Хорошо изучив римское войско в действии, Ганнибал решил перевооружить своих солдат.
Ливийским и иберийским пехотинцам выдали собранное на берегу Тразименского озера римское оружие: большие и тяжелые щиты римских легионеров лучше защищали бойцов, чем легкие, но небольшие круглые карфагенские; конница, тоже получившая более тяжелое римское оружие, оказалась расформированной на более мобильные отряды по 500 и 150 всадников. Не тронутой осталась только его изумительная нумидийская кавалерия, которая вся подчинялась теперь Махарбалу. С ней Ганнибал явно действовал по принципу «лучшее – враг хорошего!»
Закончив с «перестройкой» армии, карфагенский полководец двинулся на Кампанийскую равнину, плодородную и желанную, с ее маленькими богатыми городами, перепуганными и почти безоружными. Наемники Ганнибала хотели вкусить того, чего так долго были лишены. В каждом городе они устраивали резню и грабеж, набрасываясь на недоступные им прежде яства, вина и… женщин (всего было в изобилии, и пунийская солдатня «гуляла по полной программе»!), а затем покидали горящие развалины. Разорив богатую Кампанию, пуниец направил свою армию через Умбрию к побережью Адриатического моря в богатую Апулию. Здесь у моря его солдаты и лошади лечились от одолевавшей их коросты и чесотки, купаясь в вине многолетней выдержки. Все народы, жившие на севере Италии, теперь восстали против Рима, чтобы примкнуть к карфагенянам. Делали они это не потому, что жаждали оказаться под карфагенской властью, а из ненависти к римскому господству. Кроме того, Ганнибал рассчитывал на поддержку, а может быть, и на восстание населения Средней и Южной Италии против власти Рима. Поэтому, опустошая на своем пути поля и хозяйства римских граждан, Ганнибал щадил владения италиков, а пленных италиков отпускал без выкупа. Добычи захватили так много, что ее уже не могли нести за собой, и это удесятеряло силы пунийских наемников, заставляло всю эту разношерстную братию отъявленных головорезов рваться к новым сражениям.
Выйдя на побережье Адриатики, Ганнибал попытался восстановить морские связи с родиной. Отсюда он начал продавать работорговцам захваченных им в плен римских легионеров. Как только скованные цепями понурые сыны Рима оказались на рынках рабов Средиземноморья, «акции» Ганнибала на родине возросли и в Большом Совете 104-х Карфагена почти затихли голоса его недругов и, наоборот, многие заговорили о необходимости оказать помощь своим войскам в Италии и Иберии. Правда, как водится в таких случаях, это были всего лишь разговоры.
Одноглазый Пуниец не сидел сложа руки, он пытался вести активную политику с врагами Рима. Так, он предложил царю Македонии Филиппу V объединить свои усилия в борьбе с их общим врагом. Пока Ганнибал занимался дипломатией, его младший брат Магон, дважды благополучно проскочивший мимо сторожевых судов римлян на небольшой быстроходной галере в Испанию и обратно, привез не слишком радужные вести от Гасдрубала Баркида: братья Сципионы оказались «крепкими орешками». Они так умело и энергично повели борьбу с Гасдрубалом в Испании, что надеяться на подкрепления оттуда не приходилось. Почтовая связь с Карфагеном, естественно, не могла доставить пунийскому полководцу подкреплений, а сильный римский флот под началом пониженного в должности бывшего консула Сервилия перекрыл морскую связь с африканским побережьем. Для дальнейшей успешной борьбы с Римом нужны были заблокированные Сципионами серебро Иберии, леса Корсики, зерно Сардинии и богатства Сицилии.
Но, несмотря на все удачи Ганнибала в Италии, все это пока было недоступно.
…Кстати, Гнея Сервилия действительно «понизили», отправив командовать римским флотом! Во флоте в ту эпоху служить не очень-то любили, поскольку это не считалось престижным! Так вот, ему предписывалось обеспечивать контроль над морскими путями из Карфагена в Испанию, чтобы всячески мешать пунам воевать там, на равных с братьями Сципионами…
Повинуясь разуму и пойдя на юг Италии, где он смог захватить богатейшую добычу и дать своему войску необходимый отдых, Ганнибал, как это ни парадоксально, допустил одну из своих роковых ошибок! Карфагенский полководец дал римлянам возможность выиграть бесценное время и восстановить боеспособность своей армии. Четыре наспех собранных ими легиона успели-таки соединиться с остатками войск Сервилия, и… Ганнибалу по сути дела приходилось начинать все с начала.
Пришла пора карфагенскому полководцу послать гонца к глубоко законспирированному шпиону в самое логово врага – в Рим. И хотя нашлось достаточно претендентов на эту трудную роль, но Ганнибал долго сомневался: кого послать! Как часто бывает в таких случаях, решение пришло само по себе и весьма неожиданное!
…После того, как Ганнибал заключил Имильку в свои объятия (или, скорее, она его?), неистовая испанка была счастлива, как только может быть счастлива любящая женщина, делящая ложе со своим избранником. Снискав расположение и ласку человека, который в ее глазах принял блистательный образ полубога, она чувствовала себя способной на подвиг. Ей удалось убедить предводителя пунийцев, что именно ей, женщине, будет легче проникнуть в Рим.
…Облаченная в малоприметную, поношенную, невзрачную одежду, скрадывавшую ее восхитительные формы, поздней ночью Имилька собралась в путь. Совершенно непостижимым образом эти приготовления, изменившие ее внешность, только прибавили ее красоте чуточку дикого, лесного очарования. Вскочив на коня, она тихонько выехала из карфагенского лагеря и только потом пустила горячего скакуна крупной рысью в сторону Рима…
Оказавшись в его окрестностях, Имилька бросила своего коня, предпочтя отправиться дальше пешком, чтобы не привлекать внимания римских аванпостов. Но ей не повезло, в предрассветной мгле лесной опушки ее остановил грозный окрик:
– Стой! Кто идет?
Это был патруль легионеров, который караулил Аппиеву дорогу на подходе к Риму. Имилька еще не успела ничего ответить, как услышала зловещий звон тетивы…
Не получив отзыва, следуя суровому приказу своего центуриона стрелять без предупреждения – Рим оказался на особом положении, оба караульных, быстро сорвав луки и прицелившись, одновременно спустили тетивы своих луков в замаячившую неподалеку маленькую фигурку. Они были меткими лучниками: обе стрелы, глухо свистя, вылетели и впились в девичье тело…
В глазах у иберийки потемнело. Она ощутила резкую боль в животе и под грудью: стрелы пронзили и… алую «змейку» и… сине-зеленую «птичку»! Прекрасное лицо Имильки стало восковым; взор помутился, лишь глухой стон вырвался из побелевших уст и, запрокинув голову, она упала навзничь, застыв без единого слова, без единого движения…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
