Миссис Чёрчвард подошла к кровати. Женевьева подозвала ее и взяла за руку. Она свела мать и дочь вместе, а сама скользнула в сторону. Пенелопа подняла руки и обняла женщину. Ее мать потянула воротник от горла, дрожа от отвращения. Пациентка села на кровати и присосалась ртом к шее родительницы.
От потрясения миссис Чёрчвард застыла. Красная струйка сбежала по подбородку Пенелопы на ее ночную рубашку. Женевьева села на кровать и принялась гладить больную по волосам, приговаривая и ободряя.
— Осторожно, — говорила она, — не надо слишком много.
Доктор Равна вышел, бросив своих пиявок. Борегар казался сам себе непрошеным гостем, но остался. Выражение лица миссис Чёрчвард смягчилось, и какая-то мечтательность появилась в глазах. Чарльз понимал, как она себя сейчас чувствует. Он крепко обхватил запястье, царапая жесткой тканью манжеты следы от укуса. Женевьева оторвала Пенелопу от материнской шеи и уложила ее на подушки. Губы пациентки заалели, лицо зарделось. Она казалась полнее, больше похожей на прежнюю себя.
— Чарльз, — резко произнесла Дьёдонне. — Прекрати мечтать.
Миссис Чёрчвард балансировала на грани обморока. Борегар поймал ее и помог сесть в кресло.
— Я никогда… не думала… — сказала она. — Бедная, бедная Пенни.
Чарльзу стало ясно, что сейчас мать понимает дочь гораздо лучше.
— Пенелопа, — воскликнула Женевьева, стараясь привлечь внимание больной. Глаза той метались, а рот дрожал. Она слизнула остатки крови. — Мисс Чёрчвард, вы меня слышите?
Пациентка промурлыкала в ответ.
— Вам надо отдохнуть, — сказала ей Дьёдонне.
Пенелопа кивнула, улыбнулась, ее веки, мелко трепеща, смежились.
Старейшина повернулась к миссис Чёрчвард и щелкнула пальцами перед ее лицом. Мать очнулась от своего сна наяву.
— Через два дня процедуру надо повторить, вы понимаете? Под присмотром. Вы не должны позволить дочери забрать у вас слишком много крови. И это будет в последний раз. Она не должна становиться зависимой от вас. Еще одно кормление вернет ей силы. А потом она должна обходиться сама.
— Она будет жить? — спросила мисс Чёрчвард.
— Я не могу обещать вам вечности, но если Пенелопа станет соблюдать осторожность, то сумеет прожить сто, а может, и тысячу лет.
Глава 46
КАФФИРСКАЯ ВОЙНА
Каждую ночь сэр Чарльз рассылал констеблей с банками краски, чтобы замазать знаки крестоносцев на всех стенах в пределах досягаемости Скотланд-Ярда. После рассвета рисунки появлялись вновь, намалеванные на любой удобной поверхности вблизи Уайтхолл-плейс и Нортумберленд-авеню. Годалминг наблюдал за тем, как комиссар выкрикивает приказы последней группе декораторов-любителей.
Живые бездельники в толстых пальто и шарфах наблюдали за ними, словно враждебные аборигены, готовые атаковать форт. Одним из мудрых решений сэра Чарльза стала подготовка Скотланд-Ярда к осаде, он лично проверял, наготове ли винтовки, и хорошо ли защищены двери и окна. Как только ситуация сворачивала от полицейских дел к военным, комиссар проявлял чудеса компетентности, которые почти обнадеживали. Хороший солдат, но ужасающий полицейский: такой вердикт можно было вынести сэру Чарльзу Уоррену.
Туман вернулся, став еще более плотным, чем прежде. Даже для вампиров он казался непроницаемым. Видеть в темноте было далеко не тем же самым, что смотреть сквозь сернистую мглу, похожую на густой суп. Годалминг все еще наблюдал за сэром Чарльзом по заданию премьер-министра. Комиссар явно терял хватку. В следующую встречу с Ратвеном Артур намеревался порекомендовать заменить его. Мэтьюз уже много месяцев жаждал снять с сэра Чарльза скальп, а потому министр внутренних дел, впрочем, и сам едва ли прочно державшийся на должности, будет доволен.
Каким-то образом крестоносцы умудрились нарисовать свой знак на главных дверях Скотланд-Ярда. Годалминг подозревал, что Джейго имеет «теплых» сторонников среди полиции. Кого бы ни назначили на место сэра Чарльза, ему сначала придется почистить ряды, прежде чем снова настанет порядок.
Крест святого Георгия был символом бунтовщиков: одновременно распятием, которого, как все знали, боялись вампиры, и штандартом Англии, обузданной принцем-консортом.
— Это невыносимо, — распалялся сэр Чарльз. — Я окружен мерзавцами и недотепами.
Годалминг молчал. За незаконные изображения и лозунги на стенах сейчас давали пять ударов кнутом прилюдно. Если так пойдет и дальше, то вскоре за них будет полагаться посажение на кол или, по крайней мере, отсекновение руки, нанесшей оскорбление.
— Это все олух Мэтьюз и его крохоборство, — продолжил сэр Чарльз. — Нам нужно больше людей на улицах. Нам нужны войска.
Только Артур обращал внимание на комиссара. Его подчиненные занимались полицейскими делами, стараясь игнорировать неистовство и бредни собственного начальника. Доктор Андерсон, помощник комиссара, продлил свою пешую прогулку по Швейцарии, а главный инспектор Суонсон прилагал все усилия, чтобы казаться частью обоев, надеясь отсидеться в окопе, пока стрельба не закончится.
Запущенного вида человек подошел к сэру Чарльзу и начал с ним разговор. Годалминг тут же заинтересовался и неспешным шагом подошел к ним на расстояние, достаточное, чтобы все слышать. Потрепанный пришелец появился с хромающим спутником, который стоял в дюжине ярдов поодаль, вампирским старейшиной, чье лицо осунулось настолько, что готово было упасть с черепа. Холмвуд предположил, что незнакомец служит в Карпатской гвардии, так как англичанином тот определенно не был.
— Маккензи, — закричал сэр Чарльз. — Что вы хотите этим сказать? Где вас носило?
— Я взял след, сэр.
— Вы пренебрегли своим долгом. Вы освобождаетесь от своего чина и подвергнетесь суровому дисциплинарному взысканию.
— Сэр, если вы меня выслушаете…
— И посмотрите на себя, вы позорите полицию! Чертовски позорите!
— Сэр, посмотрите на это…
Маккензи, который, как понял Годалминг, являлся инспектором, подал комиссару листок бумаги.
— Еще одно из этих дурацких писем, — воскликнул сэр Чарльз.
— Так и есть, но оно не закончено, не отправлено. Я знаю, кто является его автором.
Теперь Годалминг понял, что это чрезвычайно важно. Нечестивый свет вспыхнул в зрачках сэра Чарльза.
— Вам известна личность Джека-Потрошителя?
Маккензи улыбнулся, глаза его были безумны.
— Я такого не говорил. Но я знаю, кто сочиняет письма, подписанные этим именем.
— Тогда найдите Лестрейда. Это его дело. Несомненно, он поблагодарит вас за выдачу еще одного безумца, мешающего полиции.
— Это дело первостепенной важности. Оно имеет отношение к случаю в парке той ночью. Оно имеет отношение ко всему. К Джону Джейго, динамитчикам, Потрошителю…
— Маккензи, вы бредите!
Годалмингу казалось, что оба полицейских пребывают на грани сумасшествия. Но в этом листе бумаги крылось что-то. Он подошел ближе и взглянул на него.
— «Искренне Ваш, Джек-Потрошитель», — прочитал Артур вслух. — Это тот же почерк, что и в других посланиях?
— Я бы поставил на это десять гиней, — заявил Маккензи. — А я — шотландец.
Теперь их уже окружала толпа. Рядом сгрудились люди в униформе, а также несколько праздношатающихся. Старейшина тоже присоединился к общему столпотворению. «Новорожденный» констебль встал позади Маккензи по стойке «смирно», готовый к действию.
— Сэр Чарльз, — сказал инспектор, — это вампир. Тут измена, заговор. Динамитный заговор. У меня есть основания верить, что нас все это время водили за нос. Здесь замешаны самые высочайшие интересы.
— Вампир! Ерунда. Потрясите клетки с крестоносцами, и вы получите нашего человека. И это будет «теплый» парень.
Маккензи вскинул руки от разочарования, как будто готовый ударить себя по голове из-за упрямства комиссара.
— Сэр, название «Диоген» вам о чем-нибудь говорит?
Лицо сэра Чарльза стало серым.
— Не будьте смешным.
Годалминг почувствовал любопытство. В клубе «Диоген» состоял Чарльз Борегар, и он постоянно возникал в этом деле. Возможно, шотландец наткнулся на подлинный след и загнал свою жертву в нору.
