге. Идти оказалось не так-то просто. По счастью, извержение, которое Сэм видел с Кирит-Унгола, затронуло в основном западные и южные склоны. С этой стороны дорогу не завалило камнями и не залило лавой, но во многих местах ее пересекали широкие трещины. Там, где дорога резко сворачивала на запад, она проходила сквозь выветренный утес — глыбу застывшей магмы, извергнутой Горой в незапамятные времена. Задыхавшийся под своей ношей Сэм уже миновал было поворот, когда краешком глаза приметил, как с утеса сорвалось что-то похожее на маленький черный камень.
Отскочить хоббит не успел. Обрушившаяся сверху тяжесть сбила его с ног. Он упал ничком, ободрав тыльные стороны рук, и тут же понял, что произошло, ибо услышал ненавистный голос.
— Гадкий хоззяин! Обманул насс, обманул Ссмеа-голла, голлум, голлум. Он не ссмеет ходить ссюда, не ссмеет вредить прелессти. Пуссть отдасст!
Вскочив, Сэм мгновенно выхватил меч, но сделать ничего не мог. Фродо и Голлум сцепились в схватке. Голлум отчаянно порывался сорвать цепочку и завладеть Кольцом, но, наверное, только это — нападение, попытка силой отобрать сокровище — могло пробудить угасавшие волю и отвагу Фродо. Он отбивался с яростью, неожиданной ни для Сэма, ни тем паче для Голлума. Да и Голлум уже был не таким, как прежде. Гонимый всепожирающим вожделением и беспощадным страхом, он прошел ужасными тропами голода, жажды и одиночества, превратившими его в изможденное, иссохшее существо, более всего походившее на обтянутый кожей скелет. Дикое пламя еще полыхало в его глазах, злоба оставалась прежней, но она больше не подкреплялась хваткой и силой. Фродо вырвался и дрожа вскочил на ноги.
— Прочь, прочь! — промолвил он, тяжело дыша и нащупывая Кольцо сквозь кожаную рубашку. — Прочь с дороги, ползучая тварь! Твое время вышло! Теперь ты не можешь ни предать меня, ни убить.
Внезапно, как уже было на Эмин-Мюил, Сэм увидел обоих соперников иным зрением. На земле, пресмыкалось нечто жалкое, едва ли большее, чем тень живого существа, а над этой поверженной, хотя все еще алчущей и злобствующей тварью возвышалась суровая, не ведающая жалости фигура, облаченная в белое и с огненным колесом на груди. И прямо из огня звучал властный голос.
— Сгинь и не тревожь меня больше! Посмей лишь прикоснуться ко мне, и падешь в Бездну Рока!
Припавшая к земле тварь попятилась. Глаза были полны ужаса, но в них все равно проглядывало неутолимое желание.
Тут видение исчезло, и взору Сэма предстали прижавший руку к груди Фродо и стоявший на четвереньках у его ног Голлум.
— Берегись! — крикнул Сэм. — Сейчас прыгнет! — он шагнул вперед, замахиваясь мечом, и снова закричал: — Скорее, сударь! Уходите! Не теряйте времени! С ним я разберусь! Идите!
Фродо взглянул на него будто издалека.
— Да, — отрешенно промолвил он, — я должен идти. Прощай, Сэм. Вот и конец. На Роковую гору падет рок. Прощай!
Он повернулся, выпрямился и медленно пошел вверх по тропе.
— Так! — произнес Сэм. — Наконец-то я с тобой разделаюсь! — сделав еще шаг, он занес меч.
Но Голлум не прыгнул, а припал к земле и заскулил.
— Не убивай насс! Не делай нам больно! Дай нам пожить, да, пожить чуть подольше. Все пропало! Насс нет! Без прелессти мы умрем, да, обратимся в прах! — длинными костлявыми пальцами он зачерпнул с тропы пригорошню пепла и еще раз прошипел: — В прахх…
Рука Сэма дрогнула. Сердце его полнилось праведным гневом: прикончить на месте гнусного предателя и убийцу казалось единственно правильным, разумным и справедливым исходом. Но в уголке сердца вдруг всколыхнулось нечто, не позволившее нанести удар. Лежавшее перед ним в пыли, раздавленное, лишившееся всего ничтожество больше не вызывало ненависти. Он сам, хоть и недолго, носил Кольцо, а потому смутно догадывался о муках Голлума, навеки порабощенного Кольцом и уже не способного освободиться и обрести покой. Только вот подходящих слов, чтобы выразить эти непростые чувства, у Сэма не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
