— А кожа? — робко спросил лейтенант. — Разве вы не возьмете ее, капитан?
— Я?.. Нет, оставь ее себе; делай из нее что хочешь.
— Ладно! Я сделаю себе фуфайку, — весело потирая руки, сказал лейтенант.
— Хоть сапоги сшей, если тебе так хочется, но — тысяча чертей! — оставь меня в покое и не трещи мне то и дело в уши про эту глупую историю.
— Гм! Что это с ним? — пробормотал про себя лейтенант. — Вот и старайся для других, чтобы встретить подобную награду!
Он пожал плечами.
Флибустьеры были опечалены; они гребли молча и задумавшись. За все время переезда они не перекинулись ни одним словом.
Только несколько сажен13 отделяло их от пристани, когда они увидели человека, который бежал к морю с саблей в руке, преследуемый толпой флибустьеров.
Два раза этот человек останавливался на бегу, чтобы повернуться лицом к преследователям, и каждый раз, выхватив из-за пояса пистолет, он стрелял и укладывал на месте одного из своих противников.
Взбешенные авантюристы удваивали усилия, чтобы догнать его, но беглец, достигнув берега, переломил на колене саблю, швырнул обломки в море, осенил себя крестным знамением и бросился в воду головой вперед; волна тотчас подхватила его и увлекла на глубину.
Лоран вскрикнул от ужаса: он узнал дона Рамона.
Сбросив с себя оружие и верхнее платье, он нырнул на дно в том самом месте, где скрылся несчастный губернатор.
Долго длились поиски; несколько раз Лорану приходилось возвращаться на поверхность воды, чтобы перевести дух. Тихий Ветерок следил за ним со скорбным любопытством.
— Ага! — наконец вскричал он и глубоко перевел дух с чувством облегчения.
Лоран только что появился на поверхности воды, держа в своих сильных руках безжизненное тело губернатора.
Дон Рамон был без чувств. Вмиг он очутился на дне лодки, которая поспешила причалить к пристани.
— Ну, ребята! — обратился Лоран к авантюристам, которые с любопытством собрались на берегу, наблюдая за этим удивительным спасением. — Составьте носилки из ваших ружей, положите на них этого человека и следуйте за мной.
Авантюристы не посмели противиться своему грозному предводителю, они повиновались.
Таким образом дона Рамона перенесли в его собственный дом.
Целых десять дней Панама подвергалась грабежу; в руках флибустьеров оказались неисчислимые богатства. Все жители, не успевшие спастись бегством и попавшие в руки свирепых победителей, после самых ужасных пыток были безжалостно умерщвлены без различия пола и возраста.
Потом по приказанию Монбара город подожгли с нескольких концов; пожар распространялся быстро, так как дома были построены преимущественно из кедрового дерева, да и флибустьеры всячески способствовали распространению огня.
Катастрофа, постигшая несчастный город, была так велика, что даже развалины его были брошены испанцами, которые по удалении авантюристов вновь отстроились немного дальше по берегу Рио-Гранде, где Панама стоит и поныне.
ГЛАВА XX. Заключение
Прошло три месяца после взятия Панамы. Уничтожив несколько мелких отрядов испанцев, рассеянных по окрестностям, авантюристы наконец ушли от дымящихся развалин разрушенного ими города, уводя с собой большое количество богатых торговцев и принадлежавших к первым семействам колонии зажиточных горожан, за которых требовали значительный выкуп.
Богатства, которые захватили Береговые братья, были навьючены на мулов и перевезены в Крус, откуда их водой переправили в Чагрес; туда же был доставлен родственниками пленных требуемый за них выкуп, и большей части этих несчастных возвратили свободу.
В Чагресе разделили добычу, потом, разрушив форты, флибустьеры сели на корабли и направились к Санто-Доминго, куда прибыли после перехода, не ознаменовавшегося ничем особенным.
Их прибытие в Пор-де-Пе было настоящим торжеством. При виде богатств, которыми завладели их товарищи, авантюристы, не участвовавшие в экспедиции, жаловались на свою долю, на то, что были лишены такого дивного случая разбогатеть.
В одно прекрасное утро начала августа два всадника, богато одетые, на отличных лошадях, сопровождаемые на почтительном расстоянии хорошо вооруженными слугами, выехали из довольно частого леса и, проехав некоторое расстояние по широкой тропе, вившейся по равнине, остановились у дверей загородного дома, наполовину скрытого густой зеленью.
В ту минуту, когда всадники сходили с лошадей, у входа появился человек, который при виде гостей испустил радостное восклицание.
— Мсье д'Ожерон! Монбар! — вскричал он. — Сердечно рад, ей-Богу! Вот приятная неожиданность! А я уже было собирался в Пор-де-Пе, чтобы навестить вас.
— Надеюсь, наш сегодняшний приезд ничем вас не обременил? — осведомился д'Ожерон.
— Разумеется, нет, — весело откликнулся Прекрасный Лоран, дружески обнимая посетителей, — но прошу вас, входите, что же мы стоим у дверей!
Гости вошли в дом вслед за капитаном.
— Ну, что у вас нового? — спросил д'Ожерон, когда все уселись и была подана закуска.
— Все ли благополучно? — в свою очередь осведомился с участием Монбар.
При этих простых вопросах, произнесенных самым дружеским тоном, лицо молодого человека, однако, омрачилось.
— Благодаря познаниям и усердию отца Санчеса, — ответил он, — донья Лусия и донья Линда совсем поправились, даже дон Рамон, который с самого приезда сюда, по-видимому, страдает неизлечимой меланхолией; — и тот, кажется, меньше грустите последние дни… Как видите, — прибавил он, отворачиваясь, — все идет хорошо, я совершенно счастлив — или, вернее, настолько, насколько это допускает наша презренная человеческая натура, — заключил он, подавив вздох.
Д'Ожерон и Монбар прикинулись, будто не замечают его грусти.
— Я специально приехал, брат-матрос, чтобы первым сообщить тебе весть, которая может тебя порадовать, — сказал Монбар.
— Увидев тебя, я так и подумал, что ты хочешь сообщить мне что-то приятное, мой добрый друг. Говори же скорее!
— Вчера, в час прилива, в Пор-де-Пе вошло несколько судов; в их числе находились корвет «Жемчужина» и каравелла «Святая Троица». Мигель Баск и Тихий Ветерок совершили благополучное плавание. Они без препятствий прошли Магелланов пролив и по пути сюда захватили еще несколько испанских барок, отчего находятся в блистательном расположении духа.
— Это действительно радостная весть для меня, дружище. Итак, скоро я увижусь с моими добрыми товарищами. Бедные друзья, они оба — и Тихий Ветерок, и Мигель Баск — чуть не плакали, расставаясь со мной в Панаме. Замечательно и то, что я наконец смогу вернуть донье Лусии состояние, отнятое у нее презренным Ордоньесом и свезенное на каравеллу «Святая Троица».
